Суданские хроники - Автор Неизвестен

кадия, получат пощаду — кроме одного только Баллы!" Балла поднял книги, что были в его присутствии, на голову свою и сказал: "Я вступаю под защиту этих книг!" Кадий снова послал к аскии с этим известием, но тот отказал. И сказал Балла отцу благословений: /84/ "Будь моим свидетелем во всем, что ты видел, я это делал, лишь спасаясь от того, чтобы быть убийцей самого себя. А теперь пусть он делает то, к чему приступил!" И он сам отправился к аскии; [там] посовещались, и Балла вошел и случайно встретил сына его, Мухаммеда ибн Аскию-Мусу, стоявшего у изголовья аскии и говорившего ему: "О батюшка, не убивай отца моего, бенга-фарму!" А когда Балла приблизился к аскии, его встретил сын последнего — упомянутый Мухаммед, говоря ему: "Да дарует тебе Аллах жизнь!" Но Балла ему ответил: "Наоборот, сынок, смерть моя неизбежна. Потому что я никогда не сделаю трех дел: я не назову его аскией; я не возложу на свою голову прах в честь его; я не поеду верхом позади него!"

Аския велел схватить Баллу и затем убил его. Говорят, он его убил в Альфа-Конко вместе с Альфага-Донко ибн Омаром Комдьяго. Оба они были сыновьями [его] дядьев по отцу и теток по матери; матери их обоих были фульбе. Муса приказал выкопать очень глубокую яму в том месте, и оба они были в нее брошены живыми, засыпаны и умерли. Прибегнем же к Аллаху!

Затем аския убил дирма-коя Данкару и бара-коя Сулеймана. Мухаммеда-Бенкан-Корей он назначил курмина-фари. Потом аския возвратился в Сонгай через землю Дженне. Когда он достиг Тирафи, его встретил святой Аллаха Всевышнего фа-ких Моримага-Конгой со [своими] талибами; они вышли из Тьентьи. Факих приветствовал аскию и, по их обычаю, вознес молитву за него. Потом шейх сказал аскии: "Просим у тебя ради истины Аллаха Всевышнего и посланника его, да благословит его Аллах и да приветствует, чтобы ты простил дирма-коя и бара-коя. Оба они справедливы к жителям земель их обоих; те очень ими довольны. И оба они участвовали в междоусобице не по своему желанию, а, напротив, боясь за себя, против воли и насильно. У них не было возможности остаться позади фарана Усмана..." Аския ответил ему: "Оба они отвергли руку мою и были впереди [других]!" Шейх ему сказал: "Не делай этого и не отвергай мое заступничество!" Аския ответил: "Это неизбежно!" И когда шейх отчаялся, он сказал аскии: "В городе Тьентьи я живу со времени сонни Али, и лишь в правление твоего отца, счастливейшего, благословенного, повелителя верующих аскии ал-Хадж Мухаммеда, достигли [мы]: отдыха, здоровья и спокойствия. Мы молились о даровании ему победы и долгой жизни, испрашивали, будет ли у него благословенный сын, в коем [соберутся] пожелания мусульман. Нам было отвечено: "Да!", и ты был нам назван. Когда молились мы за аскию Мухаммеда, /85/ мы молили о даровании тебе сана халифа после него. Аллах услышал наши мольбы. А теперь, когда ты обманул наши усилия и отказал нам в защите, мы не перестанем воздевать к небу руки, которые воздевали к Аллаху Всевышнему с мольбой за тебя, с проклятием тебе!" И они встали и вернулись [к себе].

Вечером аския Муса выехал. А бена-фарма Исхак ибн Аския ал-Хадж Мухаммед выдвинулся со своего места, так что присоединился к курмина-фари Мухаммеду-Бенкан и дернул того сзади. Курмина-фари обернулся к нему и сказал: "Что тебя побудило к этому поступку? Ты выехал ко мне со своего места [в процессии] и тянешь меня сзади!" А Исхак ему ответил: "Огорчение поступком этого шейха, который он совершил в отношении аскии, обращаясь с последним высокомерно. Аския его терпел только от страха. Клянусь Аллахом, если бы в тот момент с шейхом имел дело я, я бы его убил, даже если бы мне вечно быть [за то] в [адском] огне!" Когда они остановились на ночлег, собеседники, по своему обычаю, явились к аскии для вечерней беседы. И курмина-фари рассказал Мусе об обстоятельствах, которые обрисовал [ему] бена-фарма. А аския сказал: "Клянусь Аллахом Великим! Нисколько не боялся ни один волос на теле моем! И однако, когда бы он видел то, что увидел я, когда с ним говорил, он тут же умер бы со страха и с испуга..." И сказал он курмина-фари: "Видел ли ты его руки, которые он поднял к плечам своим?" Курмина-фари ответил: "Да..." Аския сказал: "Он отталкивал ими двух львов на плечах своих, что поднимали ко мне свои лапы, раздвинув пасти свои... Я не видел им подобных ни величиной, ни клыками, ни когтями! Потому-то и велел я шейху, чтобы удалился он в свое жилище" (а факихи возвратились в Тьентьи в гневе на Мусу).

А когда аския прибыл в Гао, он начал избивать оставшихся из своих братьев. Они опечалились его делом и начали задумывать хитрость в отношении того. [И так] — до одного [прекрасного] дня, [когда] аския схватил фарана Абдаллаха, сына аскии ал-Хадж Мухаммеда и единоутробного брата Исхака. И все оставшиеся сошлись на том, что, если аския того убьет, ни восстанут /86/ против него и убьют его. И вот однажды Муса призвал Исхака и положил перед ним тюрбан и рубаху с двумя фалдами, сказав ему: "Твой брат фаран Абдаллах — трус. Мы его задержали в некоем месте, а он умер с перепуга..."

Исхак ушел к тьяга-фарме Алу-Саю, сыну повелителя аскии ал-Хадж Мухаммеда, и, плача, ему сообщил [то]. А тот сказал: "Замолчи! Разве ты женщина? Это — последний среди нас, кого он убил, и после него он уже никогда не будет убивать!" Они [все] договорились и тайно выступили против Мусы, так что убили его в селении Мансур (а аския в нем убил баламу Мухаммеда-Кореи, и тому наследовал балама Мухаммед-Денди-Май, сын аскии ал-Хадж Мухаммеда) при содействии Мухаммеда-Бенкан в среду двадцать четвертого шаабана [девятьсот] тридцать седьмого года [12.IV.1531]. К тому дню продолжительность его царствования составила два года, восемь месяцев и четырнадцать дней. Тем, кто осуществил убиение, был упомянутый шао-фарма Алу. И к власти пришел счастливейший, благородный аския Мухаммед-Бенкан ибн Омар Комдьяго в день смерти аскии Мусы, в помянутую дату.

Дело в том, что, когда братья Мусы договорились о его убиении, обеспечивал им то старший из них — шао-фарма Алу. Он заявил: "Я в него брошу дротик во время верхового выезда. Если я по нему промахнусь, то все вы бросайте в меня железом, чтобы я умер, — и вы спасетесь от его злобы..."