История Смотрителя Маяка и одного мира - Анна Удьярова

людей на никому не нужном маяке, не было. Скорее, это было признаком безумия – как у тех людей, которые живут в Доме Радости, представляя себя королями, драконами, великими поэтами. Разница была только в том, что Форин выглядел не очень счастливым, что делало его куда более близким к реальности.

Унимо одёрнул себя, осознав, как высокомерно он размышляет о Смотрителе маяка. «Давай-ка лучше о себе, – сердито подумал Ум-Тенебри, – отец отказался от тебя, потому что ты не оправдал его надежд и рос заурядным шейлирским сынком. Ты поверил, что тебя ждёт необычная судьба, и отправился в путешествие, которое ничем, кроме твоего упрямства, объяснить нельзя. И вот, наконец, ты навязался человеку, которому ты не нужен. Которому ты только мешаешь. Что ж, нужно довольствоваться местом смотрителя масляных ламп на маяке, который не освещает путь ни одному кораблю». Он и сам не знал, что на него нашло, но горькое, как осенняя полынь, отчаяние отравляло каждый вздох. Зато расхотелось спать. Нимо собирался ещё раз подойти к окну галереи, чтобы убедиться, что ни одного корабля на горизонте нет, как вдруг кто-то огромный и белый пролетел совсем близко к башне. Унимо увидел это только боковым зрением, поэтому разглядел лишь большое белое движение, а когда бросился к окну, то ничего, кроме швыряемых ветром первых капель дождя, разглядеть было нельзя. Скорее всего, просто огромный альбатрос пролетел совсем близко к башне маяка, но почему-то от этого происшествия сердце Унимо тревожно сжалось. «Что со мной происходит? – тоскливо подумал он. – Скоро буду пугаться любой чайки».

Он вернулся в центр галереи и заставил себя не смотреть в окно, сосредоточиться только на пламени ламп, отгоняя любые посторонние мысли, как учил его Форин. Постепенно тревога отступила. И ровно в тот момент, когда нужно было, Унимо осторожно залил в лампы масло, не пролив мимо ни капли. Сознание его было послушным и спокойным, так что он даже перестал замечать рёв ветра и шипение дождя за стенами башни.

А потом он уснул.

Проснулся Унимо от ощущения того, что случилось непоправимое. До этого похожее чувство он испытал лишь однажды – когда умерла бабушка Атка, которая всем говорила, что бессмертна. Ощущение не обмануло Унимо: он проснулся в абсолютной, полнейшей, беспросветной темноте.

Уже через несколько секунд, прежде чем Нимо оказался способен что-либо предпринять, он увидел слабый огонёк, который дрожал от порывов ветра, наполнявших галерею, но спустя какое-то время, добравшись до масла, огонь почувствовал себя увереннее – и вот уже все лампы маяка Исчезающего острова дружно занялись, созидая спасительный свет.

Унимо не мог ничего видеть от яркого света, слепившего глаза после благодатной темноты, но он точно знал, что это Смотритель: на широкой галерее как будто не осталось свободного места, воздух словно загустел, как яблочная пастила, да и кому ещё было дело до того, светит маяк или нет. Нимо чувствовал себя ужасно, катастрофически, неисправимо виноватым, и от этого, как загнанный в угол зверь, в нём обнажала клыки злость.

Смотритель подошёл к нему, схватил за куртку и, замахнувшись своим взглядом, напоминающим сломанный нож, шёпотом закричал:

– Что ты сделал? Ты хоть понимаешь, что ты сделал?!

Унимо словно видел себя со стороны: как он болтается тряпичной куклой в руках Смотрителя, который как будто стал выше ростом и сильнее, чем обычно. «Пусть бы он уже ударил меня», – тоскливо подумал Нимо, мечтая только поскорее убраться с маяка навсегда.

Но Форин внезапно разжал побелевшие пальцы и сел на пол, обхватив голову руками и закрыв лицо. Унимо показалось, что он плачет – и вот это было по-настоящему невыносимо. Настолько, что Ум-Тенебри сказал, скривив губы в самой мерзкой из подсмотренных у Трикса усмешек:

– Ничего такого и не случилось! Здесь никогда, никогда не проходят корабли! Ни один корабль! И этот маяк, этот свет нужен только вам, Смотритель! Никому больше он не нужен! Никому.

Унимо сжал руки в кулаки, чтобы они не тряслись, и улыбка, конечно же, сползла с его лица, как плохо прикреплённая декорация. Но он сказал то, что давно уже много раз говорил Смотрителю, разговаривая с ним в своей голове.

Форин поднял на него взгляд, полный боли и такой спокойной, холодной ненависти, что Нимо отшатнулся, тут же пожалев о сказанном.

– Значит, маяк никому не нужен? – тихо спросил Смотритель, поднимаясь с пола. – Говоришь, что здесь никогда не ходят корабли?

Ум-Тенебри почувствовал запоздалое раскаяние: если было хоть малейшее подозрение, что Форин болен, то не следовало так вот разрушать построенные им иллюзии, которые, вероятно, защищали его сознание от опасной стихии понимания, как крепкие каменные стены защищают маяк от волн. «Унимо Ум-Тенебри, ты чудовище», – сказал он себе.

– Значит, придётся показать тебе, как ты ошибаешься, – с улыбкой продолжил Форин, который, казалось, уже вполне овладел собой.

Нимо отшагнул к стене, но это, разумеется, не помогло: Смотритель стремительно, словно тень, метнулся к нему и схватил за руку. В то же мгновение сердце Унимо замерло от ужаса, потому что он почувствовал, что падает в наполненную невидимым дождём темноту, отчаянно сжимая в руке мокрые птичьи перья.

7.1.2 Rebus sic stantibus46

Никогда ещё в Синте не происходило события столь опасного, скандального и неприятного. Непременный Консул сорвал маску на многолюдной площади Революции и кричал, что он уверовал в Защитника, что в мире происходят необыкновенные вещи, которые никто не замечает. Синтийцы с прискорбием увидели, что под маской Непременного Консула скрывался знаменитый Орил, герой революции, чья верность Республике и честность уже вошли в поговорки жителей Синта.

Довольно быстро прибыли служащие Дома Управления и мягко, но настойчиво, увели Орила, сообщив обеспокоенным горожанам, что Непременный Консул болен. Впрочем, синтийцы были настолько дисциплинированны, что продолжили работу как ни в чём не бывало. Так что сторонний наблюдатель не заметил бы в городе ничего необычного. Но служащие Консулата видели весь масштаб произошедшей неприятности: горожане перебрасывались понимающими взглядами, всё чаще упоминали Защитника, как будто невзначай, а некоторые и вовсе задавали вопросы о том, почему отсталые жители Шестистороннего, которые до сих пор верят в Защитника, – лучшие учёные и мастера на всём континенте. Этих любопытных, конечно, можно было быстро заставить замолчать, но проблема была куда серьёзнее.

Поэтому в тот же день, когда Орил бесчинствовал на площади, вечером собрался Совет Консулата и кто-то внёс предложение включить в повестку подготовку к определению нового Непременного Консула. Советник Шал-Эр осадил торопливого коллегу, заявив следующее:

– Во-первых, иене Орила сейчас осматривает врач Республики, и только он может сказать, способен ли нынешний Непременный Консул продолжать исполнять свои обязанности. Во-вторых, проблема состоит не в том, что наш коллега, к всеобщему прискорбию, оказался несколько…