Синдзи-кун и парадокс Абилина - Виталий Хонихоев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И если бы не приманка, то на этом столе сейчас лежала бы ты…
— А все мои подруги исчезли бы. И ты бы остался один со своим Инквизитором, который льет тебе в уши сахарный сироп.
— Кента… — Император остается неподвижным, но это опасная неподвижность. Сейчас на всей территории Лазурного Дворца начинают стремительно вянуть чудесные цветы и падать замертво райские птички, а на стенах начинают вырастать шипы.
— Знаешь, что тут самое страшное, братец? — спрашивает она, уже зная, что — победила.
— Не то, что твой Кента настолько беспомощен, что допустил нападение на меня, члена семьи Императора, а то, что если бы я не приняла меры к собственной безопасности — ты бы про это даже не узнал. Меня бы заменили клоном или двойником, ты бы продолжил свои развлечения с фонтанами, единорогами и девицами из Ига, а страной фактически правил бы некто Масадзи Китано. И это допустил ты.
— Довольно! — Император встал на ноги: — аудиенция закончена. Ты свободна!
— Как скажете, Ваше Величество. — она склонилась в вежливом поклоне. Уже выходя за дверь она повернулась и спросила.
— Так что, рыболовной сетки не будет? У меня довольно неплохая фигура…
— Пошла прочь! — взревел Император раненным бизоном и она, довольно хихикая — вышла за дверь. Теперь — Кенте конец. Конец Китано, конец этой дурацкой Инквизиции, которая хотела захватить то, что по праву принадлежит ей. Никто не имеет права манипулировать Императором. Кроме нее, разумеется.
Уже идя по коридору она сосредоточилась на других. Команда Таи и Яны проводили зачистку помещений и разминировали взрывчатку, установленную в камерах содержания подопытных, подготавливая все для фиксации доказательств и освобождении тех несчастных, кто еще выжил. Все было в порядке.
Она вошла в свои покои и улыбнулась.
— Как все прошло? — спросил Питер, который лежал на шелковой простыне в обнимку с пультом от телевизора и большой чашей с фруктами: — мне опять фрукты принесли, а я сухарики и пива просил.
— Все прошло замечательно, дорогой. — сказала она, делая шаг вперед и тяжелые одежды упали с ее плеч к ногам: — как ты отнесёшься к тому, что я приду на Осенний Бал только в рыболовной сетке?
Глава 34
Существует три стадии и девять этапов эскалации, согласно теории Фридриха Глазла. И мы, все мы, присутствующие на «Санта Терезии» — команда Всадниц и Хикэру-доно со своей неизменной Чиеко, находимся в первой стадии эскалации конфликта с Марией-сан, Золотым Городом, КОМКОНом и всем, что она представляет. На первой стадии мы с грациозностью антилопы уже умудрились пробежать этапы напряжения, дебатов и изящно вляпались в третью — действия вместо слов. И я не могу сказать, что действия были предприняты нами. Мария-сан пригласила нас на свое судно, предоставила гарантии безопасности и возможности покинуть это судно в любой момент, однако воспользовалась случаем и перенесла нас всех в иной мир. При этом ключи от метафорической двери остались у нее, так что несмотря на то, что вокруг нас — океан и свобода передвижений, мы все равно в тюрьме. И это сделал человек, который уверял, что он против насильственного удержания разумных существ. Охренеть.
Второй не менее важный аспект — это тот факт, что мы все вдруг забыли имя нашей подруги, члена команды «Воины Сейтеки», веселой попрыгушки по мирам и вселенным, сладкоежки и одновременно хтонической сущности, повергающей в трепет даже Линду. Как это сделала Мария и не является ли это еще одним нарушением свободы воли разумных существ?
Я смотрю на приближающуюся полоску берега и мучительно пытаюсь вспомнить имя, сжимая в руке подтаявшую конфетку.
— Как же бесит, а? — говорит Майко, становясь рядом: — крутится где-то в голове, но вспомнить не могу. Помню, что короткое такое имя и с растениями связано. Лилия? Нет.
— Не нашла Марию-сан? — задаю я вопрос. Вопрос риторический, потому что как только страсти в кают-компании накалились — та исчезла, растворившись в воздухе, оставив нас гадать, не была ли она тщательно наведенной иллюзией или так у них телепорты работают — без хлопка. Поиски по яхте результатов не дали, исчез так же весь персонал, включая моряков, капитана и вежливых стюардов. Однако Майко не сдавалась и продолжала поиски, периодически находя что угодно — от кладовки со спасательными жилетами, до сейфа с судовым журналом, но только не Марию. Коллегиально было принято решение плыть в Бартам, слава богу Читосе умела управлять яхтой — она, оказывается на досуге книжки почитывала. Хотя система навигации ни черта не работала, компасы тоже и мы плыли по прямой, указанной Юки.
Хикэру-доно взбесилась аж до белого каления, но выплескивать при посторонних этого не стала, а удалилась в свободную каюту, откуда периодически доносились проклятья и глухие удары, звон разбитого стекла и монотонный голос Чиеко, которая пыталась успокоить свою госпожу.
Кто не потерялся ни в малейшей степени — это Акира, которая тотчас развела бурную деятельность по подсчету и инвентаризации запасов и материальных ценностей на яхте. Под ее горячую руку тотчас попала Иошико с Михо и даже Юки. Все вместе они отправились считать мешки с сухарями, ящики с консервами, или что тут на яхте есть. Думаю, что тут обязательно должен быть винный погребок, где и надо пережидать апокалипсис в обнимку с бочонком рома. Йо-хо-хо. В любом случае Акира и ее отряд продразверстки — исчезли в трюме, в поисках сокровищ, а я, немного подавленный перспективой провести тут лет сто-сто пятьдесят, а потом узнать, что в нашем мире едва день прошел — вышел на нос яхты. Переваривать случившееся.
— Кажется я теперь знаю, как эта блеклая стерва со своими лицемерами из КОМКОН могут справляться с преступностью без тюрем. — говорит Майко, глядя вдаль: — они просто стирают ненужные им паттерны поведения. Вот был бы, допустим вор, крал там кредитки и золотые украшения у граждан в метро в час пик, а они — хлоп, взяли его под рученьки и мозги промыли. И он забыл саму концепцию кражи, понимаешь? Что так можно. Или там перепрограммировали его, и он теперь скорее от голода умрет, чем даже возьмет ничейный кусок хлеба. Вот и прекрасно — никого не запирают, никаких решеток и прочих вещей, неприемлемых для их чувствительных, нежных душ.
