Сёгун - Джеймс Клавелл

– Простите меня, но это будет недопустимый враждебный акт, которого вы не должны… не можете ожидать от фрегата, господин Торанага, – произнес дель Акуа, обращаясь непосредственно к нему. – Он считал, что Алвито переводит синхронно, как всегда. – Это невозможно – неприкрытый акт насилия.

– Тогда что вы предлагаете?

– Пожалуйста, давайте поднимемся на фрегат. Спросим генерал-капитана. Он примет решение теперь, когда мы знаем ваше желание. Он военный человек, мы нет.

– Пригласите его сюда.

– Быстрее будет, если вы пожалуете к нам, господин. Не говоря, конечно, о чести, которую вы нам окажете.

Торанага знал, что иезуит прав. Несколько мгновений назад он видел, как от южного берега отчалило еще несколько лодок с лучниками, и, хотя пока галере ничего не угрожало, было ясно, что в течение часа неприятель окончательно перекроет выход из гавани.

И он сознавал, что выбора у него нет.

– Извините, господин, – объяснил ему Андзин-сан ранее, во время неудачной погони, – я не могу приблизиться к фрегату, Родригес – слишком искусный капитан. Я сумею пресечь его бегство, если ветер будет держаться, но вряд ли загоню в ловушку, если он не сделает ошибки. Мы должны договориться.

– А он допустит ошибку и ветер продержится? – спросил Торанага через Марико.

Она ответила:

– Андзин-сан говорит, что мудрый человек никогда не бьется об заклад относительно ветра, если это не пассат и вы не в море. Мы находимся в гавани, окруженной горами, которые порождают вихри и воздушные потоки. А капитан Родригес не допустит ошибки.

Торанага видел, как два капитана применяли разные уловки, стараясь перехитрить друг друга, и знал наверное: оба мастера своего дела. Ему открылось также, что ни он, ни его земли, ни вся страна не будут в безопасности, пока не заполучат корабли чужеземцев и с помощью этих кораблей – власть над своими морями. Эта мысль поразила его.

«Но как я могу договариваться с ними? Чем извинить то, что они открыто проявили враждебность ко мне? Теперь моя обязанность – похоронить их за оскорбление моей чести».

Потом Андзин-сан объяснил ему уловку с фальшивыми флагами: все корабли прибегают к ней, чтобы сблизиться с врагом или избежать сближения, и Торанага обрадовался тому, что нашлось спасающее его честь решение.

Теперь Алвито увещевал:

– Я думаю, нам следует отправиться сразу же, господин.

– Хорошо, – согласился Торанага. – Ябу-сан, примите командование кораблем. Марико-сан, скажите Андзин-сану, чтобы он оставался на юте за штурвалом, а вы пойдете со мной.

– Да, господин.

Окинув взглядом баркас, Торанага сообразил, что с ним сумеют отправиться только пять телохранителей, как он и ожидал. Его замысел был прост: если он не сможет добиться помощи, надо убить генерал-капитана, португальского капитана, священников и запереться в одной из кают. Одновременно галера нападет на фрегат с носа, как предложил Андзин-сан, чтобы попытаться взять его штурмом. Возьмут они его, нет ли, в любом случае все решится очень быстро.

– Это хороший план, Ябу-сан, – заключил он.

– Пожалуйста, разрешите мне пойти вместо вас на переговоры.

– Они не согласятся.

– Очень хорошо, но, пожалуйста, сразу же, как только мы выберемся из этой западни, выдворите всех чужестранцев из страны. Поступив так, вы привлечете на свою сторону больше даймё, чем оттолкнете.

– Я подумаю об этом, – пообещал Торанага, зная, что это вздор, что он должен перетянуть в свой стан Оноси и Кияму и, следовательно, других даймё-христиан. Не выполнив своих обязательств, он будет съеден. Почему Ябу хочет попасть на фрегат? Какую измену он замышляет на тот случай, если португальцы не помогут?

– Господин, – обратился тем временем Алвито к дель Акуа, – можно я приглашу Андзин-сана сопровождать нас?

– Зачем?

– Мне кажется, он захочет поприветствовать товарища по ремеслу, капитана Родригеса. Этот бедняга сломал ногу и не может наведаться сюда. Родригес не прочь бы снова повидать англичанина, поблагодарить его за спасение, если вы не возражаете.

Торанага не видел причины, почему бы Андзин-сану не отправиться на фрегат. Он под защитой, следовательно, ему нечего опасаться.

– Если он пожелает, пусть сопровождает нас. Марико-сан, проводите Цукку-сана.

Марико поклонилась. Она знала, что ее работа состояла в том, чтобы слушать и сообщать об услышанном, следить за тем, чтобы все сказанное было передано правильно, без искажений. Она чувствовала себя лучше, ее прическа и лицо вновь выглядели превосходно, госпожа Фудзико одолжила ей свежее кимоно, левая рука покоилась в удобной перевязи. Один из матросов, ученик лекаря, перевязал ее рану. Клинок, рассекший верх предплечья, не затронул сухожилий, и рана была чистой. Ванна помогла бы ей еще больше, но где ее взять на галере?

Она проводила отца Алвито на ют. Иезуиту сразу бросился в глаза нож за поясом Блэкторна и то, как ладно сидело на англичанине грязное кимоно. «Насколько он завоевал доверие Торанаги?» – спросил Алвито сам себя.

– Приятно повидаться, капитан Блэкторн.

– Проваливайте в ад, отец! – любезно ответил Блэкторн.

– Может быть, мы еще и встретимся там, Андзин-сан. Может быть, мы там будем. Торанага сказал, что разрешает вам подняться на борт фрегата.

– Это его приказ?

– Решение оставлено за вами.

– Я не хочу.

– Родригес желал бы еще раз поблагодарить вас и повидаться.

– Передайте ему мое почтение и скажите, что мы увидимся в аду. Или здесь.

– Его нога тому помеха.

– Как у него с ногой?

– Заживает. С вашей помощью и милостью Божьей. Через несколько недель, если Господь того пожелает, он будет ходить, хотя уже не избавится от хромоты.

– Передайте, что я желаю ему всего хорошего. Вам лучше отправляться, отец, время уходит.

– Жаль… Родригес так хотел повидать вас. Там есть грог и прекрасный жареный каплун со свежей зеленью и подливкой, свежий хлеб и масло. Будет обидно, капитан, если пропадет такая еда.

– Что?

– Мягкий белый хлеб, капитан. Галеты, масло и коровий бок. Свежие апельсины из Гоа и даже галлон вина из Мадейры, чтобы запить все это, или бренди, если вы его предпочитаете. А также пиво. Потом каплун из Макао, горячий и сочный. Наш генерал-капитан – эпикуреец.

– Черт бы вас побрал!

– Приберет, когда это будет угодно Ему. Я только сказал, чего вы себя лишаете.

– Что значит «эпикуреец»? – спросила Марико.

– Это человек, который наслаждается вкусной пищей за красивым столом, сеньора Мария, – пояснил Алвито, называя ее христианским именем.

Он заметил, как неожиданно изменилось лицо Блэкторна. Он ясно представлял, как у еретика потекли слюнки, а желудок взбунтовался. Когда сегодня вечером Алвито увидел накрытый к ужину стол в кают-компании, узрел блеск серебра, белые скатерти и стулья, настоящие кожаные стулья, почуял запах свежего хлеба, и масла, и сочного мяса, он сам ощутил слабость от голода, а иезуит отнюдь не страдал без пищи и успел попривыкнуть к японской кухне.

«Как просто поймать человека, – сказал он себе. – Все, что надо, – подобрать правильно приманку».

– Прощайте, капитан! – Алвито повернулся и зашагал к трапу. Блэкторн пошел за ним.

– В чем дело, англичанин? – спросил Родригес.

– Где еда? Поговорить можем после. Сначала еда, которую вы обещали, – отрезал Блэкторн, нетвердо стоя на главной палубе.

– Пожалуйста, пройдемте со мной, – пригласил Алвито.

– Куда вы ведете его, отец?

– В кают-компанию, конечно. Блэкторн может поесть, пока господин Торанага и генерал-капитан побеседуют.

– Нет. Он поест в моей каюте.

– Не проще ли пойти туда, где накрыт стол?

– Боцман! Проследи, чтобы капитану немедленно принесли все, что он захочет, в мою каюту, все со стола. Англичанин, ты хочешь грога, вина или пива?

– Сначала пива, потом грога.

– Боцман, проследи за этим и отведи его вниз. И послушай, Пезаро, дай ему из моего рундука одежду и сапоги – все, что нужно. И оставайся с ним, пока я не позову тебя.

Блэкторн молча пошел за могучим здоровяком Пезаро вниз по лестнице на другую палубу. Алвито двинулся было обратно к дель Акуа и Торанаге, которые разговаривали через Марико около лестницы, но Родригес остановил его:

– Святой отец! На минутку. Что вы сказали ему?

– Только то, что вам хотелось бы повидать его и что у нас на борту много еды.

– Но вы не предлагали ему поесть?

– Нет, Родригес, я не говорил этого. Но разве вы не предложили бы поесть капитану, если он голоден?

– Этот бедняга не голоден – он голодал. И если теперь набьет брюхо, будет блевать, как обожравшийся волк, и вопить, как перепившаяся шлюха. Так вот, мне не хотелось бы, чтобы один из нас, даже еретик, накинулся на еду, как животное, и вопил, как дикий зверь перед Торанагой, понимаете, святой отец? Не перед этим ссаным сукиным сыном, таким же чистым в своих помыслах, как промежность сифилитической проститутки!