Суданские хроники - Автор Неизвестен

сообщили ему о приходе неверующих. Тогда он вторично отправил разведчиков, но они немедленно вернулись и сообщили о близости тех. Аския послал к Данколоко — а он тогда был "господином дороги"[546], — [с тем] чтобы тот остановил их, мятежников. Но гонец нашел Данколоко играющим в суданский чатранг[547], и тот из-за своего увлечения той игрою не обратил внимания на гонца, пока неверующие сильно не приблизились. Аския сам поскакал к Данколоко, крича: "Что это такое? Ведь неверующие уже к нам приблизились!" Но Данколоко не произнес ни слова, пока не закончил свою игру. [Тут] он встал, обернулся к аскии и сказал: "Или ты, такой-то трус, не заслуживаешь того, чтобы быть повелителем?!" И тут же совершил из военных приемов то, что совершил, и неверующие были обращены в бегство и показали спины. Данколоко сказал аскии: "Вот они дошли до тебя, и делай с ними, что желаешь!" И конница их преследовала, и воины избивали их до утра.

А аския боялся Данколоко великим страхом. Когда немного спустя он возвратился в Гао, пришло известие о смерти кала-тьяги. И аския сказал Данколоко: "Аллах советует мне [поставить] на это место только тебя. Ты — кала-тьяга!" Тот ответил: "Горе тебе! Разве не осталось у тебя желания для походов?!" Но аския сказал: "Да, однако то место для нас [одно] из важнейших мест! И на него мы выбрали только тебя!" — "Это обязательно?" — "Обязательно..." — "Однако, ради благодати Аллаха, не назначай моим преемником [никого], кроме такого-то!" Аския дал ему согласие, но, когда Данколоко повернулся и удалился, сказал: "Уходи, ты! Мы не оставим в должности тебя и не назначим того, кого ты назвал..."

Затем однажды ночью Исмаил поехал к своему отцу на тот остров, чтобы его приветствовать. Когда он сел перед тем, отец схватил его за руку и сказал ему: "Слава Аллаху! Твоя рука оставляет меня, [чтобы меня] пожирали москиты, а лягушки по мне прыгали?" (а это внушало ему наибольшее отвращение). Исмаил ему ответил: "Нет власти /90/ у меня!" Отец сказал: "Пойди к такому-то (одному из его евнухов), и возьми его за такую-то часть тела, и скажи ему, когда узнает он этот знак, [условленный] между мною и им, [чтобы] он тебе отдал то, что у него есть из оставленного мною на хранение. Возьми у него это (а это — золото) и тайно подкупи людей. Пойди к Сума-Котобаки и попроси у него пощады [мне] — он ведь из числа друзей аскии Мухаммеда-Бенкан..."

Исмаил пошел и попросил у Сума-Котобаки помилования, а тот ему ответил: "Аллах да проявит мерзость свободы! Ведь если бы не она, ты бы не ушел от меня невредим! Однако же, когда ты получишь желаемое, убей меня в ту же минуту обязательно-обязательно!" А аския ал-Хадж Мухаммед знал, что у Сума-Котобаки и у всего его племени есть твердая решимость и они [в этом деле] будут щедры, даже если души их не скажут ни хорошего, ни худого[548]. Ведь раньше было, что племя это возмутилось против него, [аскии], так что [даже] завладело городом и хи-кой Букар-Али Додо обратился [было] в бегство. Но он же был тем, кто с малым числом людей, которые с ним были, изобрел [военную] хитрость, так что решительно прибегнул к ней, его воины убили многих захватчиков, и хи-кой возвратил город под свою власть.

Потом жители Сонгай стали говорить между собою об аскии по причине недовольства своего им. Когда услышал то Йари-Сонко-Диби, он сообщил об этом аскии (он был из числа друзей и сановников аскии). И Мухаммед-Бенкан не сдержался, так что выложил это известие в своем собрании, как будто он не верит в его истинность. Они все ему ответили: "Мы отсюда не встанем, пока ты не назовешь нам [того], кто между нами и тобой разносит сплетни! И ты выберешь либо нашу компанию, либо его!" Аския не нашелся, что сказать, кроме как то, что это был Йари-Сонко-Диби. Те схватили последнего, разрисовали его красным, черным и белым, посадили его верхом на осла и обвели несколько раз вокруг города с криком и оглашением: "Это — воздаяние тому, кто занимается клеветой!"

Затем аския подготовился к походу и выступил. И когда он достиг селения Мансур — места, в котором он взял власть, — то остановился в нем и послал денди-фари Мар-Томдьо с войском в поход. И то было в месяце шаввале, одном из месяцев [девятьсот] сорок третьего года [13.III—10.IV.1537]. Аския сказал /91/ ему: "Если дело твое удастся, ты — денди-фари, если же нет, то ты — Мар-Томдьо!" (т. е. уволен в отставку. — Л. К.). Мар-Томдьо ответил: "Аллах Всевышний уладит это ради святости этого месяца прекращения поста и месяца отдыха, который [будет] после него. И все мы отдохнем, если пожелает Аллах Всевышний!" И он пошел в тот поход. Аския послал его сопровождать множество своих сановников, чтобы те были наблюдателями за полководцем, дабы последний ему не изменил.

Мар-Томдьо начал отстранять этих людей любезною хитростью, пока не овладел руководством в делах. Тут он схватил всех приближенных аскии, заковал их в железа и сверг Мухаммеда-Бенкан. Это было в селении Мансур, в котором аския захватил власть, и совпало также и с днем, в который тот ее взял: в среду второго зу-л-када, который есть месяц отдыха у сонгаев, упомянутого года [12.IV.1537]. И когда до него это дошло, аския сказал: "Тогда мне об этом говорили, но лишь в этот день я понял..."

ГЛАВА 15

Аския Исмаил воцарился, посаженный [на престол] денди-фари Мар-Томдьо в день свержения [Мухаммеда-Бенкан], с указанной датою, в местности, называемой Тара. Мухаммед Бенкан пробыл у власти шесть лет и два месяца.

В этом году (я имею в виду девятьсот сорок третий [20.VI.1536—9.VI.1537]) скончался кадий Абд ар-Рахман ибн ал-Факих Абу Бекр ибн ал-Факих ал-Кадий ал-Хадж — в субботу двадцать первого раби ал-ахира [7.X.1536]; прожил он восемьдесят два года. Святой Аллаха Всевышнего факих ал-Хадж Ахмед ибн Омар ибн Мухаммед Акит опередил его [на пути] к будущей жизни на один год без одного месяца. Он, да помилует его Аллах Всевышний, скончался /92/ в [девятьсот] сорок втором году, в ночь на пятницу десятого раби ал-ахира [9.X.1535], в начале эпидемии, называемой "гафе"[549].

Как только Исмаил пришел к власти, он отрядил своих гонцов для преследования свергнутого Мухаммеда-Бенкан и изгнания его из земли Сонгай. Они пошли двумя отрядами: [один]