История Смотрителя Маяка и одного мира - Анна Удьярова

получаются неплохие, – с этими словами она протянула другу бумажный пакет с ягодно-сахарными булочками, которые они взяли с собой, да так и забыли съесть.

Унимо не стал возражать, потому что знал, что это бесполезно.

– Спасибо, – сказал он, разглядывая тонкую песчаную косу, которая с каждым часом сужалась на несколько дюймов, – увидимся через два дня.

Мица кивнула и принялась сосредоточенно отряхивать свои ноги от налипшего мокрого песка, чтобы надеть туфли, которые она несла в руках. А потом, когда Нимо ушёл, села и долго смотрела на море, пока волны не проглотили тонкую песчаную дорогу к маяку. Почему-то ей вспомнилась одна старинная песня моряков Морской стороны (моряки Островной стороны были слишком суеверны, чтобы петь грустные песни):

Свет маяка

сталью клинка

пронзил облака -

видишь, в тёмной воде

белеет рука.

Век моряка

недолог и полон

тревог.

Сердце его давно

бьётся на дне.

В море с небес

упала звезда,

что бы ни загадал ты, всегда

ответ -

нет.

Когда Унимо пришёл, Форин с Триксом пили вечерний чай. Немой, как обычно, насмешливо прокомментировал позднее возвращение Нимо и булочки, которые тот выложил на стол, устраиваясь рядом.

Горячий чай был очень кстати, потому что, пройдя по песчаной дорожке, он успел замёрзнуть, хотя дождь ещё только собирался, закипая в грозовых тучах на горизонте.

– Сегодня буря будет не очень сильная, – задумчиво сказал Форин, разглядывая волны на стремительно темнеющем горизонте.

Чайки и коричневые буревестники с большими изогнутыми клювами тревожно метались, сдавленные между тяжёлыми предгрозовыми потоками и неспокойной зелёной водой.

Нимо неуверенно кивнул.

Так они сидели и, казалось, ждали бури, прячась в крепкой башне маяка. Форин рассказывал, что, когда разыгрывались сильные штормы, волны заливали гостиную и комнаты. Но такое случалось редко, в основном осенью, и обычно высота маячной башни надёжно защищала её обитателей от серьёзных неприятностей.

Когда надвигалась буря, Трикс как будто преображался: с его губ не сходила диковатая улыбка, а жесты становились ещё более стремительными. Но всё равно, когда сумерки полновластно воцарились в сдавленном, напряжённом воздухе, Трикс, как обычно, незаметно исчез, и Смотритель с Унимо остались вдвоём.

Едва стемнело настолько, что на небе, если бы оно было чистым, показались бы первые плохо отпечатанные звёзды, Форин, как обычно, отправился на верхнюю галерею зажигать лампы маяка. Унимо последовал за ним, хотя как раз сегодня ему очень хотелось спать: всю прошлую ночь мысли, жалящие, как весенние пчёлы, не давали уснуть.

Каждый раз Ум-Тенебри любовался, смотря на то, как ловко, осторожно и уверенно Форин настраивает линзу, заливает масло и подносит огонь к широкому фитилю. И хотя Нимо сам уже умел управляться с механизмами маяка и знал, что это довольно просто, но каждый раз в действиях Смотрителя ему чудился какой-то ритуал.

Но в тот вечер ритуал был прерван: Форин и Унимо услышали грохот по ступеням маяка, который никак не мог производить бесшумный Трикс. В башню кто-то поднимался – кто-то попал на Исчезающий остров, уже отрезанный от берега морскими волнами. Непривычный стенам маяка грохот всё приближался, и наконец на галерее появился высокий широкоплечий человек в мокром рыбацком плаще. Когда он откинул капюшон, то Унимо узнал отца Мицы, рыбака Петрела. С его волос и усов стекала вода: видимо, неспокойное море уже успело обнять его, пока он добирался на своей лодке от берега.

Форин внимательно посмотрел на посетителя. Обычно на маяк никто не заходил без настоящей необходимости. Тем более, Петрел был одним из самых рассудительных людей, знакомых Смотрителю. И всё же, что-то привело его в непогоду на маяк.

Петрел ненадолго застыл в нерешительности, щурясь от слепящего света, но потом решительно сказал:

– Смотритель, выручай. Без тебя нам не справиться. У Навита сын сломал ногу, вытаскивая лодку на берег, и кость вышла наружу. Я его перевязал, как ты учил, кровь вроде не идёт. И дал лекарство от боли. Но нога вся опухла и посинела – наверное, что-то я не так сделал. Только ты можешь помочь.

Форин вздохнул, слезая с табурета, на котором уже было устроился наблюдать за лампами. Не обращая внимания на рыбака, он подошёл к Унимо и посмотрел ему прямо в глаза. Зрачки Смотрителя превратились в яркие точки замёрзших в ледяных каплях насекомых.

– Ты знаешь, как управляться с лампами. Главное, чтобы они не погасли. Эту ночь будешь следить за маяком вместо меня, – сказал Форин, – хорошо?

Унимо только кивнул. Он и раньше уже оставался следить за лампами на маяке – на несколько часов, на полночи, и это было совершенно не сложно. Ум-Тенебри был даже немного разочарован тем, что его новое ремесло не требует особых умений: достаточно просто быть внимательным и не спать. Но тогда он почему-то почувствовал тревогу – возможно, оттого что Форину предстояло плыть ночью в бурю в посёлок, оттого что какой-то несчастный мальчишка так неудачно поранился и, судя по всему, его состояние было очень опасным. Унимо не хотел себе в этом признаваться, но он боялся остаться один на маяке. Как будто эта высокая башня была слишком большой для него, как будто даже птицы, с криком проносившиеся мимо окон, знали, что это не настоящий Смотритель, а самозванец. Но он всё равно молчал и соглашался, потому что делать было нечего и детским страхам не было места в этой назревающей трагедии.

Смотритель кивнул в ответ, потом взял со стены плащ и, не оборачиваясь, стал быстро спускаться по лестнице. Петрел, не сразу сообразив, в чём дело, немного помедлил, но потом со всех ног бросился вниз, и его тяжёлые шаги заглушили едва слышную лёгкую поступь Форина.

Унимо попытался посмотреть с той части галереи, которая выходила к берегу, как маленькая рыбацкая лодка отчаливает от Исчезающего острова, но, как ни напрягал глаза, не мог разглядеть ничего. Оставив это занятие, он с тяжёлым сердцем подошёл к той стороне, которая выходила в открытое море, и стал смотреть, как луч маяка прочерчивает свой путь в грозовом небе. На горизонте, как обычно, не было видно ни одного топового огня. А рыбачьи лодки никогда не заходили ночью дальше линии Исчезающего острова. Вероятно, Мица была права, когда говорила, что свет маяка здесь бесполезен: моряки уже давно обходят стороной этот опасный участок. Да и незачем им сюда заходить: на двадцать миль западнее расположен прекрасный удобный порт, куда каждый день причаливают корабли из Синтийской Республики и из Морской и Островной сторон Шестистороннего.

Нимо забрался на табурет и стал наблюдать, как масло медленно, едва заметно исчезает, превращаясь в яркий луч, проникающий даже сквозь грозовые облака. Он беспокоился за Форина, о том, удастся ли ему спасти мальчика-рыбака. Почему-то Унимо привык думать о Смотрителе, как о необыкновенном человеке. Но ведь ничего необыкновенного в том, чтобы спрятаться от