Ромеи и франки в Антиохии, Сирии и Киликии XI–XIII вв. - Брюн Сергей Павлович

Нельзя не отметить, что в изрядном количестве современных работ явно прослеживается видение кампаний василевсов Алексея I и Иоанна II против антиохийских франков и киликийских князей Рубенидов как законной, в известном смысле слова — оправданной, «справедливой» борьбы Ромейской империи против утвердившихся на ее окраинах латинян и армян. Однако еще Ф.И. Успенский справедливо отмечал, что стремление ромейских императоров вытеснить франков Антиохии привело лишь к ослаблению всех христиан Востока: «…так как усиление христианского элемента в Азии обусловливало собою в то же время усиление тех княжеств, которые были основаны крестоносцами, и так как это последнее обстоятельство было противно видам и интересам Византийской империи (…) византийские цари с этих пор всегда стояли на страже своих собственных интересов и препятствовали делу усиления христианского элемента в Малой Азии; этим обстоятельством объясняется все негодование, все обвинения, которые направлены против Византии со стороны западноевропейцев»[1471]. В качестве подтверждения слов Ф.И. Успенского можно привести два примера из истории Леванта 30–50-х гг. XII в. В 1138 г., после завоевания Иоанном II Киликии и уничтожения княжества Рубенидов, мусульмане смогли нанести сокрушительный удар по одному из трех великих христианских городов этого региона: Адана была дотла разорена румским султаном Масудом I, а христианское население города было угнано в пределы тюркских владений. Как об этом писал Михаил Сириец, «Тогда же (т. е. в 1138 г., во время пребывания армии императора Иоанна II Комнина в Сирии. — С. Б.) султан Масуд вышел из Икония и вторгся в Киликию. Он с боем взял Адану, пленил всех ее жителей, во главе с епископом, и увел их в Мелитену»[1472]. Разорение Аданы служит явственным свидетельством того, что триумфальный поход императора Иоанна II и возвращение Киликии в лоно Ромейской державы отнюдь не способствовали укреплению этого христианского региона.

Еще более показательным стал опыт имперского присоединения территорий графства Эдесского; стремительно последовавшее сельджукское завоевание едва занятых ромеями Турбесселя, Самосаты, Айнтаба и прочих христианских городов Евфрата наглядно продемонстрировало тщетность византийских попыток удержать дальние сирийские рубежи без поддержки франков и армян. Вероятно, именно этот опыт и склонил императора Мануила к той крайне толерантной линии взаимоотношений с латинскими государями Заморской земли, которой он придерживался вплоть до своей смерти. «Латинофильство» Мануила часто вменяется ему в вину; однако, в данном случае, нельзя не отметить, что применительно к проблеме христианского присутствия на Ближнем Востоке, исключительно щедрое отношение василевса к сирийским франкам было в полной мере оправданным, чего нельзя сказать о предшествующем полувеке ромейских войн и отстаивания сугубо имперских, византийских интересов в Леванте. Восточный поход Мануила I Комнина — последний поход ромейских василевсов в Левант, стал не столько «триумфом» имперской мощи, сколько зарей совершенно новой эпохи, положившей начало необычайно гармоничному союзу между комниновской Византией и франками Заморской земли.

Торжественный вход и пребывание императора Мануила I Комнина в Антиохии

Символическое начало этой новой эпохи в истории христианского Востока ознаменовал пасхальный въезд императора Мануила в Антиохию 12 апреля 1159 г. Как об этом вспоминал Гильом Тирский: «Когда же настали дни Пасхи Господней, император направил армию к Антиохии и расположил свои легионы перед городом, у врат которого стоял Патриарх, со всем народом и клиром, со святыми Евангелиями, вынесенными из городских церквей, и со всеми регалиями. Там же был и король (Бодуэн III Иерусалимский. — С. Б.) и князь того города (Рено де Шатильон. — С. Б.), граф Аскалона (Амори, будущий король Иерусалима. — С. Б.) со всем нобилитетом королевства и княжества Антиохийского; все они вышли для встречи императора, который вступил в город, овеянный величайшей славой, с императорской диадемой, увенчанной лавровыми ветвями, с царскими регалиями, под звуки труб и биение тимпанов. С гимнами и песнопениями он был препровожден в кафедральный собор, в базилику князя апостолов, а затем во дворец, куда его сопровождали как знать, так и народ»[1473]. Сходное описание оставил, на страницах своей хроники, и Смбат Спарапет, по словам которого жители Антиохии «украсили врата города и все его стены, и подняли царское знамя над вершиной цитадели. Затем они расставили воинов и военачальников у городских врат, и на улицах, и наполнили центр города войсками. Тогда император въехал на коне, облаченный в золотые царские одежды и увенчанный короной, драгоценные камни которой переливались и сияли как звезды. Его войска шли справа и слева от него, по мере того как он степенно продвигался вперед. Король Иерусалимский ехал впереди, увенчанный диадемой и верхом на коне, в то время как князь Антиохии, будучи ниже саном, шел перед императором пешком. Так, во главе этой процессии, император греков Мануил вошел в Антиохию, совместно с Бодуэном, королем Иерусалимским. Император проехал через город — вплоть до благословенного храма и Апостольской кафедры Св. Петра, где вознес молитвы; после чего он удалился в свои покои»[1474].

И, конечно же, не менее яркое описание оставляет грамматик василевса Мануила — Иоанн Киннам. Согласно его описаниям, Мануил I Комнин вступил в Антиохию верхом на коне, которого вел, исполняя церемониальную роль императорского конюшего (коннетабля) князь Рено де Шатильон. Перед василевсом шла его Варяжская стража, а позади него, безоружный и без королевского венца, ехал король Бодуэн III Иерусалимский. По словам Киннама, василевс «надел двойную броню (…) возложил на себя широкую персидскую, покрытую драгоценными камнями одежду (…) также венец и другие обычные царские украшения» и совершил триумфальное шествие «которое обыкновенно бывает при вступлении в Константинополь. Василевс подъехал к храму апостола Петра и легко сошел с коня (…) Тут встретил его архиерей города, облаченный в священные одежды, со всем чином священнослужителей. Они держали в руках кресты и несли перед собой священные книги, так что все чужеземцы и пришельцы изумлялись, особенно видя, что Ренальд и знатные антиохийцы бегут подле царского коня пешком, а Бодуэн, венценосный муж, далеко оттуда едет на коне, но без всяких знаков власти. Этим заключился триумф, и василевс, пробыв в городе восемь дней, выступил оттуда. Антиохийцы выражали ему такую преданность, что когда он жил во дворце Ренальда, все тяжущиеся судились не у своих единоплеменников, а у римлян»[1475]. На протяжении восьмидневного пребывания императора Мануила I в Антиохии устраивались роскошные празднества и охоты. Причем, когда, во время одной из охот, король Бодуэн III Иерусалимский упал с коня и сломал руку, император Мануил, увлекавшийся врачебным искусством и изучавший медицину, лично ухаживал за его раной[1476]. Подобной чести удостаивались разве что ближайшие соратники и домочадцы василевса, а также правитель Священной Римской империи — «король римлян» Конрад III, которого Мануил лечил от лихорадки (в 1147 г.). В эти же дни, по повелению Мануила, на равнине близ Антиохии был устроен и роскошный турнир, в котором антиохийские и иерусалимские рыцари сражались против обученных на западный манер военачальников и соратников василевса[1477]. Причем в ристалищах участвовал сам Мануил I Комнин, а также, вероятно, и князь Рено Антиохийский[1478].