Оскорбление Бога. Всеобщая история богохульства от пророка Моисея до Шарли Эбдо - Герд Шверхофф

в 1992 году: основанием послужили исключительно показания истца, который, по мнению суда, выглядел как истинный (бородатый) мусульманин, поэтому в его показаниях нельзя было сомневаться[1044]. В других случаях окончательного исхода разбирательства даже не ждали. В 1993 году три человека были осуждены в первой инстанции по статье 295-C за якобы написанные на стене мечети пренебрежительные высказывания. Когда они попытались войти в здание суда в Лахоре для рассмотрения апелляции, их обстреляли, убив одного человека и ранив остальных. Как было установлено позже, все трое были неграмотными. В 1997 году аналогичное обвинение против неграмотного человека привело к разрушению церквей, домов и магазинов, принадлежащих христианам, в результате чего тысячи людей остались без крова.

Годом ранее христианин Аюб Масих был арестован и обвинен в богохульстве по показаниям своего соседа Мухаммеда Акрама[1045], поскольку якобы рекомендовал к прочтению «Сатанинские стихи» Рушди и заявил, что христианство является единственно правильной религией. В результате все христианские семьи были вынуждены покинуть это место. Власти присудили Акраму имущество арестованного. В ноябре 1997 года Акрам выстрелил в Масиха в здании суда, ранив его. Обвиняемый также подвергался физическому насилию в тюрьме. Никаких официальных действий против агрессоров предпринято не было – вместо этого Масих был приговорен к смерти в апреле 1998 года. Высший суд Лахора подтвердил этот вердикт в июле 2001 года. И только Верховный суд Пакистана отменил вердикты нижестоящих судов, придя к выводу, что Акрам доносил на обвиняемого из соображений личной выгоды. Аюб Масих нашел политическое убежище в США. Как и во многих других случаях, оправдательный приговор не обеспечил ему безопасного существования в Пакистане. Через несколько недель после вынесения смертного приговора Масиху в апреле 1998 года католический епископ Фейсалабада Джон Джозеф застрелился перед зданием суда в Сахивале. Он решил пойти на этот необычный для католического священника шаг в знак протеста против законов о богохульстве в целом и против судьбы Масиха. Уже на похоронах человека, убитого в Лахоре в 1993 году, епископ, как говорят, поцеловал ноги покойного и поклялся, что следующая кровь, пролитая из-за законов о богохульстве, будет его собственной[1046].

Кровопролитие не закончилось в прошлом тысячелетии. Мытарства Асии Биби, первой женщины, приговоренной к смертной казни за богохульство в 2010 году, длились почти десять лет[1047]. Только в 2018 году Верховный суд отменил приговор, и в 2019 году она смогла уехать в изгнание в Канаду. В 2009 году она вступила в спор с мусульманскими женщинами, которые отказались набирать из колодца воду, якобы оскверненную женщиной другой веры. То, какими именно словами они обменялись, остается под вопросом, но в результате Биби подверглась угрозам и была задержана полицией, причем арест, который первоначально был объявлен защитной мерой, превратился в арест по обвинению, угрожающему жизни. Биби едва удалось спасти свою жизнь, но на двух политиков, которые публично вступились за нее, было совершено покушение. Губернатор провинции Пенджаб – либеральный политик Салман Тасир – посетил Асию Биби в тюрьме и призвал премьер-министра помиловать ее, поскольку справедливого суда она не добилась. Из-за этого 4 января 2011 года он был застрелен своим телохранителем, который добровольно сдался властям. В качестве мотива своего поступка он назвал позицию Тасира по отношению к Биби и вопросу богохульства. Убийца, которого многие называли героем, позже был приговорен к смерти и повешен. Через два месяца после убийства Тасира в результате нападения талибов погиб еще один политик – Шахбаз Бхатти. Будучи министром по делам религиозных меньшинств, он был на тот момент единственным христианином в кабинете министров. Ранее он также проводил кампанию в поддержку Асии Биби.

Международные дебаты

Этот далеко не полный обзор влияния обвинений в богохульстве и законов о богохульстве в разных странах убедительно демонстрирует их разрушительный потенциал[1048]. В руках правителей, которые могут опираться на привилегированную государственную религию, эти законы являются гибко используемыми инструментами для подавления религиозных меньшинств и политической свободы слова. Но даже в странах с более благоприятной ситуацией, где ислам не занимает столь явно преобладающих позиций и где хотя бы формально действуют правовые механизмы и избранные политики выступают в защиту меньшинств, обвинения в богохульстве пожароопасны: они представляют собой мощное оружие для мобилизации массовых – и часто насильственных – протестов. Там, где юридическое преследование предполагаемых богохульников не удается осуществить, часто применяются неприкрытые угрозы и настоящий самосуд, оставляя пострадавшим, если они выживут, единственную возможность – бежать за границу. И наконец, что не менее важно: обвинения в богохульстве часто используются для разрешения частных конфликтов между соседями, деловыми партнерами или политическими противниками – в этом отношении соответствующие законы нередко служат лазейкой для систематических злоупотреблений.

Несмотря на эти проблемы, исламские государства также пытаются установить международные нормы против диффамации религий[1049]. В течение долгого времени центральной движущей силой этого процесса была Организация исламского сотрудничества (ОИС), в которую входят 57 стран и которая претендует на роль представителя мусульман на международном уровне. Тот факт, что ее концепция прав человека и антидискриминационная политика не обязательно совпадают с универсалистским западным пониманием, вновь и вновь становился очевидным с момента ее основания в 1969 году, например, с принятием Каирской декларации прав человека в исламе в 1990 году, где религиозно узаконенное законодательство шариата было выдвинуто в качестве стандарта, и таким образом был поставлен знак вопроса об обязательном характере Декларации прав человека ООН от 1948 года. С 1990-х годов ОИС предпринимает скоординированные усилия по созданию международных норм, направленных на борьбу с богохульством, обычно используя ярлык «антимусульманского расизма» или «исламофобии». Глобальная полемика вокруг карикатур на Мухаммеда стала поводом для проведения специально созванной конференции организации в Мекке в 2005 году.

ОИС добилась большого успеха в марте 2007 года, когда по ее просьбе Совет ООН по правам человека в Женеве принял резолюцию о всемирном запрете на публичную диффамацию религий. В этой резолюции прямо говорится о Меккской конференции и ее решениях: хотя речь всегда шла о всеобъемлющих ценностях всех религий, конкретно упоминалось лишь положение мусульман и арабов. Критике подверглось не только отождествление ислама с терроризмом, но и многочисленные «заявления против религий на форумах по правам человека, особенно против ислама и мусульман». Документ призывает к адекватной правовой защите «от актов ненависти, дискриминации, запугивания и принуждения, являющихся результатом диффамации религий». Несмотря на то, что прямо защищается право на свободу выражения своего мнения, в то же время требуется, чтобы оно осуществлялось ответственно и ограничивалось мерами, гарантирующими национальную безопасность, общественный порядок, здоровье и мораль (!), а также уважение к религиям[1050].

Неудивительно, что международные правозащитные организации выступили резко против такой резолюции, которая укрепляла право господствующих систем верований и угрожала ущемить права человека. Очевидно, в двух системах понимания прав кроется непримримое противоречие. Но даже если трезво учитывать разные концепции и разную чувствительность, трудно не увидеть в