Освобождение - Нина Ивановна Каверина

его у бездны на краю.

Мы всё-таки живём (с оглядкой робкой),

вымаливая мирные года,

деньжат своих распределяем стопку,

чтоб воспарить до моря иногда.

Но знаю: тут и там, далёко, рядом,

(ты приглядись-ка!) вон за тем окном –

беда, болезнь, ребёнок-кроха. Адом

жизнь обернётся, без надежды дом.

Помочь ребёнку нас зовут с экрана.

Сбираем деньги. Сколько за бортом

осталось? Может, чудо-парки рано

роскошные плодить? Их — «на потом»?

Как в праведной семье…

Ещё мечтанье мучит непростое:

скромней иные храмы украшать,

направить нашу лепту на святое,

Наставника Благого не предать.

Как в праведной земле…

Високосный год

Завершает декабрь странный сумрачный год.

Он о снеге забыл у начальных ворот,

майских радостных дней хоровод не впустил –

дождь дни, ночи хлестал, выбиваясь из сил.

Это… так, год споткнулся — беда-то в другом:

Невидимка проснулась. Человеческий дом

беззащитным стоит. Что там слава ракет!

Пандемия.

Пред нею разут и раздет

президент и кассир в магазине моём.

Мир нарушен. Воюем, страдаем? Живём.

Год — жестокий учитель, может, стоит понять:

мы как в тесном дому на Земле. Воевать?

Только с общей бедою, таким вот бичом.

Не грозиться соседу «огнём и мечом».

И «престижные» детские игры избыть.

Мы, Природа — заглавная тонкая нить.

В церкви

Храм заполнен. В пространстве

мерно голос звучит.

Вновь волнуют убранство

церкви, свечек лучи.

Слышен хор в отдаленье

за притихшей толпой.

Это стройное пенье

словно глас неземной.

И душа устремилась

вслед за звуком в полёт.

Ей оказана милость:

ослабел тяжкий гнёт

ссор, обид, озлобленья,

неурядиц — всех бед.

Канут эти мгновенья,

но останется след.

В суете бесконечной

вдруг замедлишь разбег.

Распрямишь свои плечи –

заплутал человек!

Человек? А недавно

что сказал, как решил?

Служба движется плавно.

Дай мне, Господи, сил

сделать шаг в это утро

к чистоте бытия.

Мир устроен премудро.

Но не мы… И не я.

Два посещения монастыря

Перед храмом, распятым войной,

мы стояли. И камни-обломки,

что лежали под серой стеной,

нам кричали: «Ты слышишь, потомок,

адский грохот полвека назад,

когда русских умельцев творенье

разрушалось и долго плыл смрад

по полям, разорённым селеньям?»

* * *

Я сегодня вхожу в монастырь

тихим шагом. День майский ласкает.

Зеленеют трава и кусты.

Звон пасхальный от края до края.

Колокольня летит в небеса.

Вот и храм белым облаком снежным.

Возродился, стал лучше, чем прежний?

Смело новая блещет краса.

Он стоит на просторе земном,

окруженный высокой оградой

и таинственных келий парадом.

Там, внизу, речка Истра вьюном.

Выхожу из притвора. Скамья,

Посижу, молча благословляя

мастеров, труд их всюду сверкает.

Они дальним умельцам родня.

о припомнилась мне — почему? —

деревянная церковь в лесочке

под Калугой и служка в платочке.

Мы в святую идём полутьму…

Рядом с человеком

Когда пробьёт последний час природы,

Состав частей разрушится земных:

Всё зримое опять покроют воды,

И Божий лик изобразится в них.

/Ф.И. Тютчев/

Раскаты грома с огненной стрелой

повергли ниц дикое племя.

— О горе! Бог жрецам не внемлет,

в нас мечет раскалённый кремний.

За что ты ныне грозный, злой?

Заколем в жертву нежную овцу.

Песнь вознесём владыке и отцу.

Века, века промчались, как поток

с высоких гор. Совсем иная

земля под солнцем расцветает.

Храм, церковь… Нет конца и края

сим куполам на запад, юг, восток.

Боязнь расплаты за грехи — тот страх

живых пред Богом повергает в прах.

Пять сотен лет сверкнули и — долой.

Уже пылят вокруг Земли ракеты.

Вселенную терзает скорость света.

А я… надеюсь: Бог, его заветы

как руки добрые над головой.

Всяк без него что голый на ветру.

Бездушный мир ведёт свою игру.

Вербное воскресенье 2020

ВЕРБНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ! Красное число.

В моём доме в это утро солнце расцвело.

Покрутившись весело, хоть и карантин,

окнам я дала свободу от любых гардин.

Вспомнила: и вербочки целы у меня

с прошлого, но памятного голубого дня.

Храм, как улей, полон был тесною толпой.

Красных веток лес душистый плыл над головой.

Дождь обрушился на нас, дождь святой воды.

Улыбались, утирая щёки, бороды.

А сегодня я одна дома, в тишине.

Засветить лампадку надо, станет легче мне.

Звон мобильный — шлёт экран вербочек букет

от детей и от тебя, двадцать первый век.

Я человека отыскать хочу

К творенью присмотреться своему

спешит Создатель с вышних облаков,

рассвет торопит, прогоняет тьму.

Заискрился росой земной покров.

— Не Человека вижу, а Народ.

Размножились, всё сущее теснят.

Поодаль бойкий кружит хоровод –

то Нации свой занимают ряд.

Оценивают судьи скопом всех.

Иной народ изгоем назовут,

другого восхваляют за успех.

Трезвонят злые вести там и тут.

Спущусь пониже, в круговерть Толпы.

Все как один, похожие до слёз.

Адам, явись, мне очень нужен ты

и Ева, плод твоих греховных грёз.

Я Человека отыскать хочу,

как Диоген, что днём зажёг свечу.

То звание не терпит уз и пут.

Подняться До Себя — завидный труд!

Вот ими должен править Бог и царь.

То сбудется? Иль, может, было встарь?

IV Человек и время

О времени и о себе*

Время выдумал он, человек,

по подсказке гуляки-светила,

по явлению зеленокрылой

май-весны, где недавно был снег.

И со мной происходят, и с ним

сладко-горькие метаморфозы.

Жить бы, жить — уходить надо. Проза

жизни нашей, однако грустим.

Вот на этом бы и замолчать.

Но он так разбежался по свету,

человек, — места чистого нету.

И на всём даты, словно печать.