Принцесса Клевская (сборник) - Мари Мадлен де Лафайет

В Реймсе кардинал Лотарингский совершил обряд коронации, а остаток лета двор собирался провести в недавно построенном замке Шамбор. Королева очень обрадовалась, увидев снова госпожу де Мартиг; и, дав ей множество свидетельств своей радости, стала расспрашивать о принцессе Клевской и о том, что та делала в деревне. Господин де Немур и принц Клевский также были в то время у королевы. Госпожа де Мартиг, которая находила Куломье восхитительным, описывала все его красоты и особенно подробно рассказывала о лесном домике и о том, как принцесса Клевская любит проводить в нем одна часть ночи. Господин де Немур достаточно знал это место, чтобы понимать, о чем говорила госпожа де Мартиг; он подумал, что для него было бы не совсем невозможно увидеть там принцессу Клевскую так, чтобы его видела только она. Он задал госпоже де Мартиг несколько вопросов, с тем чтобы получить сведения более точные; и принц Клевский, не сводивший с него глаз, пока говорила госпожа де Мартиг, словно увидел, что происходило в тот миг в его уме. Вопросы, заданные герцогом, еще укрепили его в этой мысли, так что он не сомневался более, что у герцога явилось намерение повидаться с его женой. Намерение это так овладело душой господина де Немура, что, проведя ночь в размышлениях о способах его исполнить, он наутро попросил короля отпустить его в Париж, придумав для того какой-то предлог.

Принц Клевский не сомневался в цели этого путешествия, но решился удостовериться в поведении своей жены и не оставаться более в мучительной неопределенности. Он хотел было отправиться одновременно с господином де Немуром, чтобы самому тайком убедиться, каким успехом увенчается это путешествие; но, опасаясь, что отъезд его может вызвать подозрения и господин де Немур, будучи предупрежден, примет иные меры, он решился довериться одному из своих дворян, чья преданность и сообразительность были ему известны. Он поведал этому дворянину, в каком затруднительном положении оказался. Он рассказал, сколь добродетельно было до той поры поведение принцессы Клевской, и велел ему ехать по пятам за господином де Немуром, тщательно за ним наблюдать и узнать, поедет ли он в Куломье и проникнет ли ночью в сад.

Дворянин, который был весьма пригоден для такого поручения, исполнил его со всей возможной точностью. Он следовал за господином де Немуром до деревушки в полулье от Куломье, где герцог остановился для того (как легко догадался этот дворянин), чтобы там дождаться ночи. Он не счел разумным дожидаться там и самому; он миновал деревню и остался в лесу, в том месте, через которое, как он рассудил, господин де Немур должен будет проходить; и он не ошибся в своих расчетах. Как только наступила ночь, он услышал звук шагов и, хотя было темно, без труда узнал господина де Немура. Он увидел, что тот обходит сад, словно вслушиваясь, нет ли там кого, и выбирая место, где легче всего туда проникнуть. Изгородь была высока, а за ней была сделана и другая, чтобы никто не мог пробраться, так что попасть туда было весьма трудно. Но господину де Немуру это удалось; оказавшись в саду, он тотчас догадался, где была принцесса Клевская. Он увидел яркий свет в кабинете; все окна там были открыты, и, пробираясь вдоль изгороди, он приблизился к домику с таким трепетом и волнением, какие легко вообразить. Он поместился у одного из окон, служившего дверью, и стал смотреть, что делает принцесса Клевская. Он увидел, что она одна; и красота ее показалась ему столь восхитительной, что он едва мог обуздать свой восторг, рожденный этим зрелищем. Ночь была теплая, и ее голова и плечи были покрыты лишь небрежно убранными волосами. Она сидела на кушетке за столиком, на котором помещалось много корзинок с лентами; она выбрала несколько лент, и господин де Немур заметил, что они были тех же цветов, в какие он был одет на турнире. Он увидел, что она повязала из них банты на весьма необычную индийскую трость, которую он носил какое-то время, а потом отдал сестре; у нее принцесса Клевская и взяла эту трость, не показывая виду, что знает, кому она принадлежала. Покончив с этим делом, с тем прелестным и нежным выражением, которое придавали ее лицу таившиеся в ее сердце чувства, она взяла факел и подошла к большому столу перед картиной, изображавшей осаду Меца, где был и портрет господина де Немура; она села и принялась разглядывать этот портрет с таким вниманием и погруженностью в свои грезы, какие может внушить только страсть.

Нельзя передать, что чувствовал господин де Немур в ту минуту. Увидеть среди ночи в прекраснейшем месте на свете обожаемую женщину; увидеть, оставаясь невидимым для нее; увидеть ее поглощенной тем, что было с ним связано, и той страстью, которую она от него скрывала, – этого никогда не испытывал и не мог вообразить ни один другой влюбленный.

Герцог настолько не владел собою, что стоял неподвижно, глядя на принцессу Клевскую и забыв, что мгновения для него драгоценны. Когда он немного пришел в себя, то подумал, что ему следует подождать, когда она выйдет в сад, чтобы поговорить с нею; он полагал, что так будет безопаснее, потому что она будет дальше от своих прислужниц; но, видя, что она остается одна в комнате, принял решение туда войти. Какой трепет его охватил, когда он попытался это решение исполнить! Какой страх ее рассердить! Какая боязнь изменить выражение этого лица, в котором было столько нежности, и увидеть, как оно становится суровым и гневным!

Он счел себя безумцем, не потому, что пришел увидеть принцессу Клевскую, будучи невидимым для нее, но потому, что захотел ей показаться на глаза; он понял все, о чем не подумал раньше. Ему показалось неприличной дерзостью намерение застать врасплох, среди ночи, женщину, которой он еще никогда не говорил о своей любви. Он решил, что не должен надеяться на то, что она пожелает его выслушать, и что она будет вправе гневаться на него за ту опасность встретиться со всякими неприятными случайностями, которую он на нее навлекает. Все мужество его покинуло, и он несколько раз был готов уйти без того, чтобы она его увидела. И все же, движимый желанием поговорить с нею и ободренный надеждами, которые внушало ему все, что он увидел, он сделал вперед несколько шагов, но таких неверных, что его перевязь зацепилась за окно, и оно скрипнуло. Принцесса Клевская повернула голову, и оттого ли, что мысли ее были полны герцогом, или оттого, что он оказался в том месте, где на него падал свет и она могла его разглядеть, но ей показалось, что она узнала его, и, не раздумывая и не оборачиваясь в его сторону, она вошла в ту комнату, где были ее прислужницы. Она была в таком волнении, что принуждена была, чтобы его скрыть, сказать, что почувствовала себя дурно; она сказала это также и для того, чтобы занять всех своих людей и дать господину де Немуру время уйти. Поразмыслив немного, она сочла, что ошиблась и что только обман воображения заставил ее поверить, будто она видела господина де Немура. Она знала, что он в Шамборе, ей казалось совершенно невероятным, чтобы он решился на такую опасную затею; несколько раз она хотела было вернуться в кабинет и посмотреть, есть ли кто-нибудь в саду. Быть может, она столь же хотела увидеть там господина де Немура, сколько боялась этого; но наконец благоразумие и осторожность взяли верх над всеми прочими ее чувствами, и она сочла, что лучше по-прежнему оставаться в сомнениях, чем отважиться их развеять. Ей понадобилось много времени, чтобы решиться уйти из того места, вблизи которого, как она думала, мог быть герцог, и, когда она вернулась в замок, уже почти рассвело.

Господин де Немур оставался в саду до тех пор, пока видел свет; он не терял надежды увидеть принцессу Клевскую еще раз, хотя был уверен, что она его узнала и ушла только для того, чтобы избежать встречи с ним; но, увидев, что запирались двери, он рассудил, что надеяться больше не на что. Он вернулся за своим конем, неподалеку от того места, где поджидал дворянин принца Клевского. Дворянин последовал за ним до той самой деревни, откуда он выехал вечером. Господин де Немур решил пробыть там весь день, а ночью вернуться в Куломье и узнать, будет ли принцесса Клевская снова так жестока, чтобы бежать от него или скрываться от его глаз; и хотя он испытывал живую радость оттого, что увидел, как она полна мыслями о нем, все же его весьма печалил ее столь естественный порыв от него бежать.

Никогда еще страсть не была столь нежной и пылкой, как у герцога в то время. Он удалился под сень ив, что росли вдоль ручья, протекавшего позади дома, где он скрывался. Он искал уединения, насколько возможно, чтобы никто не видел и не слышал его; он предавался восторгам своей любви, и сердце его так сжималось, что он не мог удержаться от слез; но это были не те слезы, что проливаются от одной только скорби, к ним примешивались сладость и очарование, которые дарит лишь любовь.

Он стал перебирать в памяти все поступки принцессы Клевской с тех пор, как он ее любил; с какой добродетельной и стыдливой суровостью всегда обходилась она с ним, хотя и любила его! «Да, она любит меня, – говорил он себе, – она любит меня, в том нет сомнений; самые щедрые обещания и самые великие милости были бы не столь непреложными доказательствами любви, как те, что я получил. И все же она держится со мной столь же строго, как если бы я был ей ненавистен; я уповал на время, мне нечего больше ждать от него; я вижу, что она по-прежнему обороняется от меня и от себя самой. Если бы она меня не любила, я думал бы о том, как ей понравиться; но я ей нравлюсь, она меня любит и скрывает это от меня. На что же я могу надеяться, каких перемен в моей судьбе мне ожидать? Как! Неужто я любим прелестнейшей женщиной на свете и питаю страсть такой силы, какую рождают лишь первые свидетельства взаимности, для того только, чтобы острее чувствовать боль от ее холодности? Не таите от меня, что вы меня любите, прекрасная принцесса, – восклицал он, – не таите от меня своих чувств; ради того, чтобы узнать о них от вас однажды в жизни, я примирился бы с тем, чтобы вы впредь всегда обходились со мной с той же строгостью, какой удручаете меня теперь. Взгляните на меня хотя бы теми же глазами, какими вы сегодня ночью глядели на мой портрет; как вы можете смотреть на него с такой нежностью и убегать от меня так жестоко? Чего вы боитесь? Почему моя любовь так страшна для вас? Вы любите меня, вы скрываете это от меня напрасно; вы сами невольно дали мне свидетельства своей любви. Я знаю о своем счастье; позвольте мне насладиться им, не делайте меня больше несчастным. Возможно ли, – продолжал он, – чтобы принцесса Клевская меня любила, а я был несчастлив? Как прекрасна она была этой ночью! Как мог я побороть желание броситься к ее ногам? Если бы я это сделал, быть может, я не дал бы ей бежать от меня, почтение, которое я ей бы выказал, ее бы успокоило; но, возможно, она меня и не узнала; я терзаюсь больше, чем следует, и она просто испугалась, увидев какого-то мужчину в столь необычный час».