Сквозное действие, или Как стать драматургом - Александр Михайлович Галин

Э р н е с т  П е т р о в и ч. Размазываете, размазываете, Ираида Сергеевна. Ну к чему нам этот критический реализм?

И р а и д а. А спросите его, чем вы, Иван Яковлевич, занимались все эти годы? Он вам ответит: «Чертил. Приблизительно один и тот же узел». Недаром он мне как-то признался. «Знаешь, говорит, я так в этом деле наловчился, — подымите меня ночью с постели, и я, глаз не открывая, все, как есть, начерчу». Вот до чего, товарищи!

И в а н  Я к о в л е в и ч (растерянно). Неправда, неправда.

И р а и д а (устрашающе). Не-прав-да-а?

И в а н  Я к о в л е в и ч. Нет, я… Я не признавался.

И р а и д а. Не призна-ва-лись?

И в а н  Я к о в л е в и ч. Нет, я… То есть я, конечно… Но только не всем, а… (Смотрит на Кучумова.) Одному ему. Больше никому не признавался.

И р а и д а. Садитесь, Иван Яковлевич.

Иван Яковлевич со вздохом облегчения садится.

Э р н е с т  П е т р о в и ч. Закругляемся, закругляемся, Ираида Сергеевна. Пора кончать.

И р а и д а. Вот такая, значит, картина, товарищи. Вот такие, значит, достоинства и недостатки. А теперь пару слов о валовом производстве, о расширении ассортимента.

Э р н е с т  П е т р о в и ч. Однако… Это как же?

И р а и д а. Ну правильно, товарищи. Кто против? Увеличиваем, расширяем. Да только что увеличиваем? Что расширяем?

Г о л о с. Хлам! Вот чего!

И р а и д а. Правильно, товарищи. Устаревший, никому не нужный хлам. Вот такая неприглядная картина, товарищи.

Э р н е с т  П е т р о в и ч. Ну уж это вы… Нельзя же так.

И р а и д а. А теперь вопрос. Ко всем вам вопрос. А кто виноват? Кто? Правильно. Все наше подразделение. Дружный, сплоченный коллектив. Внесли свою лепту. Да вы только посмотрите… прислушайтесь. Откройте окна… Окна! Распахните окна пошире, товарищи!

Распахиваются окна. И в помещение КБ врывается сильный, свежий ветер. Бумажная круговерть. Настоящий бумажный дождь.

Видите? Видите? Смотрите! Смотрите, что творится вокруг! А мы? Что делаем мы? А ничего. Что делали десять, пятнадцать, а то и двадцать лет назад, то и сейчас. А все почему? Да потому, что привыкли к спокойной жизни. Свыклись с рутиной. Даже утешение в ней находим. «Над нами не каплет». Вот и рады. Что сегодня как вчера, а завтра как сегодня. В самом деле. Оклад сполна. Премии вроде бы тоже. Ну так… О чем еще беспокоиться? Да ведь… Тише, товарищи! Давайте на секундочку задумаемся. Вникнем. Разберемся. Ведь жизнь, товарищи, проходит. Жи-изнь… Наша с вами. Единственная. А мы? Что мы делаем с нею? Как мы живем?

Г о л о с а. Правильно! Ни к черту не годится! Все верно! Точно! Разве ж это жизнь?

И р а и д а. Да ведь мы как… в болоте.

Г о л о с а. Точно, точно! Болото и есть!

И р а и д а. В тря-си-не-е.

Общая суета. Выкрики. Ничего толком не разобрать. Сильный ветер продолжает гулять по КБ.

Э р н е с т  П е т р о в и ч. Тише, товарищи! Ти-ше-е!

Но Эрнеста Петровича никто не слышит. Та же разноголосица. Бумаги безумными птицами мечутся над головами.

Э р н е с т  П е т р о в и ч. Ираида Сергеевна! Регламент! Пора кончать!

И р а и д а. Тишина, товарищи! Еще несколько минуток внимания! Дайте мне досказать!

Воцаряется тишина.

Э р н е с т  П е т р о в и ч. Регламент. Пора кончать.

И р а и д а. Э, не-ет, Эрнест Петрович. Зажимать рот выступающему — это недемократично. Это знаете как называется? Тем более что собрание веду я. Сядьте на место.

Э р н е с т  П е т р о в и ч. Да вы… В чем дело, Ираида Сергеевна? Что с вами случилось? Я вас совсем не узнаю.

И р а и д а. На место!

Эрнест Петрович тяжело падает на стул.

И р а и д а. Вот так, товарищи… Нужно вам признаться, я долго молчала. Я, можно сказать, всю жизнь молчала. Никому ни слова, ни полслова. Я в жизни никогда на собраниях не выступала.

Э р н е с т  П е т р о в и ч. То есть как?

И р а и д а. Так что вы мне рот не зажимайте.

Г о л о с а. Не зажимайте! Пусть говорит! Ее право! Не зажимайте!

И р а и д а. Тише, тише, товарищи… Так до каких же пор, товарищи, спрашивается? А? До каких же пор мы все это будем терпеть? Ведь надо же наконец что-то делать. Как вы считаете?

Молчание в ответ.

Э р н е с т  П е т р о в и ч (решительно встает). Товарищи! В порядке самокритики. Правильно, надо что-то делать. Что-то менять. На что-то настраиваться. Время такое. Сами видите. Нас, можно сказать, нацеливает. Но есть же объективные обстоятельства. Их очень много. Их столько, товарищи, я вам откровенно скажу… Сто-олько… Не только нам, но еще и детям и внучкам нашим…

И р а и д а. Знаем, знаем мы эти объективные обстоятельства, Эрнест Петрович. У вас чуть что, так сразу объективное обстоятельство.

Э р н е с т  П е т р о в и ч. Да нет же, товарищи. Ну что вы? В порядке самокритики. Скажите, ну что я могу? Я же ни-че-го не могу.

И р а и д а. Неправда, Эрнест Петрович. Сможете. Если захотите.

Э р н е с т  П е т р о в и ч. Вам легко говорить. А побудьте на моем месте. «Захочу». Ну захочу, и что? Что из того? Кому интересно, что я захочу? Это же, товарищи…

И р а и д а. А вот я вам сейчас докажу. Какие они, эти объективные обстоятельства. Вы сейчас убедитесь. Вот вам пример. Товарищи, ну вы все знаете, конечно, что освободилось место группового. Знаете?

Г о л о с. Наслышаны.

И р а и д а. А что меня на это место? Вам об этом тоже известно?

Г о л о с. Известно.

И р а и д а. А теперь вопрос. Это по какому же праву меня в групповые? Что, может, я на работе себя как-то проявила?

Г о л о с. Смотря, на какой работе. Если языком почесать.

И р а и д а. Верно, верно, люблю я это дело… поболтать в рабочее время. Хлебом меня не корми. Так что же? Может, тогда организаторские способности у меня?

Г о л о с. «Черную кассу» организовать — вот и все способности.

И р а и д а. Тоже верно. А в групповые все-таки меня. Вот удивительно.

И в а н  Я к о в л е в и ч. И ничего удивительного.

И р а и д а. А ну-ка встаньте, Иван Яковлевич. Еще раз встаньте, скажите.

И в а н  Я к о в л е в и ч. Эх, да что скрывать? Вы уж извините меня, Ираида Сергеевна, но как ни посмотришь на вас, все-то вы рядышком с ним. (На Эрнеста Петровича.) То с бумажками, то воду в графине. Потому и вас.

И р а и д а. Ну правильно, товарищи. Умею я с начальством. Подать, сказать. Но все это не главная причина. Тут есть и поважнее причина. (Эрнесту Петровичу.) Сказать?

Эрнест Петрович только безнадежно отмахнулся.

Скажу. Товарищи, что я двоюродная племянница Надежды Васильевны, я думаю, вам всем об этом известно. Ну да, правильно, та, что на путевках в профкоме сидит. А Эрнест Петрович дачку себе задумал отремонтировать. И ему шифер нужен. Скажете, при чем тут шифер? А вот при чем. Слушайте. Допустим, ты мне шифер, а я тебе путевочку в Гагры, ты мне путевочку, а я тебе…

Э р н е с т  П е т р о в и ч. Это… Это уже клевета! Это… инсинуация! Я буду жаловаться!

И р а и д а. Да-да, жалуйтесь, Эрнест Петрович. Жалуйтесь на здоровье. Негодуйте, протестуйте. Хоть на голове ходите. Только не по проезжей части. Авось и поможет. Тише,