Сёгун - Джеймс Клавелл

– Может быть, и отравлен, Марико-сан. Посмотрите на эту мерзость! – Самурай брезгливо махнул рукой в сторону стола. На деревянной тарелке лежали искромсанные остатки ростбифа с кровью; на другой – половинка зажаренного на вертеле каплуна, рядом валялись наломанные куски хлеба и сыра в луже пива; плошка масла соседствовала с блюдом холодного мяса в жирной подливке и наполовину опустошенной бутылкой бренди.

Ни один из двоих японцев никогда не видел раньше мяса на столе.

– Что вам надо? – окрысился боцман. – Здесь нет обезьян, вакаримасу? В каюте нет обезьян-сан! – Он поглядел на самурая и отмахнулся от него: – Уходи! Проваливай! – Его взгляд обратился на Марико: – Как тебя зовут? Имя, а?

– Что говорит этот чужеземец, Марико-сан? – спросил самурай.

Марико отвела ошеломленный взор от стола и сосредоточилась на боцмане:

– Простите, сеньор, я не поняла вас. Что вы сказали?

– А? – Рот боцмана открылся еще шире. Это был разжиревший верзила, со слишком близко посаженными глазами и большими ушами, волосы его были заплетены в жалкую крысиную косичку. На толстой шее болталось распятие, за пояс были заткнуты два пистолета. – О, вы можете говорить по-португальски? Японка, которая может говорить на хорошем португальском языке? Где вы научились говорить на цивилизованном языке?

– Меня научил христианский священник.

– Да будь я Богом проклятым сыном проститутки! Мадонна, этот цветок-сан может говорить на нормальном языке!

Блэкторна опять вырвало. Он попытался встать.

– Вы не могли бы… Пожалуйста, вы не могли бы положить его сюда? – Она показала на койку.

– Ага. Если эта обезьяна поможет.

– Кто? Извините, что вы сказали? Кто?

– Он. Этот япошка.

Слова больно ранили ее. Она прилагала немалые усилия, чтобы оставаться спокойной. Марико сделала знак самураю:

– Кана-сан, будьте любезны, помогите этому чужеземцу. Андзин-сана надо положить вот сюда.

– С удовольствием, госпожа.

Двое мужчин подняли Блэкторна. Он плюхнулся на койку, мало что соображая и глупо гримасничая.

– Его нужно помыть, – произнесла Марико по-японски, все еще ошеломленная тем, как боцман назвал Кану.

– Да, Марико-сан. Прикажите чужеземцу послать за слугами.

– Да. – Ее глаза недоверчиво покосились на стол. – Они действительно ели это?

Боцман посмотрел туда же, наклонился над столом и, оторвав ножку цыпленка, предложил ее Марико:

– Вы голодны? Вот, маленькая цветок-сан, это хорошая вещь. Свежая. Каплун из Макао.

Она покачала головой.

Медвежья рожа боцмана расплылась в ухмылке. Он обмакнул ногу цыпленка в густую подливку и сунул ей под нос:

– Подливка делает его еще вкуснее. Эй, это здорово, когда можешь разговаривать на человеческом языке, да? Никогда прежде мне этого не удавалось. Ну давайте, это подкрепит вас, чего тут считаться! Это каплун из Макао, я же сказал.

– Нет-нет, спасибо. Есть мясо… есть мясо запрещено. Это против наших законов – законов буддизма и синто.

– Надо же, а в Нагасаки не так! – хрюкнул боцман. – Многие япошки лопают мясо все время. Всякий раз, когда удается достать, и грог лакают. Вы христианка, да? Ну, попробуйте, маленькая донна. Как узнать, если не попробовать?

– Нет-нет, спасибо.

– Человек не может жить без мяса. Это настоящая еда. Делает вас сильным, так что вы можете прыгать, как горностай… Вот, – он предложил ножку цыпленка Кане, – хочешь?

Кана с отвращением покачал головой:

– Иэ!

Боцман пожал плечами и небрежно отбросил ее обратно на стол:

– Иэ так иэ. Что у вас с рукой? Повредили в бою?

– Да. Но несильно. – Марико подвигала ею немного, чтобы показать это, и с трудом вытерпела боль.

– Бедняжка! Что вам здесь понадобилось, донна сеньорита, а?

– Повидать Ан… встретиться с этим капитаном. За ним послал господин Торанага. Он пьян?

– Да, это еще и еда. Бедняга слишком быстро ел и так же быстро пил. Осушил полбутылки одним глотком. Англичане все такие. Не могут переносить грог. Кишка тонка. – Его глаза ощупывали Марико. – Я никогда не видел такого маленького цветочка, как вы. И никогда не встречал япошек, которые могут говорить на нормальном языке.

– Вы всех японских дам и самураев называете япошками и обезьянами?

Моряк коротко хохотнул:

– Эх, сеньорита, это сорвалось с языка. Так именуют сводников и проституток в Нагасаки. Здесь нет ничего обидного. Я никогда не разговаривал с ученой сеньоритой, даже не знал, что такие бывают, ей-богу.

– Я тоже, сеньор. Я никогда не разговаривала с цивилизованными португальцами раньше, только со святыми отцами. Мы японцы – не япошки, понятно? А обезьяны – это животные, правильно?

– Конечно. – Боцман показал щербатую пасть. – Вы говорите как донна. Да. Не обижайтесь, донна сеньорита.

Блэкторн что-то пробормотал. Она подошла к койке и осторожно потрясла его за плечо:

– Андзин-сан! Андзин-сан!

– Да-да? – Блэкторн открыл глаза. – О, привет, я сожалею, я… – Но боль и головокружение пригвоздили его к койке.

– Пожалуйста, пошлите за слугой, сеньор, его надо помыть.

– Есть рабы, но не для этого, донна сеньорита. Оставьте англичанина – что такое рвота для еретика?

– Нет слуг? – переспросила она, пораженная.

– У нас есть рабы, черные негодяи, но они ленивы – им никто не доверяет мыть себя, – заявил он с кривой ухмылкой.

Марико знала, что у нее нет выбора. Господин Торанага может потребовать Андзин-сана тотчас же, и это ее обязанность.

– Тогда мне нужно немного воды, – пролепетала она, – помыть его.

– Есть бочка воды. На лестнице. Палубой ниже.

– Пожалуйста, принесите мне воды, сеньор.

– Пошлите его. – Боцман ткнул пальцем в Кану.

– Нет. Будьте любезны, сходите вы. Сейчас.

Боцман оглянулся на Блэкторна:

– Вы его возлюбленная?

– Что?

– Вы возлюбленная этого англичанина?

– Что такое возлюбленная, сеньор?

– Его женщина. Его подружка. Понимаете, сеньорита? Его девушка, этого капитана, его любовница, возлюбленная.

– Нет, сеньор, нет. Я не его возлюбленная.

– Да? Тогда чья же? Этого оран… этого самурая? Или, может быть, того князя, который только что поднялся на борт? Тора… что-то? Вы одна из его?..

– Нет.

– Ни одного из тех, что на борту?

Она покачала головой:

– Пожалуйста, принесите воды.

Боцман кивнул и вышел.

– Это самый безобразный, дурно пахнущий мужчина, которого я когда-либо видел около себя, – скривился самурай. – Что он говорил?

– Он думал, что я одна из наложниц капитана.

Самурай направился к двери.

– Кана-сан!

– Я требую права по поручению вашего мужа отомстить за оскорбление. Сразу же! Как он посмел хотя бы подумать, что вы прелюбодействовали с чужеземцем!

– Кана-сан! Пожалуйста, закройте дверь.

– Вы Тода Марико-сан! Как он осмелился оскорбить вас? Оскорбление должно быть отомщено!

– Оно будет отомщено, Кана-сан, и я благодарю вас. Да. Я даю вам это право. Но мы здесь по приказу господина Торанаги. Пока он не даст своего одобрения, было бы неправильно сделать это.

Кана неохотно закрыл дверь:

– Я согласен. Но я прошу вас обратиться к господину Торанаге до того, как мы уедем отсюда.

– Да. Благодарю вас за то, что заботитесь о моей чести. – «Что бы сделал Кана, если бы знал все, о чем мы здесь говорили? – спросила она себя, ужаснувшись. – Что бы сделал господин Торанага? Или Хиромацу? Или мой муж? Обезьяны? О Мадонна, помоги мне выдержать все и сохрани мой разум». Чтобы унять гнев Каны, она быстро переменила тему: – Андзин-сан выглядит таким беспомощным. Прямо как ребенок. Видимо, чужеземцы не могут пить вино из-за желудка. Совсем как некоторые из наших мужчин.

– Да. Но это не из-за вина. Не может быть. Это из-за того, что он съел.

Блэкторн тяжело завозился, приходя в сознание.

– У них нет слуг на корабле, Кана-сан, так что я должна буду заменить одну из служанок Андзин-сана. – Она начала раздевать его, довольно неуклюже – у нее еще болела рука.

– Ну-ка, позвольте мне помочь вам. – Кана оказался более ловок. – Я привык делать это для моего отца, который часто страдал от саке.

– Для мужчины хорошо иногда напиться. Это освобождает его от всяческих дьявольских духов.

– Да, но мой отец сильно страдал на следующий день.

– Мой муж тоже сильно потом болеет. По нескольку дней.

Через минуту Кана сказал:

– Может быть, это сам Будда позволил господину Бунтаро спастись.

– Да. – Марико огляделась. – Я не понимаю, как они могут жить в такой грязи? Хуже, чем последние бедняки у нас. Я чуть не упала в обморок от вони.

– Это возмутительно. Я никогда не был на борту чужеземного корабля раньше.

– А я никогда не была раньше на море.

Открылась дверь – боцман принес ведро. Он был потрясен тем, что Блэкторн лежит голый, и, выдернув из-под него одеяло, прикрыл его наготу.