Ливень в графстве Регенплатц - Вера Анмут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я смотрю, ты сегодня рано поднялся, – произнёс Генрих, свернув пергамент.
– Да и вы, отец, уже на ногах, – отозвался Берхард.
– Сегодня суетный день. Сегодня приготовлено много развлечений для гостей, нужно всё ещё раз проверить. – Генрих отошёл к столу и положил свиток. – Король не приедет на свадьбу.
– Почему?
– Снова восстания в Италии.
– Оно и к лучшему.
– Восстания?
– Нет. То, что король не приедет.
– Что ж тут хорошего? Мне бы очень хотелось, чтобы вас с Густавом благословила не только власть церковная, но и власть светская.
– Дело в том, отец, что свадьба может пойти не по запланированному порядку.
Генрих напрягся. Чем ещё «обрадует» его старший сын?
– Что ты имеешь в виду?
Берхард опустил глаза. Он понимал, что его признание вызовет гнев у отца, но признаться необходимо, необходимо пережить этот гнев. Вот только слуга мешался.
– Я хотел бы поговорить с вами наедине, – произнёс Берхард.
Ландграф взглядом и кивком головы указал слуге на дверь, и тот, оставив работу и отвесив господину поклон, немедленно покинул комнату.
– Твои «разговоры наедине», честно говоря, меня уже пугают, – признался Генрих, едва закрылась дверь за слугой. – Что на этот раз?
– Я не могу жениться на Зигмине, отец… – начал Берхард с главного.
– Ты опять за своё! – рявкнул Генрих. – Этот вопрос уже решён, и обсуждать его снова я не желаю!
– Но сейчас всё намного серьёзнее! – настаивал Берхард.
– Почему?
– Потому что… Потому что этой ночью мы с Греттой тайно обвенчались в часовне монастыря…
– Что!!!
Буквально за пару мгновений удивление сменилось негодованием, негодование – гневом, гнев острым уколом муки воткнулся в слабое сердце мужчины.
– Что ты натворил! – вскричал Генрих. – Что ты натворил!! Как теперь… Как посмотрю в глаза барону Хафф? Ты же совратил его дочь!..
– Гретта сама дала согласие стать моей женой, – возразил Берхард. – Она любит меня и пошла на этот шаг ради того, чтобы быть со мной…
– Но вы женились тайно, без нашего благословения! – с хрипом выдыхал Генрих.
Рука его уже массировала грудь, болезненный укол всё глубже проникал в страдающее сердце.
– Вы не давали нам это благословение.
– А маркграф? Боже, что я скажу ему? Что он обманут? Что его дочь стала отвергнутой невестой?! Какой позор ты навлёк на нашу фамилию!
Боль быстро разрасталась, вгрызаясь в сердце изнутри. Генрих опустил руку, но заветного мешочка со склянкой на поясе не обнаружил.
– Я постараюсь сам всё объяснить маркграфу… – говорил Берхард.
– Что ты ему объяснишь?! Ох! Что фамилия Регентропф потеряла значение честного имени? Что нам больше нельзя верить?
Сердце буквально разрывалось. С тихим стоном ландграф опустился на стул.
– Папа, что с вами? – встревожился Берхард, увидев страдание на лице отца. – Сердце?
Генрих слабо кивнул в ответ, сил у него осталось лишь на то, чтобы терпеть боль. Подняв руку, он указал на навесной шкаф в углу комнаты. Берхард понял и подбежал к шкафу. В нём среди прочих вещей с краю стояли две бутылочки с сердечными каплями лекаря Гойербарга. Берхард взял одну склянку и вернулся к отцу. Приняв лекарство, Генрих постарался успокоиться. Боль пройдёт скоро, но надо, чтоб и ритм сердца стал тише, а дыхание стало ровнее.
– Ты убиваешь меня, Берхард, – простонал Генрих.
– Простите меня, отец. – Юноша смиренно опустил глаза. – Я не хотел причинять вам боль.
– Будто ты не знал, как я приму твой поступок.
– Я просил вас отменить свадьбу с Зигминой, – всё ещё пытался оправдаться Берхард. – Просил не разлучать нас с Греттой…
– Молчи! – прикрикнул Генрих; его потемневшие голубые глаза метали молнии. – Ещё не хватало, чтоб ты переложил всю вину на меня! Мерзавец. Я надеялся на тебя, я доверял тебе… Я отдал тебе самое дорогое – Регенплатц! А ты всё это предал, променял на обычную женщину…
– На женщину, которую я люблю…
– Молчи! Ты разочаровал меня, Берхард. Я жал от тебя помощи, а ты создаёшь ещё бóльшие трудности!
Из груди мужчины вырвалось тихое рычание. Нужно было что-то делать, как-то решать проблему. До свадьбы оставалось всего два дня.
– Кто знает о твоём браке? – спросил Генрих, стараясь запустить в голос более спокойные нотки.
– Кларк Кроненберг, служанка Гретты Лизхен, да отец Антоний, – ответил Берхард.
– А барон?
– Ещё не знает.
– Не говори пока никому. И Гретте скажи, чтоб молчала до поры.
– Что вы намерены сделать?
– Ещё не знаю. Надо думать. Ступай.
– Простите, отец, мы с Греттой просто хотим быть счастливыми.
– Ступай вон! – строго приказал Генрих.
Не решаясь более перечить отцу, Берхард покинул его покои.
– Упрямый. Настырный, – проворчал ландграф, вонзив взор в закрывшуюся за сыном дверь. – Всё сделал по-своему. Характер истинного Регентропфа. Но как же мешает жизни такой характер!
Генрих встал и прошёлся по комнате. Боль в сердце стихла окончательно, зато теперь беспокоили тяжёлые думы.
– Неужели их любовь столь сильна, что они готовы пойти против всех устоев и правил, против всех людей?
«Мы просто хотим быть счастливыми».
– Возможно, они правы. За счастье действительно надо бороться.
Генрих остановился у окна и направил взор далеко за горизонт, за горизонт неба. Милая Эльза. Воспоминания о былых чувствах, о любви прошедшей, но не умершей, рисовали на голубом холсте небосвода портрет молодой красивой девушки: ласковые тёмно-карие глаза под тенью длинных ресниц, мягкий изгиб губ, нежный овал лица в обрамлении локонов чёрных волос. Милая Эльза. Она любила беззаветно, не требуя ничего взамен. Ни власть, ни роскошь не были ей интересны, она просто хотела видеть его лицо, слышать его голос, держать его за руку, быть с ним рядом. Она просто хотела быть счастливой.
– Мама тебя поддержала бы, Берхард, – вздохнул Генрих.
Опустив глаза, он вернулся на землю к проблемам. Нужно было что-то решать. Необходимо было спасать репутацию фамилии Регентропф, дружбу с маркграфом, а главное, спасать счастье сына.
Берхард вернулся в свою комнату и закрыл за собой дверь. Повернувшись, он замер.
– Гретта? Почему ты здесь?
Девушка быстро приблизилась к возлюбленному, глаза её были полны переживанием.
– Я волновалась, – сказала Гретта.
– Тебя могут здесь увидеть…
– А теперь не всё ли равно?
Берхард улыбнулся. Действительно, какая разница кто и что скажет теперь? Отныне они законные муж и жена, они могут, они обязаны быть вместе. Он взял любимую за руку, на безымянном пальчике которой поблёскивало золотое обручальное колечко, и поднёс к своим губам для нежного благодарного поцелуя.
– Как говорил с тобой отец? Что он сказал? – спрашивала Гретта.
– Естественно, отец был в ярости, – спокойно ответил Берхард, продолжая ласкать руку
