Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1 - Анатолий Мордвинов

Видимо, на Николае Александровиче сказались не только русское образование, но и русское воспитание. Наша интеллигенция, за исключением, пожалуй, славянофилов, в его дни была воспитана и думала по-другому, чем русские государи, и это являлось отчасти причиной их взаимного расхождения и даже непонимания.

Как это интимное письмо смогло от Марии Александровны попасть в чужие руки и сохраниться, не могла пояснить и сама великая княгиня.

В ту же осень Михаил Александрович опять уехал в разрешенный отпуск, без всякого официального сопровождения, за границу, а мне удалось снова побывать в Воронежской губернии у великой княгини Ольги Александровны и провести там несколько хороших дней.

У нее тогда гостила ее бывшая фрейлина м-ль Коссиковская и приехавший из Швейцарии ее бывший наставник французского языка Ф. Я. Тормейер.

Осенние дни тогда стояли великолепные, но не весело было у меня, да и у всех собравшихся на душе. Мы все очень любили Михаила Александровича, и все совершавшееся вокруг него и в нем самом наводило нас на очень горькие мысли.

Те осенние дни государь с семьей проводил в Скерневицах и в Спале, куда он крайне редко ездил на охоту. Тогдашнее пребывание в Польше почти с самого начала было полно для них самых мучительных переживаний.

Маленький Алексей Николаевич, прыгая неудачно в лодку, вызвал своим ушибом внутреннее кровоизлияние, на этот раз настолько сильное, что положение его одно время казалось безнадежным166. К счастью, он затем начал постепенно поправляться, и в самом начале ноября, кажется, около 5-го числа, государь переехал с ним из Спалы в Царское.

В пути он неожиданно получил от Михаила Александровича известие, что тот повенчался браком с г-жой Вульферт167.

Нервы у государя и императрицы из-за болезни наследника были и без того натянуты, и это сообщение взволновало и огорчило их необычайно. Взволновало и всех остальных – Михаил Александрович стоял слишком близко к трону, и такая женитьба грозила большими осложнениями, если бы хрупкое здоровье наследника не выдержало168.

О себе лично я тут не буду говорить. Когда-нибудь, если найдется мой дневник, ты узнаешь из него все подробности, порою очень характерные, этого события, а также и все тогдашние переживания нашей семьи. Скажу только, что в тот же вечер по возвращении государя я был вызван к министру двора, объявившему мне в самых суровых суждениях о поступке великого князя.

Граф Фредерикс приказал мне на другое же утро явиться к Его Величеству. Государь, видимо, сильно раздраженный браком брата, приказал мне немедленно отправиться в Cannes, где находился в то время Михаил Александрович, и объявить ему высочайшую волю о запрещении ему возврата на Родину и требование, чтобы он подписал уже заготовленный акт отречения от всех своих прав на престол.

Благодаря советам окружавших его тогда частных, порою совершенно случайных лиц великий князь сделать это отказался.

Через долгое время, уже находясь в изгнании на чужбине, я познакомился случайно с доктором Apolant, содержателем известной санатории в Киссингене. В этой санатории Михаил Александрович находился незадолго до своей свадьбы со своей будущей супругой и ее московскими знакомыми. По словам доктора Аполанта, великий князь очень подружился с ним и с его женой за это время. Сам доктор чувствовал искреннее расположение к Михаилу Александровичу и сейчас же поехал навестить его в Cannes, как только узнал о состоявшемся уже браке. Его приезд как раз совпал с моим тогдашним там пребыванием. По его словам – насколько они точны, не знаю, – это именно он, а не кто-либо другой, убеждал и убедил великого князя не отказываться от своих прав на престол.

Г-жа Брасова, как говорил Аполант, наоборот, настаивала, чтобы Михаил Александрович подписал присланную со мной бумагу.

«К чему тебе все это, Миша, – якобы говорила она, – только будут разные стеснения и неприятности, а так мы были бы совершенно свободными, делали бы, что хотели… путешествовали»… и т. п. Судя по письму Михаила Александровича к Аполанту от 24 декабря 1912 года, которое мне этот Sanitats Rat показывал и читал, великий князь так и не подписал требуемое отречение. «Бумага та все еще лежит у меня не подписанная», – писал он ему.

Я убежден, конечно, что Михаил Александрович советовался не с одним Аполантом. Во время моего пребывания в Cannes, когда я уже уезжал, в купе моего вагона вошел великий князь Кирилл Владимирович. Он очень интересовался всем происшедшим и в заключение мне сказал: «Так и знайте и сообщите Мише, что от меня в свое время требовали подписать такую же бумагу, но я остался тверд и не подписал».

Кажется, на Ривьере в то время находился и князь В. М. Волконский, который также встречался с великим князем, да и много других лиц из русского общества.

Оставался я в Cannes 4-5 дней, ежедневно видясь c Михаилом Александровичем в его «Hotel du Pare». Саму г-жу Брасову я видеть не хотел, о чем еще заранее заявил Его Величеству.

В конце ноября, получив отзывавшую меня личную телеграмму государя, я вернулся домой. На мой доклад о том, что бумага об отречении от прав осталась у великого князя пока не подписанной и что вряд ли он ее подпишет, государь ничего не ответил, а только задумался.

Но императрица Мария Федоровна мне при свидании сказала:

– И хорошо сделал, что не подписал… совсем ни к чему.

Упоминаю об этих словах только потому, что, судя по проникшим в печать известиям, государыня-мать якобы очень сердилась на графа Фредерикса за его настояния перед государем о необходимости иметь подписанным этот документ.

Граф Фредерикс, по его словам, сказанным лично мне, действительно очень печалился слухами о неудовольствии по отношению к нему императрицы Марии Федоровны, но говорил, что это была личная воля Его Величества, а не его настояния, и что государь исполнил только свой долг на основании бывших примеров и в назидание будущим.

Затем последовал 15 октября высочайший указ об исключении великого князя из военной службы, лишения его содержания из уделов и об учреждении над его лицом, имуществом и делами опеки.

Манифестом 30 декабря, кроме того, было объявлено во всеобщее сведение, что с Михаила Александровича слагается возложенная на него ранее обязанность быть правителем государства до совершеннолетия наследника в случае кончины императора Николая Александровича. Одновременно великому князю было запрещено возвращаться в Россию. Он оставался поэтому за границей, наняв для себя обширный замок в Англии169.

Как всегда бывает в таких случаях, в нашем светском обществе царило всеобщее суровое осуждение великого князя, но было немало и лиц очень высокопоставленных, отнесшихся к этому событию с почти радостным возбуждением от скандала, а некоторые, потешаясь и осуждая, доходили одновременно и до удивительного заискивания перед молодой четой.