Антропология права. Статьи, исследования - Виктор Бочаров

Принятие же концепции «колониального общества» предполагает, на наш взгляд, возврат к «традиционному обществу». Мы видели, что именно к данному понятию все больше обращаются исследователи, пытаясь анализировать процессы в развивающихся государствах, включая Россию. Считая, что именно здесь лежит «точка опоры», социологи/политологи в своих теоретических конструкциях пользуются отрывочными, порой случайными, порой устаревшими сведениями о них (как правило, из работ Э. Дюркгейма или Л. Моргана). Это и понятно, так как «традиционное общество» никогда не входило в сферу их интересов. В антропологии также не создано общей теории «традиционного общества», которая бы вскрывала его динамическую структуру, определяла его эволюционные интенции. В результате выводы делаются опять же в рамках все той же теории модернизации.

Вместе с тем богатые этнографические материалы, собранные антропологами в XX в., дают основания полагать, что традиционное общество в Африке содержало фундаментальные противоречия, которые уравновешивались традицией, находясь, таким образом, в состоянии динамического равновесия. При столкновении же с Западом это равновесие было разрушено – и оно пришло в движение. Динамика колониального общества, таким образом, во многом определялась заложенными в структуре традиционного общества противоречиями, а не противоречиями между «традицией» и «модерном».

В частности, истоки современного восточного революционизма можно объяснить социально-возрастным конфликтом, заложенным в традиционном обществе. На африканских материалах доколониального периода видно, что если старшие вопреки традиции пытались продлить свое привилегированное положение и тем самым затормозить социальный рост молодежи, то и там это приводило к «революциям» (Altricham 104-106). В колониальный же период под воздействием западной культуры социально-возрастной конфликт трансформируется в конфликт между интеллигенцией и властью, разрешение которого приводит к национально-освободительным революциям (Бочаров 2001: 39-88).

После деколонизации этот конфликт переместился в сферу властной «вертикали», которая повсеместно на Востоке является главной интегрирующей силой. Короче говоря, если правящий класс не уступает место молодежи, которая по праву (обычному праву) считает, что созрела для управления общественными делами (как это было в традиционном обществе), то происходит революционный взрыв.

Заметим, что последние «арабские революции», получившие уже название «революции менеджеров», как раз и произошли в странах, в которых длительное время правящий класс не обновлялся. Кстати, в Танзании Дж. Ньерере, авторитарный режим которого был одним из самых стабильных на континенте, периодически, как известно, обращался к бюрократии с настоятельной просьбой уйти в отставку, ссылаясь на африканские доколониальные традиции. Но в отличие от традиционных обществ подобные революции осуществляют не «туземцы», а образованные люди с соответствующими лозунгами, адекватными западной политической культуре.

Революционизм России во многом имеет то же объяснение. Социально-возрастные напряжения, судя по историческим данным XIX в., существовали и в русской общине (Бочаров 2000: 169-184). После реформы 1861 г. резко возросло число «людей с дипломами», т. е. интеллигенции, вышедших из низших слоев, которые видели обретение социальной полноценности в рамках госслужбы, доступ куда для большинства из них был закрыт. Именно интеллигенция, как, собственно, и в Африке, совершила социалистическую революцию. В СССР в сталинский период обновление аппарата осуществлялось посредством механизма репрессий, когда физически уничтожались целые поколения бюрократии на все уровнях иерархии. В результате «молодежь» удовлетворяла свои социальные амбиции. Однако подобный конфликт в рамках «вертикали» резко обострился в 80-е гг. XX столетия. Эпоха «застоя» (18 лет правления Л. Брежнева), в течение которой правящий класс практически не обновлялся, привела к геронтократизации бюрократической системы, что создало тромбы в каналах, обеспечивавших социально-возрастную динамику, тем самым предопределив крах системы. Она взорвалась изнутри, от чрезмерного напряжения, которое долгие годы испытывала вследствие неурегулированности социально-возрастных отношений внутри себя. Любые другие причины не несли в себе фатальной неизбежности ее столь быстротечного краха, о чем, в частности, писали западные советологи (The Strange Death of Soviet Communism).

Однако революции на Востоке, в отличие от буржуазных революций Запада, хотя и производятся во многом под аналогичными лозунгами, в конечном счете заканчиваются «традиционализацией», т. е. возвратом к прежним по содержанию экономическим и социально-политическим способам бытия. Это, как правило, ведет к следующей революции с аналогичным результатом. Сегодня уже можно говорить о «революции» как «традиции», присущей Востоку. Периодичность, по-видимому, зависит от способности верховной власти к обновлению «вертикали», что позволяет своевременно устранить источник конфликта внутри нее.

В общем, сопоставление Африки и России дает четкое представление о существовании универсального эволюционного процесса, характерного для «колониального общества». Он коренным образом отличается от западного эквивалента, прежде всего ролями, которые в нем играют культура и общество. Это развитие можно назвать культуральным, в отличие от социетального Запада, так как его источником являются не внутренние изменения в самом обществе (традиционном обществе), прежде всего в отношениях собственности, как это имело место на Западе, а заимствованная у него политико-правовая культура. Последняя же, сформировавшаяся в обществе, где конкуренция обеспечивает его интегральность, не «усваивается» обществом, целостность которого определяется иерархическим соподчинением. В результате заимствованные политико-культурные формы в новом общественном контексте носят преимущественно имитативный характер.

В то же время заимствованные политико-культурные формы актуализируют противоречия, заложенные в самом обществе-реципиенте, что приводит к политическим катаклизмам, заканчивающимся восстановлением нарушенной иерархичности.

Культуры уникальны, что обусловлено климатическими, демографическими, хозяйственными факторами, а также традициями. Это относится и к западным культурам, в том числе политико-правовым, что обусловливает их относительную самостоятельность. На это указывал еще К. Маркс: «Современное общество, которое существует во всех цивилизованных странах, более или менее свободное от примеси средневековья, более или менее видоизмененное особенностями исторического развития каждой страны, более или менее развитое. Напротив того, „современное государство“ меняется с каждой государственной границей. В Прусско-Германской Империи оно совершенно иное, чем в Швейцарии, в Англии совершенно иное, чем в Соединенных Штатах» (Маркс: 9).

Африканские и российские культуры также уникальны, на чем справедливо настаивали и африканские, и русские мыслители. Но они также имеют, как мы видели, много универсальных черт в «душевных организациях» («природное единство» – «соборность», «духовность» – «прагматический рационализм», эмоциональность – рациональность и т. д.), отражая единый для них традиционный общественный контекст. Именно их имели в виду философы, обосновывая отличный от Запада путь развития. Однако естественные эксперименты в общественно-политической практике показали, что традиционная культура не может служить базисом развития восточных обществ. С другой стороны, попытки внедрить в сознание носителей традиционных культур социально-индивидуалистические ценности также заканчивались провалом. Эти культуры сохраняли свою идентичность, а заимствованные инновации (институты), основанные на социальном индивидуализме, начинали функционировать в соответствии с их приоритетами.

В общем, на вопрос, куда идет Восток, пока нет однозначного ответа. Представляется, что вектор изучения культурального развития (развития Востока) лежит в выявлении механизмов воздействия конкурентной по содержанию западной культуры на общество, выстроенное по совсем иным лекалам.

Адамопулос Д., Лоннер У. Дж. Культура и психология на распутье: историческая перспектива и теоретический анализ // Психология и культура / Под ред. Д. Мацумото. М., 2003. С. 37–72.

Аксаков К. С. Записка о внутреннем состоянии России // Ранние славянофилы. М., 1910. С. 52.

Ахизиер С. А. Общее и особенное в динамике российского общества // Куда идет Россия? М., 1997. С. 35–40.