Принцесса Клевская (сборник) - Мари Мадлен де Лафайет

Он стал перебирать в памяти все поступки принцессы Клевской с тех пор, как он ее любил; с какой добродетельной и стыдливой суровостью всегда обходилась она с ним, хотя и любила его! «Да, она любит меня, – говорил он себе, – она любит меня, в том нет сомнений; самые щедрые обещания и самые великие милости были бы не столь непреложными доказательствами любви, как те, что я получил. И все же она держится со мной столь же строго, как если бы я был ей ненавистен; я уповал на время, мне нечего больше ждать от него; я вижу, что она по-прежнему обороняется от меня и от себя самой. Если бы она меня не любила, я думал бы о том, как ей понравиться; но я ей нравлюсь, она меня любит и скрывает это от меня. На что же я могу надеяться, каких перемен в моей судьбе мне ожидать? Как! Неужто я любим прелестнейшей женщиной на свете и питаю страсть такой силы, какую рождают лишь первые свидетельства взаимности, для того только, чтобы острее чувствовать боль от ее холодности? Не таите от меня, что вы меня любите, прекрасная принцесса, – восклицал он, – не таите от меня своих чувств; ради того, чтобы узнать о них от вас однажды в жизни, я примирился бы с тем, чтобы вы впредь всегда обходились со мной с той же строгостью, какой удручаете меня теперь. Взгляните на меня хотя бы теми же глазами, какими вы сегодня ночью глядели на мой портрет; как вы можете смотреть на него с такой нежностью и убегать от меня так жестоко? Чего вы боитесь? Почему моя любовь так страшна для вас? Вы любите меня, вы скрываете это от меня напрасно; вы сами невольно дали мне свидетельства своей любви. Я знаю о своем счастье; позвольте мне насладиться им, не делайте меня больше несчастным. Возможно ли, – продолжал он, – чтобы принцесса Клевская меня любила, а я был несчастлив? Как прекрасна она была этой ночью! Как мог я побороть желание броситься к ее ногам? Если бы я это сделал, быть может, я не дал бы ей бежать от меня, почтение, которое я ей бы выказал, ее бы успокоило; но, возможно, она меня и не узнала; я терзаюсь больше, чем следует, и она просто испугалась, увидев какого-то мужчину в столь необычный час».

Такие мысли занимали господина де Немура весь день; он дожидался ночи с нетерпением и, когда она настала, снова отправился в Куломье. Дворянин принца Клевского, переодевшись, чтобы быть менее заметным, последовал за ним до того же места, что и накануне вечером, и видел, как он проник в тот же сад. Герцог вскоре понял, что принцесса Клевская не хотела подвергаться опасности его новых попыток ее увидеть; все двери были заперты. Он обошел сад со всех сторон в надежде увидеть, что где-нибудь горит свет, – все было тщетно.

Принцесса Клевская, предполагая, что господин де Немур может вернуться, оставалась у себя в спальне; она боялась, что не найдет в себе больше сил бежать от него, и не хотела навлекать на себя риск говорить с ним таким тоном, который плохо согласовался бы с ее обхождением с ним до сих пор.

Хотя у господина де Немура и не было никакой надежды ее увидеть, он не мог решиться так быстро покинуть место, где она так часто бывала. Он провел в саду всю ночь и нашел немного утешения в том, что хотя бы видел те предметы, на которые она глядит всякий день. Солнце взошло прежде, чем он собрался уходить, наконец страх, что его обнаружат, заставил его удалиться.

Он не мог уехать, не повидав принцессу Клевскую; он отправился к госпоже де Меркёр, которая жила тогда в своем доме, что был неподалеку от Куломье. Она до крайности удивилась приезду брата. Он придумал какую-то причину своего путешествия, достаточно правдоподобную, чтобы ее обмануть; он исполнял свой замысел весьма искусно и добился того, что она сама предложила ему навестить принцессу Клевскую. Они сделали это в тот же день, и господин де Немур сказал сестре, что расстанется с нею в Куломье и спешно вернется к королю. Он задумал расстаться с ней в Куломье для того, чтобы она уехала оттуда первой; ему казалось, что он нашел верный способ поговорить с принцессой Клевской.

Когда они приехали, она прогуливалась по широкой аллее, окаймлявшей лужайку. Увидев господина де Немура, она пришла в немалое волнение; она не могла больше сомневаться, что это его она видела прошлой ночью. Такая уверенность вызвала у нее гнев на его затею, которую она сочла дерзкой и неосторожной. Герцог заметил выражение холодности на ее лице, и это причинило ему сильную боль. Беседа шла о вещах посторонних; и все же он сумел выказать в ней столько остроумия, любезности и восхищения принцессой Клевской, что против ее воли отчасти растопил ту холодность, с какой она его встретила.

Почувствовав, что первые его опасения не оправдались, он стал говорить о своем великом желании пройтись и посмотреть на лесной домик. Он говорил о нем как о самом приятном месте на свете и описывал его с такими подробностями, что госпожа де Меркёр сказала, что он, должно быть, не раз там побывал, коль скоро так хорошо знает все его красоты.

– Я, напротив, не думаю, – возразила принцесса Клевская, – что господин де Немур когда-либо туда входил; домик этот лишь недавно достроен.

– Я и был там недавно, – отвечал господин де Немур, глядя на нее, – и не знаю, должен ли я радоваться тому, что вы забыли, что меня там видели.

Госпожа де Меркёр любовалась садом и не обратила внимания на слова брата. Принцесса Клевская покраснела и, потупив глаза и не глядя на господина де Немура, сказала:

– Я не помню, чтобы вас там видела; а если вы там и были, то я об этом не знала.

– Это правда, сударыня, – произнес господин де Немур, – я был там без вашего позволения и провел самые сладостные и самые мучительные мгновения в моей жизни.

Принцесса Клевская отлично понимала все, о чем говорил герцог, но ничего не сказала в ответ; она думала, как помешать госпоже де Меркёр войти в ту комнату, потому что там был портрет господина де Немура, и она не хотела, чтобы госпожа де Меркёр его видела. Ей удалось устроить так, что время незаметно протекло, и госпожа де Меркёр заговорила об отъезде. Но когда принцесса Клевская увидела, что господин де Немур и его сестра не собирались ехать вместе, она поняла, какой опасности подвергалась; она очутилась в таком же затруднительном положении, как в Париже, и приняла такое же решение. Страх, что этот визит еще укрепит ее мужа в его подозрениях, немало помог ей собраться с мыслями; и чтобы господин де Немур не оставался с ней наедине, она сказала госпоже де Меркёр, что проводит ее до опушки леса, и велела, чтобы ее карета ехала за ними. Увидев, что принцесса Клевская не отступает от своей неизменной суровости, герцог испытал такую боль, что внезапно побледнел. Госпожа де Меркёр спросила, не стало ли ему плохо; но он взглянул украдкой на принцессу Клевскую и дал ей понять, что у него нет иного недуга, кроме отчаяния. Однако он принужден был расстаться с дамами, не смея за ними следовать; после того, что он сказал, он не мог ехать вместе с сестрой; итак, он вернулся в Париж и выехал оттуда на следующий день.

Дворянин принца Клевского все время за ним следил; он также вернулся в Париж и, увидев, что господин де Немур поехал в Шамбор, помчался туда на перекладных, чтобы его опередить. Его господин дожидался его возвращения, словно оно должно было решить его участь.

Увидев его, принц сразу понял по его лицу и по его молчанию, что может узнать от него только дурные вести. Какое-то время он предавался горю, опустив голову и не чувствуя себя в состоянии говорить; наконец он сделал дворянину знак удалиться.

– Ступайте, – сказал он, – я понял, что вы хотите мне сказать; но я не в силах это выслушивать.

– Мне нечего вам сообщить такого, – отвечал дворянин, – на чем можно было бы основать непреложное суждение. Верно то, что господин де Немур две ночи подряд проникал в ближний к лесу сад и что на следующий день он был в Куломье с госпожой де Меркёр.

– Довольно, довольно, – прервал его принц Клевский, снова делая ему знак удалиться, – мне не нужно знать что-либо сверх этого.

Дворянин был принужден оставить своего господина погруженным в отчаяние. Более горького отчаяния, быть может, еще не бывало на свете, и немногие из людей, наделенные таким чувством чести и такой пылкой душой, как принц Клевский, испытали одновременно и боль от неверности возлюбленной, и стыд быть обманутым женой.

Принц Клевский не мог противиться обрушившемуся на него горю. Той же ночью у него началась горячка, и с такими тяжелыми последствиями, что болезнь сразу же показалась весьма опасной. Известили принцессу Клевскую, она спешно приехала. К ее приезду принцу стало еще хуже, а она встретила обхождение столь холодное, столь ледяное, что была этим до крайности удивлена и опечалена. Ей казалось даже, что он с трудом принимает ее заботы; но затем она сочла, что то было, возможно, действие болезни.

Когда она появилась в Блуа, где находился в то время двор, господин де Немур не мог сдержать радости при мысли, что она пребывает там же, где и он. Он пытался ее увидеть и всякий день являлся к принцу Клевскому, якобы для того, чтобы справиться о его здоровье; все тщетно. Она не выходила из спальни мужа и жестоко страдала, видя, в каком он состоянии. Господин де Немур был в отчаянии от того, что она так горюет; он мог судить, как усиливает такое горе те добрые чувства, которые она питала к принцу Клевскому, и каким опасным отвлечением эти чувства служат для страсти, таившейся в ее сердце. Какое-то время подобные размышления жестоко его печалили; но болезнь принца Клевского была столь тяжела, что это рождало в нем новые надежды. Он видел, что принцесса Клевская может обрести свободу следовать своим чувствам, и будущее может стать для него чередой наслаждений и долгим блаженством. Эта мысль приводила его в такое волнение, в такой восторг, что он был не в силах ее сносить и гнал ее от себя из страха оказаться слишком несчастным, если утратит свои надежды.