Кровавая паутина - Гагик Саркисян

Гагик Саркисян

Кровавая паутина

ОТ АВТОРА:

Почему наша страна потонула в преступлениях и коррупции? Трагедия советского общества — в массовом растлении. Сегодняшняя преступность в СССР ошеломляет планету…

Советские люди жили под прессингом физического уничтожения семьдесят с лишним лет и не чувствовали Времени. То есть изо дня в день их природа под давлением страха менялась, всё более приближаясь к животному существованию. Таким образом, среди людей в государстве функционировали звериные законы, главным был инстинкт самосохранения. Процесс одичания, озверения в человеческом обществе ужаснее, чем в джунглях, так как интеллект человека работает в низменных и корыстных целях и садистски изощряется в придумывании зла. Интеллект делается преступным. Работая вне Времени, интеллект не контролируется нравственностью Времени, основой которого является гармония Мироздания и Принцип Избирательности. Смешно говорить о нравственности и морали, когда в государстве Примитива царствует насилие и уродство. Советские люди были лишены детства, юности и зрелости. Вместо конфликта поколений, то есть конфликта понимания Красоты и Времени, им навязали идеологические конфликты, а это изменило психику, исковеркало сознание. Отсюда такое злодейство детей против родителей и родителей против детей. Тут не до «не убий!» и «возлюби ближнего!»

Словом, чтобы утвердить всеобщее рабство, советский аппарат насилия занимался шантажом и провокациями. Надо было сделать каждого из нас в чем-нибудь виноватым, чуть-чуть, но преступником. И тогда можно творить самые страшные злодеяния, чем и занимались КГБ и МВД. Почитайте некогда совершенно секретные указания КГБ, как следует компрометировать людей, создавать голод, провоцировать национальную рознь, — это всё действия Примитива…

Об этом пьеса.

ПЕРСОНАЖИ:

МОНА

ХУДОЖНИК

ПРОФЕССОР МЕДИЦИНЫ

АВГУСТ

ПЕВИ

ВИКТОР

ПИСАТЕЛЬ

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА

ИУДА

УБИЙЦЫ

Эту музыку уже давно никто не играет… А когда-то играла она… Его дочь… Но он не помнит имени своей дочери… Она умерла… Он тоже умер, но по ночам выходит из своего особняка пройтись по набережной Москвы-реки или поднимается вверх на Старую площадь… Вполне возможно, что он живет и теперь. И ему только кажется, что он умер… Так же, как ему кажется, что умерла его дочь… Во всяком случае, «Пассакалия до-минор» навсегда осталась в этом особняке и ее нельзя выключить из пространства… Хотя Иуда и не оставляет надежды, что ему когда-нибудь удастся заставить замолчать эту музыку…

По ночам особняк окутывает кровавая паутина… И в доме начинают который раз разыгрывать один и тот же спектакль. И едва наступает рассвет, кровавая паутина исчезает… Итак…

Картина первая

Ночь… Звуки рояля — «Пассакалия до-минор» Баха… Гостиная особняка.

ХУДОЖНИК. Почему она выбрала для концерта Баха?.. Ну, ладно, это её дело…

Входит ПРОФЕССОР МЕДИЦИНЫ. Визит неожиданный, всё-таки ночь.

ПРОФЕССОР. Я стоял на набережной и думал, что играете вы.

ХУДОЖНИК. Понимаете, прежнего спектакля уже нет… Всё… Он закончился. Вы согласны?.. Нет… Вы согласны?.. Его уже нет. Человечество начинает разыгрывать совсем иной спектакль. Другую пьесу. Появились другие актёры… Вы, проходите, садитесь, садитесь… Что же вы стоите?.. И нам с вами в этом спектакле нет места… Мы с вами сыграли уже свои роли… Прежний спектакль человечества окончен и никаких аплодисментов… Значит, о чём мы с вами будем говорить?.. Нет, это играет Певи, моя дочь. Бах. «Пассакалия до-минор»… Вы не знаете, при каких обстоятельствах Бах писал эту музыку?

ПРОФЕССОР. По-моему, в день рождения своей дочери.

ХУДОЖНИК. Ах, вот как? Я думал, у него были только сыновья.

ПРОФЕССОР. Нет, у него была дочь.

ХУДОЖНИК. Сколько совпадений в жизни, которые очень упрощают её смысл и мешают понять главное — тайну разницы между людьми. Ты думаешь, что это было только с тобой, а оказывается, это произошло совсем с другим… Но что-то происходит в человеческой жизни только с этим человеком и только однажды… Почему вы стоите? Вам не нравится кресло?..

ПРОФЕССОР. Я надеялся увидеть вас сегодня в Манеже. Почему вы не пришли на открытие своей выставки?

ХУДОЖНИК. Вот теперь вы сидите совсем напротив. Это очень удобно, когда кто-то сидит напротив. Вы понимаете? Тогда не обязательно смотреть в самого себя… На выставке?..

ПРОФЕССОР. А почему вы не пришли?

ХУДОЖНИК. На выставку?.. А зачем?.. Я бываю не на всех своих выставках.

ПРОФЕССОР. В Москве всего несколько человек живёт в таких особняках… В Европе, в Америке это не удивляет… А тут, в Москве…

ХУДОЖНИК. Почему вы говорите «тут, в Москве»? Вы разве не москвич?.. Вы живёте…

ПРОФЕССОР. Нет. Уже нет…

ХУДОЖНИК. Вы живете в Европе?

ПРОФЕССОР. Да, я эмигрировал…

ХУДОЖНИК. Так вы теперь иностранец?

ПРОФЕССОР. У меня французское подданство.

ХУДОЖНИК. А в Париже понимают?.. Скажите, понимают?.. В Париже понимают, что происходит в Москве?.. Вдруг выяснилось, что никакого советского государства не было, что оно было ширмой для уголовников… Грандиозно… Это грандиозно… Бастион Примитива рухнул, и планета зашаталась… Ее трясет… Бах, бах, бах!.. Кругом террор, коррупция, мафия… Стреляют президентов, премьеров… Кошмар какой-то, вы не чувствуете себя дебилом?..

ПРОФЕССОР. По-моему, вы клоун… Или вы репетируете новую роль в новом спектакле человечества?..

ХУДОЖНИК. А у вас нет предчувствия Страшного суда?

ПРОФЕССОР. Нет.

ХУДОЖНИК. А мне иногда кажется, а что, если вся наша история — это и есть Страшный суд?.. Нас кто-то одурачил… Нас кто-то одурачил… А почему вы не сразу вошли?..

ПРОФЕССОР. Я слушал, как играет ваша дочь. Только я думал, что это играете вы… И ждал, пока вы спуститесь в гостиную.

ХУДОЖНИК. Она хорошо играет. Она очень хорошо играет… особенно ночью. Я люблю слушать ее по ночам… Он любил ночь…

ПРОФЕССОР. Кто любил ночь?

ХУДОЖНИК. Что?..

ПРОФЕССОР. Кто любил ночь?

ХУДОЖНИК. Ах, да… Леонардо да Винчи. Но Микеланджело ненавидел его. За что?.. Они оба искали истину, один среди бела дня, другой ночью.

ПРОФЕССОР. Но они оба были в равной степени подготовлены к этому поиску.

ХУДОЖНИК. Как вы забавно говорите, как будто на языке прошлого века… У меня такое впечатление, что вы уже приходили ко мне, по-моему, лет двадцать назад… И это было в Кельне. Я жил тогда в Кельне. К сожалению, я не помню, был я тогда старше или моложе… Ну, скажите, это было?.. Вы приходили ко мне…

ПРОФЕССОР. Вполне возможно.

ХУДОЖНИК. И я был немцем? И вы меня обвиняли в нацизме, да?

ПРОФЕССОР. Может быть…

ХУДОЖНИК. Но почему вы так неуверенно говорите «может быть»? Было это или не было? Вы приходили или это только мои галлюцинации?

ПРОФЕССОР. Я не могу это утверждать с уверенностью.

ХУДОЖНИК. В таком случае, когда это было? В каком веке?

ПРОФЕССОР. Вы себя плохо чувствуете?

ХУДОЖНИК. Нет. Вполне сносно… Это вы говорите, потому что я спросил в каком веке?.. В каком это было веке?.. Я действительно не помню…

ПРОФЕССОР. Это несколько необычно.

ХУДОЖНИК. Отчего же? Собственно, что такое век? Чем они отличаются эти ваши века? Информацией. Количеством информации. Но если в нашем веке всё известно о том, что было тогда, значит, мы с вами живём одновременно и в том столетии.

ПРОФЕССОР. Вы устали.

ХУДОЖНИК. А вы помните, у Достоевского есть такая сцена, ну, рассказ про Великого Инквизитора. Это тоже происходило в другом веке. А Достоевский его вмонтировал в свой роман, в своё время. Вы думаете, он что-нибудь перепутал?.. Или он тоже устал?

ПРОФЕССОР. Это композиция произведения.

ХУДОЖНИК. Да, да! Композиция… Но что это значит — композиция произведения?.. В нашем веке всё так перемешалось… Столько времён… Поэтому у меня нет уверенности, что я разговариваю с вами, а не с кем-нибудь другим… Я не хочу в это верить…

ПРОФЕССОР. Во что вы не хотите верить?

ХУДОЖНИК. В обозначение… Понимаете? В обозначение… В эти условности… В это деление времени на какие-то там эпохи…

ПРОФЕССОР. Я вам ничего не предлагал.

ХУДОЖНИК. Вы?..

ПРОФЕССОР. Да, я…

ХУДОЖНИК. А что вы мне можете предложить… Это всё из нашего тщеславия…

ПРОФЕССОР. Что из нашего тщеславия?

ХУДОЖНИК. Как что? Мы присваиваем себе время… Разве не так? Мы хотим его присвоить. Будто существует какая-то особая действительность. И будто эта действительность не похожа на то, что было прежде.

ПРОФЕССОР. Но она не похожа.

ХУДОЖНИК. Ах, вот как? Чем же? Тем, что мы ее постарались изуродовать еще больше?