Весна прифронтовая. Шаги победы - Елена Сперанская

– Сложность задачи не умаляет наших способностей. Мы хотим с Катей на фронт в одну часть, – просила Нина Холодова. – Моих знаний достаточно.

Она была в недоумении, поскольку они договорились ехать вместе и чем раньше, тем лучше. Дни шли своим обычным ритмом. Сразу через неделю Нина написала письмо маме в Саратов.

«Дорогая мама! Доехали с Ваней благополучно и расстались в Москве. Он поехал в свою часть. Самочувствие у меня нормальное. Скучаю по дому. Не печалься обо мне. Познакомилась с персоналом. Питаемся три раза в день в госпитале. Здесь в селе рынок, где есть фрукты: яблоки, груши, сливы и вишня. Продают рыбу: карасей, лещей, щук. Трудимся круглосуточно. Надеюсь попасть на фронт. Целую, Нина».

Она как обычно сложила письмо, поцеловала и спрятала, чтобы при первой возможности отправить. Девушки слушали радио после перевязок и уколов каждый день с напряжением и вниманием, переживали за поражения, радовались успехам. Все чаще и чаще передавали сообщения с фронта о победном марше советских войск. Медленно, пядь за пядью, теснили советские воины фашистов с территории СССР.

Концерт

Лето подходило к концу. Зеленый пейзаж начинало сменять золото листвы. Во всей природе появилась какая-то лень и нега.

В этой тишине и монотонности будней чувствовалось волнение и тревога за судьбу страны. Нина трудилась круглые сутки, забывая об усталости. Бойцы хотели пить и стонали. Она научилась проводить сложнейшие операции, и все время помнила слова Холодова. Катя, когда вспоминала о доме во время перевязок, тихонько пела глубоким, сильным голосом. Она знала много русских народных песен. Нина тоже петь умела и любила. Она хорошо декламировала и могла наизусть рассказать две первых главы поэмы «Евгений Онегин» Пушкина. Медперсонал организовал концерт для раненых бойцов в один из субботних вечеров. Кроме подруг в концерте приняли участие другие сотрудники госпиталя. Две операционные сестры подготовили инсценированное чтение басен Крылова, служащие столовой станцевали матросский танец.

Катя вызвалась объявлять артистов. В самой большой палате сдвинули кровати и, на образовавшемся небольшом пространстве, стали исполнять свои номера. Все больные, исключая тех, кто не мог передвигаться, собрались в определенное время в палате для выздоравливающих красноармейцев.

– Выйдешь на сцену, на зрителей посмотри внимательно, повтори стихи, улыбнись и поклонись в конце выступления, – шептала она на ухо Нине перед ее выходом, подбадривая. – И успокойся, не волнуйся так сильно.

– Все помню, – Нина волновалась больше других, вспоминая свои выступления в школьных кружках самодеятельности, и удивлялась таланту и терпению всех своих учителей школы, рабфака и вуза.

Выйдя в центр палаты-сцены, Нина откашлялась и стала декламировать:

Мой дядя самых честных правил,Когда не в шутку занемог,Он уважать себя заставил,И лучше выдумать не мог,Его пример другим наука;Но, боже мой, какая скукаС больным сидеть и день, и ночь,Не отходя ни шагу прочь!

«Зал» сидел в оцепенении. Слушали, затаив дыхание: кто вспомнил детство, родной дом и родителей, кто школу и любимых учителей.

Какое низкое коварствоПолуживого забавлять,Ему подушки поправлять,Печально подносить лекарство,Вздыхать и думать про себя:Когда же черт возьмет тебя.

Стоящие в коридоре сотрудники госпиталя открыли шире дверь, чтобы послушать выступление Нины. Служащие столовой едва успели отдышаться после танца, и подошли ближе к распахнутой двери палаты. Нина декламировала долго. Ее иногда прерывали стоны и всхлипывания. Закончила Нина свое выступление словами:

Театр уж полон; ложи блещут;Партер и кресла, все кипит;В райке нетерпеливо плещут,И, взвившись, занавес шумит.

Все стали аплодировать. Холодов сидел, сгорбившись, в своем стуле, просматривал списки больных и расходные счета. Нина залилась краской, улыбнулась, поклонилась, как ее учила Катя, и отошла в сторону. Последним номером концерта выступала Катя Серебренникова. Бойцы знали ее как заботливую сестру и замечательную певицу. Исполнив три народные песни: «Во поле береза стояла», «Ах, вы, сени мои, сени», «Ой, мороз, мороз», ушла со «сцены». Больные остались довольны. Концерт удался, вечером вспоминали задушевные песни Кати, когда рвали простыни на бинты и салфетки.

На следующий день утром, перед обходом Холодов пригласил Нину в свой кабинет на серьезный разговор. Она вошла в кабинет, главврач расхаживал из угла в угол, всем своим видом демонстрируя озабоченность. У него было серьезное лицо мудрого и проницательного человека. Нина осмелела, и ее впечатлил вид этого сильного человека.

– Здравия желаю! – у нее мурашки пробежали по спине от взгляда его серых глаз, слегка прикрытых тяжелыми веками.

«Сколько пришлось пережить этому человеку, сколько человеческих жизней он спас», – думала санинструктор. – «Великий человек».

– Дорогая, Мельченко! – он остановился у окна, и в глазах его промелькнула тревога. – Заходи, присаживайся…

– Так точно, – улыбнулась и Нина села на массивное старинное кресло, украшенное витой резьбой с цветами и листьями, которое осталось в госпитале с дореволюционных времен. – Мне очень понравилось у вас. Надеюсь остаться в вашем распоряжении.

Польщенный главврач расправил спину, и как будто сделался гораздо выше ростом. Он тоже улыбнулся морщинками в уголках глаз, его взгляд столкнулся с взглядом санинструктора. Нина заметила на его лице чуть ниже подбородка шрам, полученный им, вероятно, во время ранения или боевой операции на фронте.

– Должен тебе сообщить, что мы получаем лекарства из Москвы. Некоторые из них наркотического и успокоительного действия, они хранятся у меня в сейфе. Это промидол, омнопон и седуксен. Спирт получает старшая медсестра. Будешь получать по особому назначению лично в руки. Ясно?

– Так точно, – Нина встала с места и направилась к выходу.

– Подожди, давай без формальностей. Мы здесь одна семья. У тебя, наверно, есть брат или жених в Саратове. Так?

– Так точно. Они все ушли на Белорусский и Украинский фронт.

– Вот и отлично. Сейчас идем на обход. Иди.

Нина вышла, в коридоре стояли трое врачей в халатах и гимнастерках. Все престарелые, все отягощены заботами, все серьезные, их лица испещрены морщинами. Холодов подошел к ним. Он чувствовал себя в госпитале как у себя дома.

– Ну, что же коллеги пройдемся, – Холодов шел впереди между коек. Он подходил к каждому пациенту и подбадривал участников сражений. Врачи показывали ему их истории болезней и предписанное лечение.

– Тише! – терпеливо проговорила Катя, обращаясь к красноармейцам. Они подошли с докладом к Холодову. – Сейчас обход и консилиум.

– Приехала подвода, товарищ капитан, – отрапортовал один из них, показывая в сторону выхода. – Это со второго Белорусского фронта.

– Надо разгружать, – скомандовал Холодов. – Срочно готовь операционную.

Врачи, санитарки, медсестры, дворник, служащие кухни вышли во двор и принялись таскать носилки с бойцами, укрытыми соломой и одеялами и класть на пол в коридорах госпиталя. На лицах врачей не отразилась ни растерянность, ни страх. Когда весь пол на первом этаже был закрыт телами раненных красноармейцев, стали таскать на второй этаж.

Первая телега отъехала, потом вторая. Всего было шесть телег. Выздоравливающие сели на отъезжающие телеги и отправились в действующую армию. Благодаря этому много мест было сразу освобождено. Неожиданно в коридоре раздался душераздирающий крик Кати: – Срочно кислород! – умирал очередной боец, но слух Нины поставил как будто препятствие этому крику.

Она принесла подушку и отдала Кате. Та приложила к губам красноармейца. Его дыхание стало ровным. Через четыре часа всех вновь поступивших обработали и накормили. К вечеру у санинструкторов «разламывались» спины и тряслись руки. Стало понятно, что поступают бойцы из-под Сталинграда.

– Не хочу обсуждать, – произнесла Нина скорбно. – Ты мужественная санинструктор и достойна медали.

Она отпила из стакана сто грамм спирта, когда похоронили первого умершего. А их в тот день было только двое. Такие подводы стали поступать потом почти ежедневно, когда началась битва под Москвой. Весь госпиталь превратился в сплошное скопление народа. Врачи и медсестры едва успевали выносить грязные и кровавые простыни. Холодов придирался к каждой мелочи и требовал исполнения всех его указаний. У медперсонала опускались руки, когда они видели его в лихорадке, стоящего у операционного стола. Ему вытирали пот со лба салфеткой, подносили нашатырный спирт, но он продолжал оперировать, и это давало всем повод считать его фанатиком медицины и победы.