Белорусский апокалипсис - Виктор Любчанский

Виктор Любчанский

Белорусский апокалипсис

Присказка

Давным-давно, в конце двадцатого века, ещё до начала первой антитеррористической войны, жил был снайпер. И была у него снайперская винтовка. Простая, без особых наворотов, но всё при ней — ствол, приклад, оптический прицел. Дело было в Беларуси. Кроме огнестрельного инвентаря, имелись у снайпера ярко выраженные антиправительственные настроения и склонность все конституционные недоразумения решить одним махом — бах, и всё. Как то так получилось, что злобные мысли эти сконцентрировал он на одном-одинёшеньком человеке, и причиной тому, сам этот человек, который на себе, усатом, сконцентрировал столько всего, что выглядел полным дикобразом не только в глазах мировой общественности, но и панораме оптического прицела. Это обстоятельство радовало снайпера. Ведь стрельни он в демократического правителя, или даже в четвертьдемократического, то сразу станет изгоем рода человеческого и судебно-правовой системы. А если в дикобраза пальнуть, то совсем другое дело, за это можно и героем нации стать на определённое время. Главное, вовремя действовать, пока дикобраз этот маску исправившегося серийного убийцы на себя не накинул.

Страшное дело задумал стрелок. Что бы как-то приободриться посмотрел даже одноимённый фильм, тоже «Стрелок», и много других снайперских фильмов о святой мести и торжестве справедливости. Кинематограф, конечно, приободрял, но для полной уверенности в своём предназначении, избранности и предначертании свершаемого, пошел стрелок в храм на исповедь. Перекрестился как умеет спусковым пальцем и спрашивает у посредника божьего, так и так, мол, я снайпер, хочу одного глубоко падшего мерзавца застрелить. Святой отец грешным делом сразу о своём начальнике, епископе, подумал, но ловкой молитвой отогнал мысль дьявольскую и начал убеждать снайпера, что дело это небогоугодное. Через десять минут в исповедальню уже группа КГБ ворвалась, но снайпер долго цитаты библейские не слушал, ушёл заблаговременно, да в толпе мирян растворился. Больше по церквям не ходил, от греха подальше.

Но наличие хорошего оружия и навязчивая идея поразить живую цель диктатора слились в его мыслях в комплекс героя одиночки, спасающего, если не весь мир, то страдающую от эпилепсии праздников урожая Беларусь. Долго готовился снайпер к выстрелу своей жизни, пока наконец, в единственно нужное время не забрался на единственно возможную крышу. Зарядил, успокоил дыхание, навёл прицельный крестик на ненавистную фигуру бывшего председателя колхоза и плавно нажал на спусковой курок. Выстрела не было, послышался только холостой щелчок и как раз в этот момент несостоявшаяся жертва покушения голову в сторону крыши снайпера повернула и кулаком ему погрозила. Может это и случайное совпадение было, но стрелок от такого поворота настолько струхнул, что попытки перезарядить не сделал, а галопом дал дёру куда глаза глядят.

Так и жил потом, от испуга к испугу. Сначала уверовал, что властитель страны всё таки легитимный и убивать его негоже, потом подумывать стал о неестественной силе президента, о богоизбранности власти и её швейцарских счетов. Дальше — больше, влился в электорат одобрения, стукачом записался. Вообщем, пружина мифологического сознания героя одиночки дала отдачу в обратном направлении. В итоге поступил на службу КГБ, стал участвовать в митингах под видом простого оппозиционера, вынюхивая активных противников режима. Вот что значит вовремя помахать кулаком в нужном направлении.

Историческая справка:

На рубеже 20–21 веков властителем Республики Беларусь был уже порядком подзабытый президент Лукашенко. Смутное время его правления запомнилось лишь сотнями исчезнувших и тайно до смерти замученных противников диктатуры. Настоящих врагов в своём окружении Лукашенко не замечал, они то и убили первого белорусского диктатора, а чтобы следы замести и от конкурента на власть избавиться, вину за убийство…, ох, и натворили они делов, такую кашу из топора с плугом заварили, что расхлёбывать некому. Вторым самозваным отчимом белорусской нации стал Каялович, хитрый и коварный политик, который, в отличие от наивного Лукашенко, хорошо умел скрывать свои чувства, мысли и следы злодеяний.

В начале была фальсификация. Фальсифицировали всё — выборы, референдумы, зарплату, уголовные дела пропавших без вести, остатки национального самосознания. Причём, последнее фальсифицировать было легко и безопасно, поэтому занимались этим все, кому не лень, и власть, и оппозиция, и независимые элементы с простуженным самомнением. От этого на лице национального самосознания живого места не осталось, и выглядело оно, как после десятка неудачных пластических операций. На вопрос из старой советской песни «с чего начинается Родина?» Белорусский ответ будет отпугивающе уныл — с фальсификации.

Была ли в Беларуси диктатура? В западноевропейском понимании да, но в рамках ООН, это скорее был шершавый авторитаризм, никогда не переходивший рамки пары-тройки десятков политических убийств в год. И первый президент Лукашенко, и его преемник Каялович чувствовали себя вполне комфортно и не портили свой имидж расстрелами на стадионах. Видимо потому, что им до определённого времени не было оказано сколько-нибудь адекватного сопротивления. Нелюбовь и всеобщее отвращение к Лукашенке немного поутихли после его трагической гибели. Многим отца белорусской неопределённости даже стало по-человечески жаль, ведь убийцей «батьки» стал не кто-нибудь, а очень близкий ему человек, которого на месте преступления тут же пристрелила охрана. Ещё свежи в памяти ежедневные отчёты спецмедкомиссии о состоянии здоровья президента, но множественные пулевые раны не оставляли шансов на надежду — после пяти дней комы он умер. Тайна его смерти, по всей видимости не была бы разгадана никогда, если бы не грядущее свержение второго президента.

А ведь ничто не предвещало ни беды, ни даже сколько-нибудь серьёзных неприятностей. Сразу после сообщения о смерти Лукашенко все стали думать и гадать: «Ну кто же, ну кто же на его место?». Воспаряла оппозиция, осмелели газеты, но митингов решили не делать. В стране объявляли трёхдневный траур и портить себе имидж никто не хотел, все публично помалкивали. Началась мышиная возня. Лидеры партий кинулись шушукаться с министрами, министры рванулись в спецполиклиники за справками о болезни и умчались на дачи, депутаты наделали за день кучу фракций и начали консультации с оппозицией. Премьер Каялович находился в Минске, но молчал первые два дня, на третий день он выступил с сообщением о завтрашних похоронах и оппозиция заволновалась, увидев в Каяловиче ставленника бывшего окружения Лукашенко. В лихорадочной панике либералы, социал-демократы и консерваторы впервые показали чудеса организованности и оперативности. После выступления Каяловича они в течение пяти часов собрали на свою сходку десять депутатов парламента и каким-то чудом затянули туда председателя Национального Собрания. Сходку объявили оргкомитетом Всебелорусского собрания, которое наметили на послезавтра, но лидера не избрали, руководство размазали по ответственным за направления работы. В это время вокруг творилась муть времён Керенского. Партийцы собирали какие-то подписи, пару депутатов принялись за организацию неких всенародных движений, а в газетах появились фотографии прямого наследника белорусского престола, кто-то называл его царём, кто-то королём, кто-то самозванцем, кто-то шутом.

В день похорон хаос и политиканство затихли как бы на время. Этим и воспользовался Каялович. Через час после погребения он созывает всех силовых министров, председателя КГБ, председателя конституционного суда и объявляет себя исполняющим обязанности президента. Министры кивнули и взяли под козырёк. Насмерть перепуганный председатель Национального Собрания в тот же вечер собирает пресс-конференцию и клянётся в верности новому и.о. президента. Оппозиционные активисты пришли в непривычную им ярость и напряглись собрать десятитысячный митинг, но железные нотки в голосе Каяловича во время телевыступления заставили сомневающихся призадуматься — «а что, собственно, поменялось?».

Каялович был умнее, хитрее и осторожнее Лукашенко. Злые языки, и не только в оппозиции, утверждали, что именно он срежисировал убийство президента. Бывший комитетчик и компродорский бизнесмен, Каялович при непосредственной поддержке одного из российских олигархов и ФСБ быстро продвигался вверх по вертикали белорусской администрации. Став у кормила власти, он продолжил дело первого президента по установлению в Беларуси традиций авторитаризма, но акцент делал не на колхозный патриотизм, а на клановый капитализм. Что касается свобод, то те, которые были не до конца задушены — тихо, но быстро додушивались. Народ, как и раньше, не роптал. Страна настраивалась на длительную покорность и терпение. Запас падения и в экономике, и в демократии, и в беспределе был огромный. Вообщем, ничто не предвещало ни то что беды, а хоть какой-нибудь неприятности. Все аналитики, все политики и в теории, и на практике оправдывали эту болотную стагнацию, только престарелый лидер партийного осколка национал-консерваторов, как Касандра вещал из-за бугра своим поклонникам о близкой расплате всех за всё и вся.