Русский Моцартеум - Геннадий Александрович Смолин

конце июля – пришло известие о его кончине. Джонни было около семидесяти лет. Через два года прах Джонни перезахоронили на Арлингтонском кладбище героев-воинов в Вашингтоне. При погребении ему были оказаны такие почести, которые отдаются только для генералов или военнослужащих, имеющих особые заслуги перед страной. В торжественной траурной церемонии участвовали несколько генералов. Играл военный оркестр, несколько подразделений сопровождали траурный кортеж и произвели прощальный салют. Как и положено, звезднополосатый флаг покрывал гроб. Потом он был сложен в соответствии с церемониалом и передан Ингеборге. Один из генералов устроил для семьи и многочисленных гостей, приехавших из Германии, специальный осмотр Белого дома.

Могила Джонни находится не далее ста пятидесяти метров от места захоронения Джона Ф. Кеннеди. С учетом сложностей судьбы Джонни, о которых нам рассказывал он сам и которые привели к его уходу из армии в чине подполковника, подобные почести на похоронах более чем необычны. Скорее всего, у Джонни были такие значительные заслуги перед США, которые остались тайной для меня и Алекса. Бесспорно и то, что имя Джонни входило в список золотого фонда разведки. И пусть будет ему американская земля пухом.

XXXII. Die letzte Nacht mit sie[87]

Моя история любви,

о, my love story,

с горчинкой выдержанных вин,

любовь как море…

Ольга Харламова, «Женский календарь»

Прошли годы – как день, как час, как миг…

«Мы прожили с Соней Шерманн в Германии– страшно подумать! – семь лет…» – размышлял я на кухне, уставившись в одну точку.

Тут я на миг запнулся, боясь показаться себе уж слишком благородным и сентиментальным, но потом признал, что прожили мы все эти годы душа в душу.

Но как я ни бился последние два месяца, чтобы оживить чувства и эмоции моей пассии Сони Шерманн, как ни стремился реанимировать былые наши отношения, но у меня так ничего и не получилось. Моя роскошная Соня не реагировала никак на мои потуги – все было напрасно!

Иногда казалось, что еще чуть-чуть, – и ее душа проснется и впустит в себя хоть крохотную порцию моего тепла, моего света и приведет в движение слегка тронутое арктическим холодом её немецкое сердце. Но мешали этому то ли ее упрямая немецкость, то ли далеко зашедшая игра «прошла любовь – по ней звонят колокола»…

Не хочет она меня в свою душу впускать, а мне, как настоящему мужчине, собственнику, хочется получить права на пользование всем тем, что было в ней и что окружало ее. Видно, не современный я, а домостроевец – и все тут. Даже самому противно. Другой, быть может, согласился сразу, расслабился и спекся бы: дескать, жена – топ-менеджер известного фонда в дочернем предприятии «Дойче Банка» в Германии! Ну что еще надо?! Но какое-то предчувствие мешало мне согласиться, и самое неприятное – знаю, в чем корень зла. Я для нее такая же находка, как хорошая и качественная вещь, выбранная в магазине ужасного секонд-хэнда, – и не более того.

Да, ей хорошо со мной заниматься сексом, обедать или ужинать, смотреть телевизор или беседовать вечером, а вернее, говорить самой, рассказывать что-либо, непременно, чтобы я ее слушал, – а я хороший слушатель, правда, она и сама рассказчик отменный, она обожает усесться в свое любимое вольтеровское кожаное и такое красивое кресло напротив меня и рассказывать, что Бог надушу положит.

Эти вечера я обожал больше всего. А еще я боготворил минуты особого вдохновения моей пассии, когда мог смотреть на нее и любоваться ею. Это было красочное зрелище!

Высокая, стильно одетая, с чистым открытым немецким лицом, с длинными тонкими пальцами – симпатичная, если не сказать красивая. Особый шарм был в милой небрежности, с которой она держала терпкую кубинскую сигару. У нее роскошная поза – нога за ногу, так что будь я художником, то давно написал бы картину в стиле элегантного Тропинина.

В симбиозе запахов, витающих по квартире, присутствуют все составляющие особого шика: сигарный дым, едва осязаемый аромат коньяка, изысканный парфюм. И картина приобретает законченную сказочную реальность!..

Рассказы о себе, о друзьях, о бесчисленных приключениях, о ее жизни, такой драматической и нелегкой. Или о том, как ей было здесь тяжело и плохо, как было трудно начинать банковский бизнес ей, женщине, в Германии; о родителях (правда, только хорошее), о литературе, музыке, религии, киноиндустрии – обо всем.

И вдруг меня пронзает, точно молния, мысль!.. Я нужен ей только для декорации. Ведь, как она сама говорит, и сигара, и коньяк, и виски, и самый обычный чай – вообще все кажется намного вкуснее в обществе красивого мужчины! А я все-таки, не скрою, да, красив! И красотой выделяюсь не абы какой, а утончённой, дорогой и джентльменской, а эти составляющие формируют мужской шарм на качественно иной, высшей ступени, делая его по-княжески породистым, а значит, и более ценным. Мои достоинства налицо. Я высок, брюнет с голубыми глазами и аристократически прямым носом; с «обалденными» ногами, как мне не раз заявляли мои пассии. В общем, фигурой и статью дотягиваюсь до голливудского образца, Джеймса Бонда.

А Соня Шерманн? Возможно, она решила, что я просто некий джентльмен классического ряда, и как она узнала (но много позже) – абориген из «варварской» России. И вот подобный презент оказывается в Сониной постели. Проходит месяц, год, семь лет, и я начинаю гармонично вписываться в окружающий антураж Сониных апартаментов… Моя германская царица, скалькулировав ситуацию, приходит к выводу, что как топ-менеджер она так прочно стоит, что может позволить себе такую игрушку, как муж из-за кордона, выписанный на более длительный срок. Есть с кем разговаривать вечерами, выпивать, спать, гулять, путешествовать, показывать друзьям и партнерам – живая игрушка, одним словом…

На часах – без десяти два, а я не могу ничего решить и стараюсь думать о вещах более прозаичных, о работе в Германии, случай хрестоматийный. Мои ощущения интересуют разве только меня, но не моего бывшего шефа Сансаныча или моих коллег «по оружию», по конторе…

Нет, объективно ФРГ – страна очень хорошая, красивая, люди почти все живут в достатке, хорошо зарабатывают, у всех достойное жилье и машины. Немцы любят отдыхать где-нибудь подальше от родины – в Италии, Малайзии, Турции, на Филиппинах… Но настолько это не мое, настолько чужое, настолько они, немцы эти, холодно-приветливы, что от этой «приклеенной» радушности порой становится жутко и противно. Их демонстративная отстраненность вместе с холодной и даже ледяной вежливостью приводит к тому,