Хор больных детей. Скорбь ноября - Том Пиччирилли

По-детски взъерошенные завитки густых волос Харта развевались на ветру. Он выглядел чуть менее смирным, чем раньше.

Шэд понял, что уже слишком поздно.

Он побежал к сосне, перемахнул через край склона и увидел, как тот уходит под ним на десятки футов, прежде чем исчезнуть среди теней.

Пуля попала Шэду в поясницу. Он скользил сквозь насыщенный влагой воздух, когда от плотной темной лесной подстилки поднялись тонкие струйки тумана и ударили ему в лицо. Шэд видел брызги собственной крови, обогнавшие его, пока он уплывал в зыбкую и тягостную вечность, которая наступила слишком рано, но все же неокончательно.

Глава шестнадцатая

Со смертью встречаешься не в одиночку и не сразу. Со смертью знакомишься постепенно, на протяжении долгих лет, когда теряешь родных, друзей, домашних питомцев. Смерть всех Скорбящих.

Ты и прежде много раз тут бывал, просто не знал об этом, поскольку заходил недостаточно далеко.

Не настолько.

Задерживаешь дыхание на две минуты, плаваешь и получаешь удовольствие. Задерживаешь на четыре, погружаешься под воду и вот-вот умрешь. Продержаться шесть минут невозможно. Если будешь синеть так долго, то хорошенько оглядись и увидишь святых, мучеников, всех прочих бирюзовых призраков, слоняющихся вокруг. Толстяков в коротких пеленках и с крошечными крылышками, играющих на арфах за твоей спиной.

Шэд, пошатываясь, брел дальше. Дробовик он потерял и чувствовал себя немного одиноко без оружия. Он был в шоке и осознавал это, но отстраненно, безразлично. Если Мег придет, то это случится совсем скоро – сначала покажется одна рука, потом другая, и наконец сестра появится целиком и потянется к нему.

Шэд пытался оставаться в сознании, но продолжал проваливаться, отключался на ходу, а через миг снова очухивался. Временами осознавал, что ползет или прислоняется к дереву, а по коре размазана кровь. Дела были плохи.

– Ох, мама, – сказал он, потому что именно такое и говоришь, когда умираешь и знаешь об этом. Перед концом всегда хочется увидеть маму, даже если никогда с ней не встречался.

Ниже пояса Шэд был весь в крови. Дождь ничего не смывал, как было бы – происходи все в моралите шестнадцатого века. Там Шэд приближался бы к Богу, очищая свою душу от мирских грехов. Оказался бы на смертном одре, но получил бы искупление и в итоге наполнился прозрением.

Но поскольку он по-прежнему оставался жутко тупым, то надеялся, что время у него еще есть.

Пуля попала выше левой ягодицы и прошла насквозь. С правой стороны живота, над бедром, зияла дыра размером с детский кулак. Шэд попытался припомнить, какие там органы. Ему казалось, что большая часть важной хрени слева. Но точно вспомнить он не мог.

Шэд вовремя нырнул, поэтому рана получилась почти прямой. Промедли хоть миг, и пуля попала бы, пока он стоял прямо. Выстрел под таким углом снес бы ему пах, перерезал бедренную артерию, и игра закончилась бы гораздо быстрее.

Умирать довольно погано, конечно, но, по-честному, готов ли ты обходиться без своих яиц?

Ближе к концу тюремного срока Шэд прочитал руководство по оказанию первой помощи. Ничего другого в библиотеке уже не осталось. Теперь он мысленно представлял страницы книги, гораздо более близкие, чем его собственная боль.

У него шок. Это примерно так: стоишь в пижаме у двери черного хода, выглядываешь в сумрак снаружи, а оттуда неожиданно выскакивает кошка. Ох!

Похоже, должно быть, чувствовал себя отец, когда узнал, что его третья жена, Тэнди Мэй Ласк, сбежала из города со своим кузеном. Ох!

Шок связан с серьезным нарушением кровообращения. В числе симптомов – беспокойство и страх, а следом апатия. Так и есть. Дыхание стало быстрым и затрудненным. Глаза, вероятно, были остекленевшими и тусклыми, зрачки – расширенными. Человек в состоянии шока обычно очень бледен, но кожа также может иметь оливковый или красноватый оттенок. Шэд взглянул на тыльную сторону ладони и увидел только сумрак.

Лечение включает несколько пунктов. Поддерживайте дыхательные пути открытыми. Предотвращайте потерю тепла. Контролируйте кровотечение прямым нажатием.

Ох, это кровотечение. Ох, мама.

Шэда неудержимо трясло от холода. Нужно было остановить кровотечение. Хорошо. Посмотрев по сторонам, он проверил, нет ли рядом Меган. Или неуловимого и противоречивого явления с гор. Или Харта Вегга. Пока никого.

Шэд начал говорить с самим собой, надеясь, что это поможет сосредоточиться, но его голос превратился в пронзительный безумный шепот. Кажется, ты совсем спятил, так что заткнись к черту. В блоке «С» парням с такими взволнованными, нервными голосами долго не продержаться.

Кроме того, чем дольше звучит твой голос, тем больше власти над тобой получает противник.

Шэд оторвал от рубашки рукава, связал их вместе и обернул вокруг живота. Сунул палец в новую дырку на заднице, но не смог пропихнуть его дальше первого сустава. Больно не было. Мышцы, сухожилия, жировая прослойка и все остальное, что там имелось, сдвинулись и как бы заткнули брешь. Кровь из раны почти не текла, и Шэд не знал, что это значит. Пользуйся тем, что тебе повезло, и будь благодарен. Иногда достаточно и кивка.

Живот по-прежнему сильно болел. Повязка едва прикрывала выходное отверстие, но, возможно, этого хватит. Шэд туго затянул узел и, словно откуда-то издалека, услышал собственный крик. Его удивило то, какую высокую ноту он взял, почти как девчонка. Но затем Шэд захрипел. Это звучало мужественнее – так умирали крутые парни в старых вестернах.

Что же дальше?

Поднять нижние конечности. Транспортировать в медцентр как можно скорее.

Убираться из гребаного леса. Хороший охотник не позволит раненой добыче долго бродить вокруг, а быстро добьет ее. Харт Вегг скоро появится.

Шэд сделал два шага и привалился к сосне. Заставил себя сдвинуться с места, прошел еще несколько футов до следующего дерева.

На это потребовалось время.

Его ноги онемели, по коже бежали мурашки. Боль отступала и наконец утихла. Он покачнулся и заковылял через лес. Его охватил очередной приступ паники, и Шэд сопротивлялся ему, стиснув зубы.

Поднялась буря. Ветер усилился, обрушил на Шэда дождь, тяжелый, как кусочки каменной соли. Ветви вздымались и резко опускались, рев становился все громче. Что наверху, то и внизу. Шэд представлял Таши Клайна, читающего «Лучшую мировую поэзию столетия». Книга лежит у него на коленях, а он разбирает символику так, словно отрывает лапки паукам.

Шэд снова заговорил. Тихо, но вполне разумно, будто опять был с Таши в тюремной библиотеке и рассказывал ему о величии литературы. Шэд прислушался к себе, подумал, что ему следует заткнуться, но понял, что не может остановиться.

– Моралите – это, по сути,