Кровавая паутина - Гагик Саркисян

ХУДОЖНИК. Извините, что я вас не провожаю, господин Профессор, но вы пришли без приглашения.

ВИКТОР. До свидания, господин Профессор. Мне было приятно познакомиться с вами,

ПРОФЕССОР. Прощайте, господа! (Уходит.)

ХУДОЖНИК. Певи, принеси нам еще кофе…

Картина девятая

Номер в отеле «Националь»… Мона примеряет перед зеркалом шляпку. Поет.

…Наедине с самим собой,С тобой, со всемиИграет Время эту больВ саду осеннем…

Входит Профессор. Он так радуется, когда у Моны наступают минуты просветления. Садится за рояль, аккомпанирует ей…

…О чем-то новом говоритВесна чужая,И что-то странное творитВ обломках рая.Но неужели этот адПостроен нами,И расцветает белый садЕго цветами…

Дверь номера беззвучно открывают убийцы. Вошли. Их двое.

ОДИН ИЗ УБИЙЦ. Хорошо поёшь…

ПРОФЕССОР. Кто вы?..

МОНА. Не надо… Не надо…

Убийцы стреляют из пневматических пистолетов… В упор… Без эмоций… Убедившись, что Мона и Профессор мертвы, так же спокойно и беззвучно покидают номер.

Картина десятая

В особняке Художника.

АВГУСТ. Вы часто спорили с моим отцом?

ХУДОЖНИК. Была ночь. Мы сидели за этим столом. Четверо. Гений, Мона, моя покойная жена и я. Мы часто собирались ночами. И всегда спорили… Но твоего отца нельзя было переубедить…

АВГУСТ. Но кто же всё-таки донес?

ХУДОЖНИК. Виктор, позови Иуду!

ВИКТОР. Он дрыхнет, с вашего позволения.

ХУДОЖНИК. Разбуди.

ВИКТОР. Спохватился… (Уходит.)

Возвращаются Виктор и Иуда.

ВИКТОР. Ночной сюрприз, господа! Сонный Иуда без тридцати сребренников… Иудик, ведь ты не носишь в карманах свои сребренники?..

ИУДА. У меня нет денег.

ХУДОЖНИК. Виктор!.. Иуда!..

ИУДА. Я вас слушаю.

ХУДОЖНИК. Иуда, когда вы донесли в КГБ о нашем споре с Гением?..

ИУДА. В полдень следующего дня. В пятницу. Каждую пятницу в двенадцать часов я обязан был давать отчет о том, что происходит в вашем доме.

ХУДОЖНИК. Вас угнетала такая обязанность?

ИУДА. Нет.

ХУДОЖНИК. Вам за нее хорошо платили?

ИУДА. Я работал бесплатно.

ХУДОЖНИК. Но вас шантажировали в КГБ или заставляли?

ИУДА. Нет. Я работал добровольно.

ВИКТОР. Ты пекся о благе отечества, Иудик, а?..

ХУДОЖНИК. Виктор, тебе не стыдно?.. Иуда, но после ваших доносов людей отправляли в концлагеря, в тюрьмы. Их расстреливали…

ИУДА. Да. Выпутывались немногие… У кого были очень крупные связи.

ХУДОЖНИК. Вы что, мстили людям? Они вас больно обидели?

ИУДА. Меня никто не обижал.

ХУДОЖНИК. Тогда почему вы доносили?.. Теперь… теперь хотя бы вы сожалеете?

ИУДА. Сожалеть надо о бесполезных стараниях. А мой труд приносил плоды…

ВИКТОР. Он вершил судьбы людей.

ИУДА. Разве мы виноваты?.. Мы тоже хотим быть счастливыми.

ВИКТОР. Наш Иудик верил в равенство?.. Да? Иудик?..

ИУДА. Нет. В равенство я не верил… Я наконец поверил в свои возможности. Я нашел свое место в жизни.

ХУДОЖНИК. Извините, что я вас побеспокоил. Идите спать, Иуда.

ИУДА. Слушаюсь.

ВИКТОР. Иудик! Ты расстроился?

ИУДА (поворачивается). Какой сегодня день?

ВИКТОР. Весенний, Иудик, весенний. Но сейчас ночь.

Иуда ушел. Длинная пауза.

АВГУСТ. Зловеще…

ВИКТОР. Что же тут зловещего?.. Им было на кого доносить. Нас жалеть надо, нас!.. Золотые времена прошли… Теперь и доносить не на кого…

Входит Эстрадная Певица.

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА. Это уж слишком, господа… Так не пойдёт. Милый, я почти заснула. А я не люблю одна засыпать.

ВИКТОР. Иди в спальню… Я скоро приду.

Эстрадная Певица сделала удивленную мину. Напевая, ушла.

АВГУСТ. И ты его не выгнал?

ХУДОЖНИК. Иуда не лучше и не хуже других.

ВИКТОР. Выражайся образнее. Скажи, что это прекрасно, что это успокаивает, когда рядом с тобой живёт тот, кого можно откровенно презирать.

ХУДОЖНИК. За что, Виктор, ты так беспощаден? Время, которому я отдал свой талант, состарилось значительно скорее, чем я сам… Но разве я жил не ради тебя, не ради Певи, не ради Августа?.. Август, нельзя судить людей за то, что они хотят жить…

ПЕВИ. Август, посмотри мне в глаза…

АВГУСТ. Смотрю.

ПЕВИ. Я способна на подлость?

АВГУСТ. Ты здесь не при чём, Певи. Твой отец жив, мой отец казнён. Но дело не в этом факте… Я должен разобраться… Власть примитива выпрямила человека, как выпрямляют столб, как будто бы человека со всей его неустроенностью, со всеми его слабостями и сложностями вовсе и не было. В один миг все проблемы были сняты. Люди уже не искали справедливости. Как это случилось? Словно кому-то хотелось доказать, какими чудовищами становятся люди, когда идут против их человеческой природы…

ВИКТОР. Ну зачем так мрачно? Коммунизм был детищем оптимистов, которые пришли к заключению, что такой, какой он есть, человек для будущего не понадобится… А про тебя, отец, они решили, что ты сгодишься для будущего. Ха!

ХУДОЖНИК. Я согласен, что примитив — это грязная биологическая ветвь человечества. И ни один биологический вид, если бы в нём были уничтожены его лучшие представители, не смог бы выжить… А мы выжили… Но похоже, ценой вырождения вида… К сожалению, мы не знаем своего Начала… Когда и как это всё произошло. Откуда всё это идёт… Август, я ничего не хочу опровергать…

АВГУСТ. Но как же мой отец всё понял и всё вынес? Как?

ХУДОЖНИК. Это бессмысленный вопрос, Август. И ты уже задавал его… Но никто не может ответить правильно вместо другого… Видимо, ему было во что верить… Он хотел оставаться человеком, когда человеческие законы уже бездействовали…

АВГУСТ. Ты его хвалишь, как святого… Ты его любил?..

ХУДОЖНИК. Да. Я любил его.

АВГУСТ. А он тебя любил?

ХУДОЖНИК. Я не знаю. Мы были разными художниками.

АВГУСТ. Он тебя любил?.. Я спрашиваю — он тебя любил?

ХУДОЖНИК. Не знаю. Твой отец мне не объяснялся в любви. Я тебе ответил. Не знаю.

АВГУСТ. Но существует интуиция.

ХУДОЖНИК. Интуиция подводит.

АВГУСТ. На протяжении стольких лет дружбы?

ХУДОЖНИК. Всю жизнь. Интуиция может подводить всю жизнь…

ВИКТОР. У тебя мёртвая хватка. Ты кусаешь в сонную артерию. Но не надо искать сложное там, где всё просто. Мой отец всегда знал, чего он хочет. А чего хотел Гений, для моего отца было загадкой.

ХУДОЖНИК. Гений считал коммунистов инфузориями. Он испытывал к ним биологическое отвращение. Но эти инфузории не оставили от него даже мокрого места. Твоему отцу было на них плевать. Но не он, а они его растоптали. Его не тревожило ни признание, ни проклятие современников. Я тебе сказал, человеческие законы уже бездействовали… А он продолжал оставаться самим собой…

ПЕВИ. Август!..

ХУДОЖНИК. Я не должен был выступать на суде. Я взял на себя вину его смерти. Я всё равно именуюсь убийцей… Но твой отец не оставил мне ни одного шанса для его защиты…

АВГУСТ. Он тебе? Или ты ему? По-моему, пытали не тебя, а его. А под пытками даже у немых прорезается голос… Ты не имел права подтверждать его признания…

ПЕВИ. Ты допрашиваешь моего отца… Ты превосходно ведешь допрос. Но с этой миссией приехал господин Профессор… Это он хочет возродить призраки. Но теперь он ушёл. А ты, ты оделся в судейскую мантию вместо него? Ты его заменил? Из тебя получается неплохой прокурор.

ВИКТОР. Ага, сестрёнка! В тебе закипела кровь. Узы родства? Неисповедимы пути генетики…

ПЕВИ. Шут!.. Заткнись, шут!

АВГУСТ. Ну, послушай. Это же очевидно. Ведь коммунисты никому не верили. Даже друг другу они не доверяли. Потому что их идея была фальшивой… Не мог же ты этого не понимать? Певи, я не обвиняю твоего отца, но…

ХУДОЖНИК. Я вызываю сострадание?

АВГУСТ. Нет. Ты неуязвим.

ХУДОЖНИК. Вот как!

ПЕВИ. Август! Я тебя предупреждала. Ты не сумеешь выпутаться из этой истории…

АВГУСТ. Ты психолог, отец. Вот почему ты не разрешил Певи ехать в Швейцарию… Ты отлично сориентировался, что в её присутствии я не посмею задавать тебе неосторожные вопросы… Страна корчилась от страха… Примитив превратил жизнь в очередь за жизнью… Они всех нас хотели сделать попрошайками, рабами… А ты рисовал их портреты… И сейчас перед тобой стоит дилемма: какой правдой оправдать самого себя…

ХУДОЖНИК. Я рисовал то, что было…

АВГУСТ. Нет. Ты рисовал тех, кто не хотел знать, что же происходит… Певи, я тебя очень прошу, не обижайся. Ты ни в чем не виновата.

ПЕВИ. Нет, Август. Ты меня всё больше убеждаешь, что я не имела права искать тебя… Я и без того носила боль… Но это было поправимо. Меня спасала искренность и любовь… Но если твой анализ припрёт меня к стенке, я никогда не оправдаюсь перед тобой… Ты тащишь в пропасть, Август… Но конкретное касается лично меня и тебя. Возьми другой пример и делай анализ… Их тысячи тысяч этих примеров. Но они не будут касаться нас… Не господину Профессору и не отцу, они прожили свою жизнь, а нам смотреть в глаза друг другу… Но уже сейчас ты не можешь смотреть мне в глаза так, как смотрел вчера… Ты философствуешь, Август, и сам не замечаешь, как доходишь до ненависти…