Бета Малого Льва - Елена Федина

Модуль опустился перед главным корпусом. Корпус тоже напоминал большую многоэтажную казарму. Как только они вышли, к ним бросились охранники и расторопно их ощупали. Недоумение вызывал только браслет Ричарда.

— Это не бомба, — заверил он, — это переговорник.

Нугс вышел из подъезда, коренастый, плечистый, каменнолицый. Две руки его были свободны, третья держала лучемет.

— Идемте, — сказал он, — хозяин ждет.

В какой-то момент мрачные казарменные коридоры сменились роскошными покоями. Под ногами появились ковры, стены стали пластиковыми, по ним поползли цветущие лианы, защебетали птицы, зажурчала вода в фонтанчиках. Теперь Ричарду показалось, что он попал в тропический рай.

В центре огромного сада бил фонтан. Возле фонтана стояло нечто среднее между диваном и креслом, и в этом кресле сидело огромное бесформенное желе с отростками ручек и ножек и с острыми черными глазками.

Нугс поклонился. Гости тоже.

— Я утомлен, — лениво проговорила туша, — но я побеседую с вами, если вы со мной поделитесь.

— Конечно, — поторопился заверить его Би Эр, он был похож на маленькую, вставшую на задние лапки и одетую в бархатный сюртук обезьянку.

— Нет, — покачал заплывшим подобием головы Тостра, — зачем мне твой желтый кисель? Я хочу сиреневой энергии.

— Соглашайся, — шепнул Би Эр Ричарду, — он много не возьмет. А иначе просто говорить не будет.

— Хорошо, — сказал Ричард, — полминуты.

— Минуту, — упрямо заявила туша.

— Ладно. Можно нам сесть?

— Садитесь.

Напротив кресла стоял диван. На нем уместились все четверо. Ричард заставил себя не волноваться и расслабиться. Процедура была не из приятных, словно добровольно отдавался пауку.

— Ты мне мешаешь, — сказал Тостра обиженно.

— Сейчас, только усядусь.

Ощущение было такое, словно ему пустили кровь. Проткнули живот и потянули оттуда кишки и все содержимое, засасывая его в гигантскую воронку. Ричард смотрел на часы. Циферки мигали невыносимо медленно: 19, 20, 21… Тошнота стала нестерпимой, руки похолодели, в глазах встал туман. Он считал секунды уже в уме и, содрогаясь, думал, как же Конс выдержал полчаса такой пытки и еще ушел отсюда живым?

Тостра оказался точен. Через минуту он улыбнулся в свои надутые, как булки, щеки, настроение у него явно улучшилось.

— Люблю гостей, — признался он, — Эр, что-то ты целый год у меня не был?

— Я стар, чтобы ходить по гостям, — грустно сказал Би Эр.

— А лет двадцать назад ты еще был о-го-го!

— Шутка ли, двадцать лет?

Светская беседа была разбавлена угощениями, принесенными вместе со столиком. Тостра с удовольствием поглощал устриц, сам такой же бесформенный и скользкий, как они. Его хотелось выковырнуть из его защитного кокона, как из ракушки, проткнуть вилкой и перемолоть в безобидную кашицу.

— Послушай меня, — сказал ему Ричард, — на Наоле грядут большие перемены, и тебя они неизбежно коснутся, Синор Тостра.

— Каким образом?

— Мы провели достаточно экспериментов и выяснили, что аппирам необходимо переселиться на Пьеллу, на свою родину. Чтобы выжить, а не вымереть окончательно…

Тостра слушал внимательно, даже доброжелательно, обстановка казалась самой дружеской и радушной. Он рассматривал Кневха и Тапола, даже поспрашивал, как им там жилось без всяких удобств. Посочувствовал им снисходительно, потому что даже один день без горячей ванной представлялся ему чудовищным мучением.

— Ричард, — усмехнулся он, — мне хорошо и тут, — надеюсь, ты это понимаешь? Как вы собираетесь нас переселять? Чисто технически? Или собираетесь нам навязать свое социальное устройство?

— Собираемся, — сказал Ричард — покончить с рабством. Энергетическое рабство отпадет само собой. А другого мы не допустим.

Тостра пробуравил его маленькими злыми глазками.

— И это ты говоришь мне?

— Я ставлю тебя перед фактом. Пойми, это неизбежно. Тебе необходим постоянный приток невольников. Ты не можешь вариться в собственном соку. Если мы перевезем всех на Пьеллу, ты будешь обескровлен. Так что особого выбора у тебя нет. Лучше тебе поладить с людьми, Синор Тостра, тогда мы создадим для тебя на Пьелле приемлемые условия.

— Я пока еще не ссорился с людьми, — сказал Тостра, — но неужели ты думаешь, что я покину свой замок, распущу своих слуг, освобожу своих невольников, — и все только для того, чтобы переселиться на необитаемую неустроенную планету? Не думал, что люди столь наивны.

— Жизнь — это не только сидение в кресле и выкачивание энергии из окружающих. Тебе самому это еще не надоело? Когда у тебя появятся собственные силы, ты избавишься от ожирения и всех болезней, которые тебя мучают, тебе не понадобится ни такой замок, ни такой штат прислуги, ни армия рабов. У тебя есть шанс жить нормальной полноценной жизнью. Подумай, стоит ли его отвергать?

Бесконечная беседа длилась до вечера. Закатилось солнце, зажглись тусклые светильники в разных уголках тропического сада, под каждым светильником стояло по охраннику, смолкли птицы, кончились наконец устрицы… Ричард изнемог. Он долго рассказывал о Земле, о роковых ошибках человечества и его достижениях. Он даже говорил с этой самодовольной тушей о смысле жизни, но чувствовал, что все его слова ухают куда-то в бездонную яму. Тостра не столько не понимал, сколько не желал понять, что его спокойная размеренная жизнь, точнее, пародия на жизнь, кончилась.

Одного Ричард все-таки добился: они не поссорились, и он имел шанс уйти отсюда живым и увести своих друзей.

— Ты меня не убедил, — заявило это желе, служанка старательно вытерла ему вспотевший лоб, — еще неизвестно, когда начнется это переселение, и что получится из этой затеи. Я не хочу ссориться с людьми, но я их не боюсь. Мои рабы — это мои рабы. Они принадлежат только мне. Хочешь — выкупай. На это я согласен.

Ричарду как никогда хотелось его убить. Его спутники понуро сидели рядом с ним на диване, давно поняв, что все это безнадежно. У них, наверно, была только одна мысль: смыться отсюда поскорее от греха подальше.

— Выпьем, — предложил Тостра, — протягивая к столу толстую, как воздушный шар, руку.

Ричард разлил вино по бокалам. Вошли слуги с новыми подносами. Одна девушка выложила на стол фрукты, другая поставила бутылки с вином. Третья была не с подносом, а с тазом, она присела, разула этот пузырь и опустила в таз его распухшие ноги. Вид у всех трех был забитый, одежда черная и тоже какая-то казарменная. Та, что мыла ему ноги, вообще была обрита почти на лысо, как после тифа. Она была щемяще худа, словно узник концлагеря, шейка и бритый затылок беззащитные, спина узенькая, коленки острые, руки ее дрожали.