Т. 16. Дейра. Повести и рассказы - Филип Фармер

— Мы с Пегги преднамеренно вели тебя и Алису к этой развязке, чтобы найти кого-нибудь на наше нынешнее место. Нам уже наскучило все, что мы здесь навытворяли, но мы же не можем просто уйти и все бросить. Поэтому я и выбрал тебя своим наследником. Ты — человек совестливый и в душе идеалист, а свои возможности ты уже выяснил. Думаю, у тебя лучше моего получится отменять «законы» природы. Созданный тобой мир будет лучше моего. Ты ведь хорошо понимаешь, Дэнни, мой юный бог, что я — лишь Старый Бык, которому только бы позабавиться.

А мы с Пегги хотим предпринять этакое турне, навестить рассеявшихся по всей Галактике прежних земных богов. Понимаешь, по сравнению с возрастом Вселенной все они — весьма юные боги. Можно сказать, что они только-только вышли из школы — нашей Земли — и двинулись в центры настоящей культуры, дабы набраться лоску.

— А как же я?

— Ты теперь бог, Дэнни. Тебе и решать. А у нас с Пегги есть много мест, куда можно заглянуть.

Он улыбнулся той неторопливой, неспешной улыбкой, которой частенько одаривал нас, студентов, перед тем как процитировать свои любимые строки:

…Послушай: за угломчертовски славный мир. Ей-ей, идем[14].

И они с Пегги пошли. И сгинули, как пушинки одуванчика, унесенные завывающей космической бурей.

Они исчезли, а я остался, глядя на реку, на холмы, на небо, на город, где собрались толпы потрясенных верующих. Все это было мое, мое!

Включая и одну черноволосую фигурку — и какую фигурку! — что стояла на пристани, махая мне рукой.

Вы думаете, я так и стоял, пребывая в глубоком раздумье, и размышлял о своем долге перед человечеством, равно как о той телеологии, что я теперь самолично буду лепить на гончарном круге метафизики?

Черта с два. Я подпрыгнул и от радости выкинул шестнадцать антраша, прежде чем приземлился. А потом пошел прямо — по воде — к Алисе.

На следующий день я восседал на вершине холма, откуда хорошо просматривалась долина. Когда гигантские десантные планеры шли на посадку, я брал их психокинезом — или как это там называется? — и один за другим швырял в реку. А когда морские пехотинцы, бросив винтовки, вплавь пускались к берегу, я срывал с них кислородные маски и далее оставлял без внимания, кроме тех, разумеется, кто плохо плавал. Их я по доброте душевной подхватывал и сажал на бережок.

Думаю, это было весьма снисходительно с моей стороны. В конце концов, настроение у меня было препаршивое. Всю ночь и все утро у меня страшно ‘болели ноги и десны, и даже щедрая доза Хмеля не смогла унять мою раздражительность.

Но для боли была весьма немаловажная причина.

Я рос. И у меня резались зубки.

БОГОХУЛЬНИКИ

The Blasphemers

Copyright © 1964 by Philip Jose Farmer

© перевод Л. Шабада

Сверху на него смотрели двенадцать тысяч предков.

На мгновение Джагу остановился. Несмотря на свой скепсис, он был потрясен и не мог отделаться от легкого чувства вины. Двенадцать тысяч! Если духи и правда существуют, что за призрачная мощь, наверное, сконцентрировалась в этой темной священной комнате! Какой напряженной должна быть их совместная ненависть, сфокусированная на нем!

Он находился на нижнем этаже замка в зале Отцов-Героев. Сейчас сто квадратных футов его площади были освещены несколькими электрическими факелами. В одном конце зала располагался невероятных размеров очаг. Когда-то давно, после битвы при Таалуу, в нем заживо сожгли злейшего врага Возэга — Зиитии из клана Уруба. Над каминной доской были развешены трофеи, захваченные в том сражении: мечи, щиты, копья, булавы и несколько кремневых мушкетонов.

Дальше, за этой комнатой, в глубине замка располагалась другая, украшенная трофеями, собранными за тысячу лет. А за ней была еще одна, и там из ниш поверх табличек с именами и указанием места и времени смерти смотрели черепа и высушенные головы поверженных врагов. Теперь дверь в ту комнату была закрыта, чтобы не оскорблять гуманные чувства современного поколения. Ее открывали только для историков и археологов, а еще при посвящении в члены клана, при Встрече с Духами.

Три ночи назад Джагу провел запертым в той комнате двенадцать часов, совершенно один.

«Вот беда», — подумал Джагу, повернулся и направился в темную прихожую, мягко ступая четырьмя необутыми лапами. Духи, или Отцы-Герои, так и не явились к нему. Никого там не было.

Он не мог рассказать об этом своим четверым родителям. Нельзя же было признаться, что его предки насмеялись над ним, признали его недостойным имени джомы, то есть мужчины. Да и не думал он вовсе, что герои сочли его недостойным.

Разве можно быть презираемым теми, кого не существует?

Его родители этого не знали. Они были окрылены тем, что он стал одним из немногих выпускников Ваагиийской Военно-Космической Академии. Они были счастливы, что их старший сын пройдет долгожданный обряд посвящения в совершеннолетние. Но вот его признание в том, что он еще не готов выбрать группу для размножения из тех членов клана, которые, по их мнению, ему подходили, обрадовало их гораздо меньше. Все четверо умоляли его, угрожали, горячились. Он-де должен отправиться к звездам уже женатым. До того как приступить к исполнению своего долга в космосе, ему надо увековечить их род, оставить в коконе побольше яиц.

Джагу сказал — нет.

И вот поздно ночью он сбежал и прошел сквозь строй двенадцати тысяч. Но… они оказались лишь холстами или досками, на которых по-разному сочетались краски. Только и всего.

У высокого зеркала на стене он приостановился. Там, за его спиной, зловеще сияли огни. Он был похож на призрак, вышедший из темноты навстречу самому себе, и там, где два его воплощения встречались…

Ростом он был шесть с половиной футов. Его вертикальный торс был похож на человеческий. На расстоянии, да еще при тусклом свете, когда видны только верхушки его грудей, его можно было принять за человека. Но розоватую кожу до самой шеи скрывала поросль золотых вьющихся волос. Широколобая голова была круглой, с массивными костями. Скулы выступали, как шишки на щите, массивные челюсти и глубоко рассеченный подбородок походили на нос корабля (это было еще одним больным местом для его родителей: им не нравилось, что он сбрил свою козлиную бородку).

Нос был похож на луковицу и покрыт мелкими темными волосками, торчавшими во все стороны. Надбровные дуги готическими арками выступали наружу. Глаза под ними были большими, карими, обрамленными кольцом коричневой шерсти шириной полдюйма. Уши были похожи на кошачьи, а желтые волосы на макушке стояли торчком.