Чужак в чужом краю - Роберт Хайнлайн

я никогда не прячусь от людей за вычурными словесами, не стремлюсь похвастаться перед другими писателями «техникой письма». Мне нужна другая оценка — деньги, которые люди отдают за мои книги; платят, потому что им приятно меня читать. Фонд помощи деятелям искусства?! Маразм! Деятели искусства, живущие на подачки таких фондов — неумелые проститутки!.. Ты наступил на мою любимую мозоль. Налей себе еще и выкладывай зачем пришел.

— Джабл, у меня неприятности.

— Это не новость.

— У меня полно новых неприятностей. Даже не знаю, стоит ли об этом говорить.

— Ну, тогда поговори о моих.

— Как! У тебя тоже неприятности? Я считал тебя человеком, у которого всегда все в порядке.

— Как-нибудь я тебе расскажу о своей супружеской жизни… Да и сейчас не все хорошо. Дюк ушел, ты слышал?

— Да, знаю.

— Ларри хороший садовник, но техника у него в руках ломается. Хороший механик сейчас редкость. А таких, как мне нужно, и вообще нет. Вызываю разных, когда что-нибудь не в порядке, так они отвертку в руках удержать не могут и по глазам видно, что воры.

— Я тебе сочувствую, Джабл.

— Садовники и механики — это роскошь, а секретарши — необходимость. Из моих секретарей две беременны, а одна выходит замуж.

У Бена отвисла челюсть.

— Сейчас они дуются, что я утащил тебя в дом и не дал им возможность похвастаться. Поэтому, если они начнут хвастаться, сделай вид, что удивился.

— Кто выходит замуж?

— Ты не понял? Тогда я скажу, кто женится: сладкоголосый сын пустыни, наш брат, Вонючка Махмуд. Я сказал ему, что если он не собирается уезжать из Штатов, пусть живет у меня. Он заржал и заметил, что уже давно имеет на это право. Жили бы они здесь, невеста продолжала бы работать.

— Да, она не умеет сидеть без дела. А две другие беременны?

— Уж дальше некуда! Говорят, что будут рожать дома. Любопытно, в каком режиме придется работать, когда они родят? Кстати, почему ты решил, что невеста не беременна?

— Мне казалось, что Вонючка придерживается на этот счет традиционного мнения…

— От Вонючки ничего не зависит. За свою долгую жизнь я не раз убеждался, что все решает женщина, а мужчине остается лишь мириться с неизбежным.

— Ну, хорошо, кто остается без мужа и без живота? Мириам? Энн?

— Погоди, я же не сказал, что невеста беременна и ее зовут Доркас. Арабский язык у нас изучает Мириам.

— Как?! Ну и осел же я!

— Очевидно.

— Но Мириам всегда нападала на Вонючку.

— И после этого тебе доверили целую колонку? Ты видел, как ведут себя школьники?

— Да, а Доркас к нему ластилась, как кошка, разве что о ноги не терлась.

— Это ее обычная манера поведения. Так вот, когда Мириам покажет тебе кольцо — кстати, камень редчайшей красоты и величины, — сделай круглые глаза. Я не собираюсь вычислять, кто из них ждет ребенка. Главное не это, а то, что они не считают себя обманутыми и несчастными. Не вздумай им сочувствовать, наоборот, поздравляй изо всех сил. — Харшоу вздохнул. — Я уже слишком стар, чтобы наслаждаться топотом детских ножек, но и не хочу лишаться квалифицированных секретарей. М-м-да, с тех пор, как Джилл сделала Майка мужчиной, все пошло кувырком. Но я ее не осуждаю и надеюсь, что ты тоже.

— Безусловно, но почему ты думаешь, что это она?

— А кто? — удивился Джабл.

— Не знаю, но Джилл сказала, что это не она. Майка соблазнила та, которая первая попалась ему на глаза, когда он решил соблазниться.

— Возможно.

— Так сказала Джилл. Зная ее логику, из этого можно сделать какие-то выводы.

— Я и своей-то толком не знаю. А что до логики Джилл, то она не должна проповедовать даже в самом влюбленном состоянии, поэтому я о ней не имею ни малейшего представления.

— Оставим логику и обратимся к фактам. Что можно выяснить по календарю?

— Что?

— Не кажется ли тебе, что это сделал Майк в один из наездов?

— Я тебе не давал повода так думать.

— Еще как давал! Ты сказал, девчонки довольны. А я знаю, как женщины относятся к этому чертову супермену!

— Как можно, Бен! Он наш брат.

— Знаю, знаю, — Бен заговорил спокойнее, — и тоже люблю его. Тем лучше понимаю, почему они довольны.

Джабл разглядывал стакан.

— Бен, мне кажется, ты виноват тут не меньше, чем Майк, а может и больше.

— Ты с ума сошел!

— Тем не менее мне трудно поверить, что человек с нормальным зрением и слухом может не совать нос в чужие дела. Я, конечно, старый и глухой, но если по моей гостиной пройдется военный оркестр, я услышу. Ты ночевал в этом доме десятки раз. Ты хоть раз спал один?

— Негодяй! В ночь своего приезда я спал один.

— За ту ночь ты не можешь ручаться, я накормил тебя снотворным. Что еще скажешь в свое оправдание?

— Не собираюсь ничего говорить.

— То-то и оно. Кстати, новые спальни я велел сделать как можно дальше от моей. Звукоизоляция всегда что-нибудь да пропускает.

— Джабл, а твоей вины тут нет?

— Что-о?!

— О Дюке и Ларри я уже не говорю. Ходят сплетни, что ты держишь гарем, лучший со времен турецких султанов. Люди думают, что ты старый развратник, и завидуют тебе.

Джабл побарабанил пальцами по ручке кресла.

— Бен, не в моих правилах кичиться возрастом, но в данном случае я требую почтения к детям.

— Прошу прощения, — сухо сказал Бен, — я думал, мы равноправны и твоя личная жизнь может обсуждаться так же свободно, как моя.

— Бен, ты не понял! Я требую почтения к женщинам.

— А-а-а…

— Ты верно подметил, что я немолод. Более того, я стар. Но я до сих пор развратник, и мне это приятно. Однако я не позволю похоти возобладать надо мной и предпочитаю свое достоинство удовольствиям, которыми уже успел пресытиться. Кроме того, человек моего возраста, лысый и жирный, может уложить женщину в постель только за деньги или завещание. Ты можешь себе представить, чтобы мои девочки легли с кем-нибудь в постель за деньги?

— Нет.

— Спасибо, сэр. Я общаюсь исключительно с порядочными женщинами и рад, что вы это понимаете. Правда, иногда случается