3.Недели по Троице 1-17 - протоиерей Иоанн Толмачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
в) После первого самоиспытания человек должен исправиться и прибегнуть к покаянию. Тогда неблагоприятные отзывы уменьшатся, а, может быть, совершенно прекратятся.
Значение надежды в религиозно-нравственной жизни
"Кто пашет, должен пахать с надеждою, и кто молотит, должен молотить с надеждою получить ожидаемое" (ст.10).
Земледелец пашет землю, в надежде сбора колосьев; молотящий прикасается к своей надежде, видя в руках долгожданное жито.[854] Так в вещах житейских, так и в вещах духовных.
Надежда побуждает к деяльтельности. Но она также и остается, если не остается ничего другого. Она побуждает и остается; она есть первое и последнее.
1. С одной стороны первое — надежда побуждает.
Отнимите надежду, и все человечество погрузится в беспечность. Отнимите надежду, и все науки, искусства и добродетели прекратятся. Почему кормчий вверял бы свою судьбу морю, если бы не имел никакой надежды на прибыль? Почему земледелец повергал бы свои семена в землю, если бы не надеялся на жатву? Почему христианин веровал бы в своего Искупителя, если бы не питал надежды на вечное блаженство?
Надежда, следовательно, не есть что-либо праздное, она побуждает к добру, к разнообразной деятельности. К чему именно?
а) Она побуждает к земным делам. Надежда на жатву побуждает земледельца взяться за плуг, сеять и вообще трудиться. Надежда на успех побуждает учащих и учащихся. Посему и говорит псалмопевец: "Уповай на Господа и делай добро" (Пс. 36:3).
б) Она побуждает к получению земных благ. Без надежды на выздоровление больной не обращался бы к врачу. Без надежды стяжать себе долгую жизнь через добродетель, иной вовсе оставил бы добродетель. Без надежды на признательность со стороны людей, многие не посвящали бы себя высоким стремлениям. Все это, конечно, самолюбивые побуждения, но однако лучше какое- нибудь добро, чем никакого!
в) Она побуждает к снисхождению к грешникам. Ни в одном грешнике не подавлена совершенно надежда на исправление. Мы питаем надежду, что все грешные люди могут еще легко исправиться, и потому не обвиняем их, так как они еще в состоянии быть лучше нас и взойти прежде нас на небо.
г) Она побуждает к лишениям. Почему столь многие люди так легко лишаются многого? Они в состоянии это делать только в надежде, что будут обильно вознаграждены на небе!
д) Она побуждает содействовать исправлению других. Если бы во всех нас господствовала худая мысль: "ничто не принесет пользы, все напрасно: кто хочет быть плохим, того нельзя удержать и проч." — тогда учителя, воспитатели, Церковь и правительство прекратили бы всякую воспитательную деятельность.
Но надеются: "не всякое семя падает на худую почву." "Доброе воспитание, думают, принесет много пользы," — и в соответствии с этой надеждой трудятся.
е) Она побуждает нас к самоисправлению. Человек падает и восстает, опять падает и поднимается. Если бы он думал, что это падение для него последнее, после которого он не в состоянии встать, тогда он шел бы в ад. Но он надеется, наконец, одержать победу над собой — и идет к небу. "Надейся на Господа, мужайся, и да укрепляется сердце твое" (Псал. 26:14). "Тогда все собрание закричало громким голосом, и благословили Бога, спасающего надеющихся на Него" (Дан. 13:60).
2. С другой стороны последнее — надежда остается.
Скорби всех родов постигают странников земных. Но надежда не проходит. Она остается у нас, как последнее, несмотря на все скорби и лишения.
а) Надежда остается у бедного и оставленного. "Не все будет так худо, Бог и люди смилосердятся, настанут лучшие времена, в богатом небе я получу возмездие, бедность исчезнет!" Так надеется самый беднейший.
б) Она остается у каждого несчастного. В горе и болезни, в преследованиях и озлоблениях думает и надеется христианин: "не долго будет это продолжаться, моя невинность станет известной, на небе ожидают радости!"
в) Она живет в немощном. "Бог не попустит искушения выше наших сил. Мы побеждаем ради Возлюбившего нас, ничто не может разлучить нас от любви Божьей." "Дух подкрепляет нас в немощах наших" (Рим. 8:26[855]).
г) Она живет в грешниках. "Госполь долготерпит нас, не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию" (2 Пет.3:9) "Пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою" (Лук.15:18). "Если бы кто согрешил, то мы имеем ходатая пред Отцем, Иисуса Христа, праведника" (1 Иоан. 2:1).
д) Она остается у умирающих. "Я иду в лучшую жизнь, о моих позаботится Бог!"
е) Она остается у осиротелых. "Мы опять увидим друг друга и возрадуется сердце наше" и т. д.
Образцы церковной проповеди. Поучение в 11-ю Неделю по Троице.[856]
Однажды апостол Петр обратился к Христу Спасителю с таким вопросом: "сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?" (Мат.18:21).
В законе Моисееве на это не было определенного ответа, а толкователи закона времен Спасителя не все были согласны между собой в решении как этого, так и других подобных вопросов. Одни говорили так, другие — иначе. Вероятно, было мнение, что следует прощать только до семи раз — не более, и что в следующих за сим случаях уже не прощать. Апостол Петр, вероятно, имел в виду подобное решение вопроса, притом большинством, и спросил своего Божественного Учителя: "не до семи ли раз прощать?" Как же отнесся Христос Спаситель к такому мнению апостола Петра? Христос Спаситель дал ему такой ответ, из которого можно было заключить, что прощать нужно бесчисленное число раз, или, лучше сказать, всегда, коль скоро брат согрешающий просит нас, обращается к нам с просьбой о прощении: "Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи раз, но до седмижды семидесяти раз" (Мф. 18:22).
И вслед затем, как бы в разъяснение этой своей мысли, предложил притчу о царе и заимодавцах. Вот эта притча.
Однажды один царь пожелал сосчитаться со своими слугами, или подданными, которые обязаны были ему разного рода повинностями, каждый соответственно своему званию в его царстве. Вероятно, это было со стороны царя требование отчетов в употреблении власти, чести и талантов, данных им от царя, подобно тому, как это изображается в притче о недостойном домоприставнике, в притче о талантах, в притче о винограднике и работниках в нем и т. п. Дело, очевидно, сложное и касалось многих людей, но в предлагаемой притче изображается только один эпизод из этого суда царя со своими слугами, а именно эпизод с одним крупным должником в царскую казну. "Rогда начал он считаться, приведен был к нему некто, который должен был ему десять тысяч талантов," т. е., при самом начале суда был приведен к нему один должник, которому царь ссудил 10.000 талантов. Сумма весьма значительная и для нашего времени, а для того еще громаднее: по крайней мере в 10 раз более против нашего времени. Неизвестно, куда и как растратил эти деньги этот должник, — на удовольствия ли и роскошную жизнь, или же на разного рода неудачные спекуляции, — только в данную минуту у него этих денег не оказалось и он явился с пустыми руками перед своего владыку. По закону Моисееву такой должник отвечал не только своим имуществом, но и своей личностью и всей семьей (Лев. 25:30,[857] 4 Цар. 4:1[858]), — а потому заимодавец имел право все это продать и вырученные деньги взять себе. Пользуясь этим правом, царь велел поступить со своим должником подобным же образом.
Наставала критическая минута для должника, — лишиться не только имущества, но и семейства и собственной свободы. В такую критическую минуту человек бывает готов на все, подобно утопающему, лишь бы только спастись.
И этот несчастный человек решается на последнее: тогда раб тот пал, и, кланяясь ему, говорил: государь! потерпи на мне, и всё тебе заплачу. Он себя не оправдывает, но просит только милости — и, вероятно, в ту минуту просил искренне, сердечно… Такое смирение тронуло царя, и он не только отсрочил ему долг, но совершенно простил весь — Государь, умилосердившись над рабом тем, отпустил его и долг простил ему. Какая милость! какое безмерное снисхождение, — какая любовь! Казалось бы, что и каменное сердце должно бы было смягчиться при этом, придти в умиление, раствориться любовью! Казалось бы! — но увы — на самом деле не так случилось. Очевидно, чувство раскаяния у него было мимолетное и вызывалось только опасностью, другим чувством — самосохранения, но — миновала беда и это чувство так же быстро улетучилось, как внезапно и явилось. Раб же тот, выйдя, нашел одного из товарищей своих, который должен был ему сто динариев, и, схватив его, душил, говоря: отдай мне, что должен… Тогда товарищ его пал к ногам его, умолял его и говорил: потерпи на мне, и всё отдам тебе; т. е. повторилось с его должником то же, что и с ним самим, но разница в том, что долг этого несчастного был в сравнении с долгом первого как капля в море, он должен был только всего сто динариев. Казалось бы, что на такой пустяк не следовало бы ему и внимания обращать, — казалось бы, что, получив прощение в миллионах, можно бы, и не дожидаясь просьб со стороны своих должников, отпустить им. Все это так, со стороны кажется, а на самом деле не всегда так случается. Но тот не захотел, а пошел и посадил его в темницу, пока не отдаст долга. Такой поступок может хоть кого возмутить, ибо он противен уже чувству всякой правды.