Politics Among Nations. The Struggle for Peace and Power - Hans Morgenthau

Он не может разрешить этот конфликт. Он может лишь принять чью-либо сторону. Под видом беспристрастного решения реального вопроса суд почти обязательно решит кажущийся вопрос в пользу статус-кво. В этой неспособности суда выйти за пределы ограничений, обусловленных его происхождением и функциями, кроется истинная причина его неспособности принять решение между относительными достоинствами статус-кво и нового распределения власти.

Давайте снова рассмотрим пример спора между Соединенными Штатами и Советским Союзом относительно курса обмена долларов на рубли для дипломатических представителей обеих стран. Этот спор, как мы уже видели, может не иметь никакого отношения к тендеции, которая существует между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Однако может быть и так, что эти две страны, вовлеченные в борьбу за общее распределение власти, ухватятся за этот спор и сделают его конкретным вопросом, на котором будут проверять свои отношения. Как только это происходит, спор занимает место напряженности в отношениях между двумя странами. Весь накал чувств и бескомпромиссная суровость соперничества за власть, с которой нации рассматривают напряженность в мире и действуют в соответствии с ней в войне, высвобождается в споре.

То, что в мирное время государства не могут сделать в отношении напряженности, они делают сейчас в отношении спора. Спор становится испытанием, в котором претензия и встречная претензия представляют и символизируют соответствующие властные позиции наций. Об уступках не может быть и речи. Для истца уступить, скажем, одну десятую часть предмета спора было бы равносильно выявлению пропорциональной слабости в его общей позиции силы. Для другой стороны проиграть полностью - немыслимо. Потеря предмета спора была бы символическим эквивалентом поражения в решающем сражении или в войне. Это будет означать поражение во всеобщей борьбе за власть, в той мере, в какой эта борьба выливается на уровень споров. Таким образом, каждая нация будет бороться по вопросу процедуры или престижа с бескомпромиссным упорством, как будто на карту поставлено само национальное существование. И в симтолическом смысле оно действительно поставлено на карту.

То же самое относится и к урегулированию авторитетным судебным решением. То, что было сказано по поводу споров с предметом напряжения, относится и к этой категории споров.

Примечательно, что государства, которые заключили арбитражные договоры без каких-либо оговорок, тем самым передав все споры любого рода в судебный процесс, являются теми, между которыми конфликты по поводу общего распределения власти и, следовательно, политические споры практически невозможны.

Создав Таможенный союз, Гемония и Австрия бросили вызов статус-кво 1919 года. Постоянная палата международного правосудия была интеллектуально подготовлена к рассмотрению любого дела, возникающего в рамках существующего статус-кво. Правовые нормы этого статуса обеспечили его интеллектуальным инструментарием для выполнения этой задачи. Будучи органом статус-кво и выполняя функции, которые должны были принимать легитимность этого статус-кво как должное, Суд оказался перед задачей, которую не способен выполнить ни один суд: вынести решение о легитимности самого статус-кво, определив законность проектируемого австро-германского таможенного союза.

Судья Анзилотти в своем блестящем и глубоком согласном мнении указал пальцем на политическую проблему, которая стояла перед Судом и которую он не мог решить имеющимися в его распоряжении судебными средствами. "Все указывает на то, что ответ зависит от соображений, которые в большинстве своем, если не полностью, носят политический и экономический характер. Поэтому можно спросить, действительно ли Совет хотел получить мнение Суда по этому аспекту вопроса и должен ли Суд его рассматривать. . . . Я допускаю, что Суд может отказаться дать заключение, которое заставило бы его отступить от основных правил, регулирующих его деятельность как трибунала. . . ." Суд не отказался дать заключение и, пытаясь разрешить конфликт между статус-кво и желанием перемен, отошел "от основных правил, регулирующих его деятельность в качестве суда".

Наконец, возможно, наиболее впечатляющим эмпирическим доказательством для анализа, предложенного выше, являются отношения между Соединенными Штатами и Советским Союзом, как они развивались после окончания Второй мировой войны. Уже много говорилось о том, что чрезвычайно трудно определить фундаментальный вопрос, разделяющий Соединенные Штаты и Советский Союз. Это не Германия, не Австрия, не Триест, не Греция, не Турция, не Иран, не Корея, не Китай.

Упомянутые проблемы, по отдельности или вместе взятые, не могут объяснить глубину и горечь конфликтов, которые охватывают Соединенные Штаты и Советский Союз, где бы они ни встречались, и тупиков, которые сопровождают все их попытки урегулировать эти конфликты путем мирного урегулирования.

Эти особенности отдельных конфликтов можно объяснить существованием некоего стержня, охватывающего весь земной шар. Это напряжение обеспечивает жизненную силу, которая пульсирует во всех малых и больших эмитентах, стоящих между Соединенными Штатами и легким Советским Союзом и представляющих для них тот же цвет, тот же темп и те же особенности.

Мирное изменение

Возникают социальные силы, враждебные этому статус-кво, и пытаются свергнуть его, изменив правовую систему. Но не суды решают этот вопрос. Суды не могут не выступать в качестве проводников статус-кво.

Ни одно социальное или политическое учреждение не может избежать всепроникающего влияния этого морального климата. В этой неосязаемой трансформации моральных оценок мы находим самую мощную силу, способствующую изменению статус-кво.

Общественное мнение не только имело возможность выразить свое желание перемен, но и соревноваться с защитниками статус-кво в создании правовых норм, которые либо поддерживали, либо изменяли статус-кво. Эта конкуренция принимала форму либо выборов в законодательные органы, либо кампаний за определенные законодательные акты в этих органах. Таким образом, общественные силы, требующие перемен, были направлены в парламентские институты. Там они встречались со своими оппонентами в мирной борьбе, которая определяла победителя в соответствии с объективными стандартами большинства голосов, принятыми всеми заранее. Таким образом, в этих двух ярких случаях статус-кво был изменен без нарушения непрерывности правовых процессов и без угрозы для мира и порядка в обществе.

Наконец, авторитет и власть государства готовы обеспечить соблюдение любого правового порядка, возникшего в результате борьбы социальных групп и политических фракций, при условии, что этот правовой порядок соответствует минимальным требованиям морального консенсуса, на котором основана вся структура общественных институтов. Такая готовность государства и его неоспоримое превосходство над любой возможной оппозицией не только отбивает у меньшинств желание выступать против данного статус-кво насильственными методами, но и накладывает два важных ограничения на общественное мнение. Они удерживают важные слои общественного мнения от выдвижения настолько экстремальных требований, что они становятся неприемлемыми для других важных слоев и, следовательно, могут быть реализованы государством только под угрозой вооруженного сопротивления. Они являются мощным стимулом для компромисса в законодательных органах, которые осознают силу государства и ее ограничения.

Таков нормальный процесс социальных изменений в свободном обществе. Очевидно, что этот процесс не осуществляется каким-либо