Тридцать три урода. Сборник - Лидия Зиновьева-Аннибал

Молчание. Аглая выходит из каюты Алексея. Обходит и исчезает за ее углом, у борта. Вскоре возвращается. Два матроса следуют за ней. Входят в каюту Алексея и выносят его, лежащего навзничь на длинном морском кресле. Алексей одет в дорожный теплый плащ, и ноги прикрыты до половины тела пледом. Кресло ставят посреди палубы. Матросы уходят.

Аглая (склонясь над изголовьем, шепчет тихо, как шорох). Спи, спи, мой милый, мой брат, мой муж, учитель! Спи, спи, любимый! Скоро мы вместе уснем.

Алексей (стонет). Едем, еще едем. Куда?

Аглая. Мы едем все. Мы любим все. Мы слепы все. Земля и море, заклеванная птичка и стонущий лев, ждут нашей новой любви в прозрении. Мы не можем быть двое, не должны смыкать кольца, мертвым зеркалом отражать мир. Мы — мир. Спи, усталый, спи, любимый. Не нам доплыть. Поняв себя, мы отдохнем.

Аглая. Тебя люблю. Сильнее нельзя. В тебе очаг моего огня. Тебя потеряв, я стала болью. И еще раз любовью. И мир — очаг моему огню. Еще раз любовью! Миром, миром любви! Алексей (тихо). Мир, мир любви.

Аглая (как бы просыпаясь). О, Алексей, бесконечна в человеке жажда любить. Но вот он весь изошел, истаял весь любовью — и истаяла капля в небеса, только капля. Он же жаждал стать океаном — океаном и морями рдеющих облаков. Алексей. Океаном и морями рдеющих облаков. (Вдруг, как бы приходя в себя.) Аглая, моя Аглая!

Аглая (блаженно). Брат моего порыва, я здесь. Я возле.

Алексей приподымается, глядит на нее, наклоненную над ним. Находит ее руку, притягивает к себе. Она обнимает его стан рукою и приподымает его. Он опускает ноги. Они садятся рядом, и покрывалом он окутывает свои и ее ноги, так что они оба тесно прижаты друг к другу. Долго глядит на нее. Вдруг, как бы ослепленный, отворачивает от нее голову и прикрывает глаза.

Алексей. Я видел довольно. Это была ты. Ты на этом чужом корабле. Ведь я не верил. (Детски.) Ведь когда ты подошла, я боялся открыть глаза… долго. Кто-то говорил твоим голосом. Но я боялся открыть глаза. (Как слепой, проводит руками по ее лицу, волосам, пленам и груди.) Так еще лучше. (Очень слабо, блаженный.) Так узнаю тебя ближе. Ты, ты! Исхудала, глаза большие стали, слаба, как я. Умираешь ты, как я, — ты, любимое жалостно, свято, милое тело! Теперь еще решусь взглянуть. (Поворачивает лицо к ней. Говорит нежно.) Ты светишься сквозь. Странно твое нежное лицо… Белая роза — твое лицо… Похоже на мое — спаленное, некрасивое. Ты же прекрасна стала. И глаза — мои глаза. (Плачет тихо между словами.) Аглая, моя Аглая!

Аглая. Тише, тише. Спи, любимый.

Она клонит его голову на свое плечо. Вдруг сама прижимает руку к своей груди, борется с удушьем, бледная, с остановившимся взглядом.

Алексей (пугливо вскидывая голову). Аглая! Аглая! Ты умираешь.

Она задыхается.

Алексей (весь в ужасе, страстным шепотом ей в ухо). Ты не будешь одна во время смерти. Ты не умрешь одна. (Срывает свое кольцо и надевает на ее руку.)

Аглая (приходя в себя, в дикой радости). Совершилось, совершилось! Я ждала этих слов, я всю жизнь ждала этих слов. (Целует кольцо.) И вот — твое кольцо. Вот брак двоих, жертва на алтаре пылающем вселенской Любви! Беру, беру. Океану Любви — наши кольца любви!

Алексей. Аглая, мне страшно. Гул чужого корабля. Все дрожит. Куда? Сейчас кто-то придет. Кто здесь? Мы трое. Нас трое. Где ты? Кто говорил? Я говорил. Тесно. (Кричит.) Тесно. Не буди. Трое — несносная боль.

Аглая (сползает к его ногам. Глядя вверх на него, совсем кротко). Нет, нет, это ничего. Знаешь? Это совсем ничего — трое. Да, нас дважды трое. Ваня сказал. (Очень тихо, кротко.) Ты слушай. (Быстро шепнет вверх.) Там — сказала такая темная женщина — все серые мешки на корабле. Они пустые. Ты умрешь. Тебя в таком сером мешке спустят в море. Тихо, тихо скользнешь по доске в море. Тогда я буду стоять возле и молиться тебе. «Алексей, Алексей, Алексей, ты не один в смерти, возьми меня в смерть! В последний блаженный миг!» Тогда моя грудь откроется. (Громко.) Вся моя грудь откроется, и я потеряю себя, и весь мир войдет в меня пылающей любовью, и это будет моя смерть, блаженный миг — потому что кто снесет мир, пылающий любовью?

Алексей (низко склонившись над Аглаей, тихо плачет). Аглая, где наши дети? Где наша земля, солнцем угретая, и травка пахучая, и цветочки — тихие звездочки, и ножки нашей девочки — по тихим цветочкам? Где наши милые дети? (Слабо.) Не покидай детей… как… я… покинул…

Сгибается, как надломленный, тело тихо вздрагивает.

Аглая (громко, ясно). Я не покину детей. В моей раскрытой груди — дети, и мир, и Бог, зажегший мою любовь.

Тихо приподымается, бережно укладывает его, неподвижного.

Алексей (глядя вверх остановившимися глазами. Медленно.) Небо высоко… Звезды тухнут… загораются… тухнут!

Аглая. Звезды в море тухнут и загораются.

Алексей закрывает глаза, сложив руки на груди.

Аглая (пальцами тихо нажимает ему веки на глаза). Спи, спи, мой милый, спи любимый! Скоро мы вместе уснем.

Прислушивается долго к его дыханию. Тихо встает, прижимает обе руки жалобно к груди и тихо удаляется к борту. Из-за рубки выходит Анна, видит Аглаю и останавливается.

Аглая (подходя к ней). Анна, прости.

Анна прикрывает одной рукой лицо.

Аглая (склоняясь на колени, целует другую ее руку, повисшую безжизненно). Прости, прости.

Анна (вздрогнув вся, открывает лицо. Мертвенно). Аглая, я взяла у тебя твою любовь. Убей меня.

Аглая (еще не вставая). Ты раз сказала: счастье никому не принадлежит. Любовь, Анна, тоже никому не принадлежит.

Анна (застыло). Аглая, я боролась.

Аглая (обнимает ее стан обеими руками, все стоя на коленях). Через боль я узнала всю любовь. Но всю любовь трудно снести, и… я увидела тебя: снова все стало тесно.

Анна. Аглая, я не нашла счастья.

Аглая. Моя боль — мое счастье. Через нее я ушла дальше измены и дальше смерти. Я объяснить не могу…