Пост-оптимальный социум. На пути к интеллектуальной революции - Аркадий Юрьевич Недель

же были сформулированы так называемые «10 принципов Назарбаева», которые по сути предлагали построение социального государства по ряду аспектов напоминающее Китай Ден Сяопина: построение рыночной экономики, где государство играет роль регулятора рынка, а государственная инвестиционная политика будет либеральной, что в конечном итоге должно было привести Казахстан к диверсификации экономики.

Если Луи Бонапарт построил во Франции железные дороги, которые в разы подняли экономическую эффективность (и надежность) страны, то Назарбаев сделал упор на системе трубопроводов, необходимых для экспорта нефти и газа, в чем, понятно, были заинтересованы как сами казахстанские власти, так и их соседи, в этих ресурсах нуждающиеся. После железных дорог, которые в Казахстане, как и во Франции эпохи Второй империи, являются основным транспортом (на них приходится 63 % грузооборота страны), трубы по значимости – транспорт номер два (26 %).

Насытившись довольно долгой критикой казахстанского руководства со стороны Запада и упреков в коррупции, в декабре 2005 года Назарбаев открывает 1000-километровый трубопровод «Атасу-Ала-шанькоу», построенный для перекачки сырой нефти в Китай, который довольно остро нуждался в энергоресурсах Казахстана и Средней Азии в целом. В сообщении Ху Цзиньтао, который симпатизировал казахскому лидеру (судя по книге Токаева), Назарбаев назвал этот трубопровод свидетельством прочного двустороннего «стратегического партнерства» между Китаем и Казахстаном. В то же самое время Елбасы обращается к Путину с просьбой рассмотреть работу с Казахстаном в энергетической сфере в качестве одного из приоритетов, при этом он не скрывал и определенных сложностей в отношениях между двумя странами.

В первой «пятилетке» 2000-тысячных государственные инвестиции в экономику нейтрализовали если не все, то многие, в том числе политические, несовершенства страны. Только в сельское хозяйство, 80 % которого занимает производство зерна, в 2003–2005 гг. было вложено более 150 млрд тенге, а вместе с 15 мрлд тенге ежегодно на сельское образование и медицину, эти инвестиции должны были вывести агрономический сектор на современный уровень. И к 2015 году, следуя «10 принципам», правительство ставило задачу увеличить объем ВВП в 3,5 раза. В рамках все той же программы Назарбаев придумал рационализировать научный ресурс, доставшийся ему от советского прошлого – создать в стране сеть технопарков, научных центров, каждый со своей спецификой: в городке Алатау под Алматы – центр информационных технологий, в Степногорске – центр биотехнологий, в Курчатове – центр ядерных технологий.

Просвещенные технократы

Пока цены на нефть держались высокими, а инвестиции в экономику оставались таковыми, что они увеличивали рост доходов основной части населения, пока в Казахстане формировался свой средний класс, политические распри внутри элит, а тем более внутри правящего жуза мало беспокоили людей, далеких от политики. Как и во Франции Наполеона III, чья власть во многом покоилась на экономических достижениях и умелой социальной политике, начав трещать по швам при снижении темпов внешней торговли, снижении уровня жизни, массовых увольнений и роста инфляции (при подобных параметрах удержать свой status quo может только поистине людоедская власть, как в Северной Корее или Туркменистане), в Казахстане позднего Назарбаева экономический рост у подавляющей части населения ушел в ноль, что быстро отразилось на политическом климате.

За тридцать лет правления этого человека он стал даже не символическим, а мифологическим фокусом власти. Он воспитал за эти годы своеобразную культуру просвещенной технократии, с условно вечным отцом-правителем и ограниченным количеством высших технократов, из его жуза или же людей не связанных с ним родственными узами, но при этом целиком ему лояльных.

Слабая сторона такой системы заключается в том, что при любых сбоях в экономике, что, разумеется, рано или поздно обязательно случается и часто не зависит от воли правителя, вся ответственность ложится только на него. В одночасье из гаранта всеобщего добра и благоденствия он превращается в большое зло, из «локомотива» нации в ее «тормоз», «отец» превращается в деда, которого гонят прочь. Шал кет! – это выражение не только политической усталости от конкретного правителя или порой наступающего недовольства отцом, но и разочарование в мифе. Мифе, который вошел в противоречие с технократическим Просвещением.

Парадоксально или нет, за годы своего правления Назарбаев сконструировал общество, которое в какой-то момент начало опережать в своем развитии само государство. Опять же, подобно правителю Второй империи, Назарбаев мог бы определить суть своего правления как «примирение прав народа и авторитета монарха для удержание демократии в разумных рамках [и то, что] я должен стать монархом, чтобы принести стране цивилизацию»[119].

Однако даже с определенным опережением казахстанское общество, в силу известных традиций и жузовой структуры, видимо, не готово сегодня к республиканскому (или либеральному) повороту, подготовка к которому в той же Франции длилась как минимум целое десятилетие – в первую очередь усилиями таких авторов, как Адольф Тьер, Эмиль Оливье, Леон Гамбетта и Эдуард Пеллетана – и произошедшего в результате Сентябрьской революции 1870 года, которая свергла Вторую империю и установила Третью республику.

Рыночная экономика Казахстана, отличающаяся от китайской модели своим практически тотальным ресурсным характером, схожа с китайской тем, что государство, класс высших технократов, контролирует рынок. Иными словами, рыночная свобода altiore ограничена интересами небольших групп людей, чья задача обеспечить стабильность действующей власти. Экономика – это птица, любили повторять китайские экономисты-реформаторы времен Дэн Сяопина, а государство – клетка, пусть и просторная, но все же необходимая; выпусти птицу из клетки, и она тут же потеряется в безбрежных краях неба.

Как бы то ни было, в среде сегодняшних казахстанских элит нет людей, которые могли бы возглавить долгосрочную либеральную оппозицию, деятельность которой могла бы привести к перестройке государства по модели западных стран XIX века. Сомнительный оппозиционер, как Мухтар Аблязов, ставший в 2005-ом председателем совета директоров АО «Банк ТуранАлем», не может создать интеллектуальную альтернативу власти, будучи до определенного момента сам ее частью и вошедший с ней в противоречие отнюдь не по идеологическим причинам.

Справедливый вопрос: насколько такая перестройка нужна самому казахстанскому обществу, в смысле res publica? Если во Франции Оливье мог заявить, что свобода – «основа современного цивилизационного, христианского, гуманистического общества»[120], то Назарбаев, словно цитируя своего уже далекого по времени французского коллегу, предложил прагматическую идею «управляемой демократии», иными словами, свободы под контролем нового (технократического) Просветителя, необходимого в эпоху «транзита». Как и Луи Бонапарт, Елбасы мог бы с определенной долей справедливости сказать: моя миссия не принести свободу, а подготовить ее (получилось ли у него это – другой вопрос).

В отличие от французских теоретиков, Назарбаев, евразиец per se, понимает цивилизацию не как конструкцию, собранную из христианских ценностей и сомнительных идеалов Просвещения эпохи культурных аферистов, вроде Вольтера, а скорее как сеть, покрывающую