Двадцать четыре часа - Сергей Снегов

Сергей Снегов

ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ЧАСА

ПОВЕСТЬ

1

Прения по докладу Семенова были бурными — выступали представители заводов, горных предприятий, работники горкома. Семенов знал, что против него сложилась среди хозяйственников сильная группка, возглавляемая новым директором горно-металлургического комбината — Алексеем Антоновичем Марковым. Знал он также, что на партконференции его будут ругать за грубость, зажим критики, игнорирование коллективности в руководстве — именно об этом у него был разговор с Марковым, когда тот прямо пригрозил: «Пойду на тебя, Василий Петрович, мира на конференции не жди». И именно потому, что он все это знал заранее, его не удивил резкий тон выступлений — он сам начал борьбу, обрушившись в докладе на хозяйственников за плохое положение на руднике и ослабление борьбы за план. В середине первого дня на трибуну поднялся Марков. В своей получасовой речи он о комбинате говорил мало, а почти все время посвятил Семенову. Он закончил свою речь гневными словами:

— Окрики, подстегивания, угрозы — вот единственная «помощь», которую мы видим от горкома. Вместо того чтобы глубоко вникать в существо нашего дела, первый секретарь горкома товарищ Семенов предпочитает залихватски разносить работников. Считаю, что с таким положением надо решительно кончать — горкому нового состава придется круто перестраивать свою работу!

Все это было неприятно, конечно. Семенов не мог не заметить, что ему после доклада хлопали меньше, чем Маркову. Угрюмый и раздраженный, он записал у себя в блокноте: «Марков. Уклоняется от серьезного анализа прорыва на руднике. Все по-обывательски сводит на личности. Не терпит критики». Эту запись, незначительно меняя ее, пришлось повторять почти после каждого выступления — хозяйственники один за другим нападали на Семенова. Особенно неприятным было выступление Лазарева, директора угольной шахты, обвинившего Семенова в зазнайстве и бюрократизме, — Лазарев деликатные выражения никогда не подбирал. Семенов даже поморщился, когда Лазарев энергично крикнул это злое словцо — бюрократ. Больше, впрочем, Семенов не разрешил себе открыто выказывать свои чувства: он сидел в президиуме спокойный и улыбающийся. Со стороны могло показаться, что ему нравится резкость выступлений и что он не сердится на выступающих — он даже похлопал Лазареву, когда тот заговорил о внедрении механизации на шахте. Чигина, откровенно пустившегося восхвалять руководство горкома, Семенов остановил иронической репликой — он не любил подхалимажа. Чибисов — член бюро крайкома партии, высокий, худой, с крупной седой головою, Герой Социалистического Труда, знаменитый на всю страну строитель, лет десять назад подробно выведенный в одном известном романе — был так поражен ходом выступлений и спокойствием Семенова, что не удержался и, наклонившись к нему, удивленно и встревоженно прошептал: «А крепко они тебя, Василий Петрович!» И Семенов, понимая, что перед Чибисовым ему особенно нужно казаться спокойным и уверенным, усмехнувшись, ответил почти с гордостью за людей, которые так решительно его критиковали: «А ты как думал? Ребята у нас не вашим чета, палец им в рот не клади — чинами считаться не станут, а в работе голову оторвут!» Чибисов, сдвинув седые брови над умными выцветающими глазами, изумленно посмотрел на Семенова, хотел что-то возразить, но передумал и ничего не сказал.

Получив заключительное слово, Семенов пошел на трибуну. Он чувствовал, что его час настал, — долго говорить он не любил, но крепко говорить умел. Он видел, как склоняли лица и багровели те, кому он давал отпор. Марков в президиуме барабанил пальцами, дергался на стуле, потом пересел к Чибисову и что-то жарко ему зашептал, — Чибисов, чуть наклонившись к нему, внимательно смотрел на трибуну, на Семенова. Всего, о чем говорилось на конференции, Семенов не касался, он выбрал основное, главных своих противников, но тут пощады не дал и высказал все, что полагалось высказать. О Маркове он прямо заявил: успехи вскружили ему голову, зазнался, пустился в прямое прожектерство, ослабил борьбу за план, не замечает, что под носом у него творятся безобразия, подхалимаж развел, упивается, что везде его новатором славят, — что же, не одного такого руководителя партия призвала к порядку, призовет и его. Только о Лазареве Семенов ничего не сказал плохого, и никто этому не удивился — все знали, как Семенов уважает старика. После речи Семенова Шадрин, как и было предусмотрено, внес предложение признать работу горкома удовлетворительной. Кто-то одиноко крикнул из задних рядов: «Неудовлетворительной!», но только два голоса поддержали это предложение. Семенов, заняв свое председательское место, предложил перейти ко второму пункту повестки дня — выбору нового состава бюро горкома и ревизионной комиссии. Ружанский долго и нудно читал своим монотонным голосом список рекомендуемых, потом со всех сторон посыпались дополнительные кандидатуры. Чибисов, подвижной, несмотря на возраст, не усидел на месте и, круто повернувшись к Семенову, возбужденно шепнул — он часто приезжал в Рудный и почти всех хорошо знал:

— А ведь неплохих людей рекомендуют, как по-твоему?

— Плохих не выдвинут, — согласился Семенов и, помолчав, пояснил: — Это еще не большая заслуга, Виталий Трифонович, подобрать хороших людей — парторганизация у нас крепкая, боевая, сложные задачи решает; если выискивать только хороших людей, так за одним-двумя исключениями можно прямо по алфавиту брать — не ошибешься.

Когда началось обсуждение выдвинутых кандидатур, Чибисов выступил одним из первых и от имени крайкома рекомендовал Семенова и Верховенского. Он подробно обосновал свое предложение: Семенов пятнадцать лет в партии, испытан на самых ответственных участках — в хозяйственном строительстве, на фронтах Отечественной войны, сейчас ему доверена важная работа в руководящем партийном органе. Конечно, имеются у него и недостатки — грубость, резкость в обращении, склонность к администрированию — товарищи в своих выступлениях много останавливались на этих недостатках, придется тебе, Василий Петрович, прислушаться к сигналам, перестроить свою работу, без этого не обойтись. Но в целом, конечно, Семенов — хороший работник, вполне справляется с обязанностями первого секретаря. Не надо забывать, что министерство металлургические заводы в Рудном ставит в пример другим, тут немалая заслуга и парторганизации, возглавляемой Василием Петровичем. О Верховенском тоже можно сказать много хорошего — молодой инженер, принципиальный, инициативный, творческий человек, на партийной работе он недавно, ему, конечно, еще учиться и учиться у таких, как Семенов, но в горкоме он как раз на месте — инженерные силы в партийном аппарате необходимы.

Обосновывали свои предложения другие ораторы. Хвалили своих кандидатов, кое-кого отвели, в частности — Чигина.

После обсуждения кандидатур Семенов объявил часовой перерыв — нужно было подготовить бюллетени для голосования. Люди прогуливались по коридору, курили, пили пиво в буфете. Марков успел съездить на медный завод и вернулся мрачный — из-за посадки напряжения на ТЭЦ трехчасовая плавка меди ушла в преждевременный разлив; несчастий с людьми не произошло, но дневной план начисто сорвали.

Чибисов взял Семенова под руку и увлек его в самый край коридора.

— Слушай, Василий Петрович, — сказал он озабоченно. — Не нравится мне стиль выступлений. Что у тебя нелады с Марковым, в крайкоме хорошо знают — хотели даже специально рассмотреть, кто из вас прав, кто виноват. Но что дело так далеко зашло, этого не представлял. Вот Лазарев — он же прямо сказал: плохо работать стал, Василий Петрович. Боюсь, как бы половина конференции не проголосовала против тебя.

— Ну, половина — это ты хватил, Виталий Трифонович, — угрюмо возразил Семенов, — человек двадцать, может двадцать пять, конечно, проголосуют против — вся группка Маркова, все его приятели. А народ это голосистый, начальники да инженеры, вот и создается впечатление — людей мало, крику много. Нет, не боюсь я этих трезвонщиков. А Лазарев всегда такой, ты его хорошо знаешь, он никому спуску не дает, — говорят, в прошлом месяце на коллегии в Москве министру от него досталось. Ты учти другое — прямого отвода дать никто не осмелился. — И, высказывая свою заветную мысль, Семенов с уверенностью проговорил: — Против рекомендации крайкома не пойдут, в этом я уверен.

Многое в соображениях Семенова казалось справедливым. Чибисов хмуро заметил:

— После выборов вернемся к этому вопросу — мне кажется, недооцениваешь ты настроение товарищей, а верное зерно имеется у многих, кто выступал. Придется кончать с этой ссорой. Чтоб помочь вам, я вынесу все это на крайком: там заслушаем тебя с Марковым и примем решение.