История Смотрителя Маяка и одного мира - Анна Удьярова

и стояли, внимательно слушая Дитрикса, как деревенские дети на представлении заезжего кукольного балагана. Только тот, который клеил, иногда удивлённо поглядывал на своих товарищей. После того как Дитрикс произнёс что-то, видимо, кульминационное, воздев руки в немыслимо картинном жесте, двое птичников закивали. Они аккуратно сняли ещё не присохшую листовку, взяли ведро с рыбным клеем и развернулись в сторону площади Рыцарей Защитника, когда третий, делая вид, что нагнулся поправить сапог, вдруг резко выпрямился и бросил что-то в сторону стоявшего в нескольких шагах Дитрикса.

Всё это Таэлир уложил в воспоминания уже потом, но в тот момент он как будто видел происходящее медленнее, чем текло время. Как иногда даже в бурных реках бывают участки, где вода вдруг замедляется, клубится, словно застыв в нерешительности. За мгновение до того, как птичник вытащил нож из голенища, принц откуда-то уже знал, что произойдёт. Он бросился вперёд и даже что-то крикнул, но звука своего голоса не слышал.

Возможно, Дитрикс всё-таки его услышал или просто обладал великолепной реакцией – в любом случае он успел поднять руки в теперь уже бесконечно естественном жесте, чтобы защитить своё лицо от сверкающей стремительной смерти. Нож, растеряв своё фатальное назначение, врезался в ладонь Дитрикса и застрял там, как огромная нелепая заноза.

То, что происходило потом, Таэлир, напротив, запомнил очень хорошо – как будто кто-то рисовал ему историю, оставляя время рассмотреть каждую картинку.

Не вынимая ножа, Дитрикс опустил руку, с которой, чуть помедлив, словно в нерешительности, закапала кровь. Затем улыбнулся – и эта улыбка в сочетании с яркими каплями крови, напоминающими уже весенний дождь, выглядела жутко. Птичник, метнувший нож, застыл на месте и не отрывал взгляда от руки Дитрикса, и на лице его читался такой ужас, как будто он первый раз видел кровь.

– Так даже лучше, – сказал Дитрикс, не переставая улыбаться, – надёжнее. С кровью всегда надёжнее, – несмотря на то, что ни одно движение не выдавало боль, он заметно побледнел, но продолжал так же спокойно: – Я хочу, чтобы твои приятели отправились, куда собирались, а ты, раз такой ловкий, останься здесь и не двигайся, пока какой-нибудь горожанин или горожанка не пожалеет тебя. Надеюсь, это случится не скоро, – прибавил Дитрикс, всё-таки скривившись от боли.

Птичник же превратился в статую. Таэлир читал в детстве, что в какой-то дикой стране был обычай по праздникам выставлять на улицах городов живые скульптуры – специально подготовленных людей, которые могли часами стоять неподвижно. И если прохожим нравилось их мастерство настолько, что они готовы были бросить монетку, «живая скульптура» могла поменять положение. Картинки в этой книге всегда пугали маленького принца – ему казалось, что эти люди действительно превратились в статуи и не могут ни пошевелиться, ни вскрикнуть, даже если внутри у них всё разрывается от боли.

Теперь он увидел такую статую на улице Тар-Кахола: птичник замер у стены почти по стойке «смирно», с выражением чистейшего изумления на лице. Несмотря на серьёзность происходящего, фигура застывшего птичника вызывала смех. И принц с удивительным для себя сочувствием подумал, что этот несчастный нескоро дождётся жалости от горожан.

Тем временем товарищи застывшего птичника уже скрылись за поворотом в стороне площади Рыцарей Защитника. Дитрикс опирался на встревоженного Пойза и, тяжело дыша, смотрел на свою руку. Принц вспомнил всё, что слышал от королевского доктора, и тут же в голове его как будто спустили какой-то механизм – он аккуратно, но быстро взял раненую руку Дитрикса за запястье и надавил на лучевую артерию. Размер капель крови, стекавших на мостовую, стал гораздо меньше. Показав Пойзу, как нужно пережимать артерию, Таэлир оторвал от своей рубашки на груди длинный лоскут.

– Надо вытащить, – хрипло сказал принц, указав на нож.

Он помнил, что до прихода врача лучше не вынимать нож из раны, но в их ситуации, видимо, ждать помощи было неоткуда.

Дитрикс, удивлённо наблюдавший за умелыми действиями надменного лори, кивнул, но принц всё медлил. Он не решался вытащить нож, причинив ещё большую боль – и тогда бывший король, с неизменной улыбкой, сделал это сам. «Будет тебе выделываться», – прокомментировал побледневший Пойз. Не теряя времени, Таэлир крепко перевязал ладонь, обернув ткань несколько раз. Первые три слоя ткани мгновенно окрасились кровью, но на следующих крови становилось всё меньше. «Вроде бы связки не задеты», – подумал принц, осторожно трогая перебинтованную руку. Он никогда не думал, что такие знания могут ему пригодиться – просто там, во дворце, это, в отличие от древних языков и пыльной истории, казалось частью той реальной жизни, которая идёт за стенами дворца.

– Оказывается, ты искусный лекарь, лори, – с усмешкой на бледном лице сказал Дитрикс. – Спасибо. Не буду даже ругать тебя за то, что это ты виноват в том, что случилось.

– Я виноват? – возмутился Таэлир.

– Конечно, – кивнул Пойз, – непонятно о чём думал, отвлёкся – и вот результат.

Принц не стал спорить, поскольку свои последние силы он потратил на перевязку.

Дитрикс предложил поскорее убраться, пока кто-нибудь не застал их с застывшим птичником. «Долго объясняться», – пожав плечами, сказал он. Таэлир не мог оторвать взгляда от птичника, так что Дитрикс сердито дёрнул его за рукав здоровой рукой: «Не вздумай жалеть его!»

Пойз повёл их дворами вдоль улицы Весенних Ветров вниз, к садам у Кахольского озера.

– Эти двое отправились снимать все листовки о поимке Коры, которые они успели расклеить за ночь – и те, которые кто-то успел расклеить ещё вечером. В общем, им придётся обойти весь город. Поэтому нам хорошо бы задержать рассвет как можно дольше, – сказал Дитрикс, когда они вышли к озеру и устроились на берегу, глядя на отражённые в тёмной глади озера чуть побледневшие к рассвету звёзды. – Если бы у нас было вино, это было бы легче, – со вздохом добавил он.

В ответ Пойз с хитрым видом вытащил откуда-то из глубин своих непонятных одежд бутылку зеленичного вина.

– Ты волшебник! – воскликнул Дитрикс, на что его приятель только самодовольно хмыкнул.

Таэлир старался навести порядок в своей голове – но голова напоминала ему кладовку, в которую кто-то пытался запихнуть слишком много вещей разом. Стоило открыть дверь – и на тебя обрушатся пыльные непонятные предметы, о которых ты уже давно забыл. Смотреть на спокойную, тягучую воду озера было приятно, и принц начал понемногу успокаиваться. Он старался не думать о том, что имели в виду эти невероятные уличные повесы, когда рассуждали о том, как задержать рассвет. Скорее всего, ничего невероятного.

– Я сначала хотел было, чтобы они, вместо листовок с Корой, нарисовали и расклеили портреты короля с пририсованными ослиными ушами, но потом подумал, что это несколько банально и недостойно настоящих художников, – рассказывал Дитрикс, а