Ноктюрны (сборник) - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Никакого зонтика у тебя не было… Так шел, с пустыми руками.
– Ну, а на вокзал как я приехал?
В глубине показалось типичное лицо дачной кухарки и объяснило уверенным тоном:
– А на вокзал-то с зонтиком приехал, я видела. Еще в третьем классе пиво пил у буфета…
– Ну вот, вот, – обрадовался дворник. – Я, значит, был у кумы… Ну, маленько выпили, потому как она именинница. Ну, приехал на вокзал, зашел в класс к буфету, например…
– Да ты сбегай в класс-то, – посоветовала с участием кухарка. – Еще поспеешь… Третьего-то звонка не было.
– Ах ты, Божже мой!..
Дворник, как ошпаренный, выскочил из вагона и вернулся только после третьего звонка. Зонтика не было. Он уныло посмотрел на всех, напрасно отыскивая сочувствия, и уныло сел на свое место, махнув рукой. Дело выходило табак.
– Нет зонтика-то? – спрашивала кухарка через вагон.
– Нету… Как скрозь землю провалился, – уныло ответил удрученный горем дворник. – Шелковый зонтик-то перед Пасхой шесть цалковых дадено…
– Ах ты, грех какой вышел! – соболезновала кухарка, качая головой. – А я еще даве посмотрела на тебя, как ты к вокзалу-то на извозчике подкатил. Вижу, что из наших дворников, из Царского… А зонтик точно что отличный.
– Уж такой был зонтик, что другого такого и не нажить… Ведь вот поди ж ты, какая штука вышла, а?.. Значит, присел это я к столику, ну, спросил бутылку пива… А буфетчик говорит, что никакого зонтика не видал.
– Кто-нибудь другой ухватил твой зонтик, – поддерживала разговор кухарка. – Мало ли народу!.. Другому на голодные-то зубы твой зонтик в самый раз.
– А ведь шесть цалковых дадено… Целых три года собирался купить. Ну, и штука… Да не видал ли кто, господа, как я в вагон входил?
Опять общее молчание. Дворник тряхнул головой, поправил фуражку и сердито отвернулся к окну с обиженным видом. Очевидно, он теперь сердился уже на публику, отнесшуюся к его горю с таким обидным безучастием.
II
Поезд тронулся, унося дачную публику в благословенную дачную местность, облюбованную петербургскими богатыми людьми. Кругом сейчас же запестрели огороды, тощие поля, далекая кайма каких-то фабричных зданий, одним словом, весь незавидный ландшафт окрестностей Петербурга. Третьеклассная публика начала знакомиться; послышался веселый говор, смех, и только один дворник оставался безучастным к этому общему оживлению. Он время от времени поправлял свою фуражку, встряхивал головой и угнетенно вздыхал. Очевидно, его глодала всепоглощающая мысль об утраченном зонтике, а остального мира не существовало.
– А черт с ним и с зонтиком! – заявил он наконец, обращаясь прямо ко мне таким вызывающим тоном, точно я желал что-то оспаривать. – Наплевать… да! Не он меня нажил… да. Слава Богу, и другой купим, ежели на то пошло. Одним словом, наплевать, и все тут!
В доказательство этой мысли дворник, действительно, плюнул и вызывающе посмотрел на всех. Недавний хмель с него как рукой сняло.
– Конечно, можно всегда другой купить, – поддержал я.
– Ведь можно… а? – обрадовался он, схватившись за поданную реплику. – Да сколько угодно, сделайте милость… мы не какие-нибудь, чтобы шесть цалковых нас съели. Я, напримерно, теперь пятнадцать рублей жалованья получаю у господ, квартира даровая, детей нет. Ну, господа, прямо сказать, отличные… Наедут летом, поживут до осени, а потом але-марш. Нет, нельзя пожаловаться, жисть правильная, прямо сказать – хорошая жизнь. Господа Бога надо благодарить… Ничем не обижен, все есть, на черный день скоплено малую толику, пятьсот рублей в кассе лежит, – ну, какого мне рожна еще нужно? А тут зонтик… Наплевать!..
Видимо, дворник подбадривать себя, отгоняя какую-то неприятную мысль, неразрывно связанную с пропавшим зонтиком.
– Конечно, царскосельского дворника нельзя применить к питерскому, – продолжал он. – В Питере-то только и береги затылок, значит, дворник, а у нас вольготнее невпример. Только и знаем одно лето, когда господа наезжают, а зимой только и работы, что мало-мало снег убрать. Да и то кое-как, не то что в Питере, где сейчас, напримерно, околоточный тут как… «А где дворник? Ты, такой-сякой!..» У нас этого ни-ни!.. Всю зиму дворники – в том роде, как которые коты по печкам лежат. Одним словом, помирать не надо. Ведь дачу без дворника нельзя оставить, ну, и живут. Господа богатые, что им значит пятнадцать цалковых дворнику платить… Разве петербургский дворник купит зонтик в шесть цалковых? Ни в жисть… А мне наплевать! Ну, был зонтик, ну, нет зонтика… Этакая невидаль, подумаешь! А возьму да новый и куплю… Да хоть сейчас. На, получай шесть цалковых… Наживем.
Пауза. Кругом одни поля, и только кой-где топорщатся жалкие, точно ощипанные кустики. Без конца тянется это чухонское болото, подернутое жидкой зеленью. Кое-где по низинам еще стоит вешняя вода. Мне уже давно примелькался этот пейзаж, и не хочется на него смотреть. Дворник, выгрузив все, что можно было высказать в собственное утешение, на время умолкает и начинает курить одну папиросу за другой. Но настоящего спокойствия все-таки нет, и он время от времени тревожно поглядывает на меня, точно ждет возражения, а потом крутит головой, передвигает фуражку и вздыхает. Конечно, хорошо жить царскосельским дворником, а зонтика-то все-таки нет. Весь мир дворника сейчас вращался на этом зонтике, как магнитная стрелка на своем шпеньке.
– Средняя Рогатка! – кричит кондуктор.
Это удивительный полустанок, на котором в течение лета садятся ровно два пассажира. Между прочим, здесь проходит старый московский тракт, и именно Средняя Рогатка служила прощальным пунктом: досюда провожали из Петербурга. Невольно является мысль о тех миллионах путников, вольных и невольных, которые прошли этот путь в до-железнодорожное время. Сколько воды утекло с тех пор, и сколько «рогаток», малых, средних и больших, упразднено навеки… Мои размышления в этом направлении прерываются новым движением дворника: он схватывает фуражку и с остервенением бросает ее на лавочку.
– Что с вами?
– Со мной-с?.. А вот это самое-с… Ка-ак это вспомню, так нож вострый.
– Опять зонтик?
– Не-ет, не то…
Он придвигается ближе ко мне и начинает говорить сдержанным речитативом, помогая своим мыслям руками и движением головы:
– Видите ли, господин, какое дело… да. Женился я совсем молодым, ну, еще у себя в деревне, и прожили мы, напримерно, душа в душу с женой дельных двадцать два года. Как это по-вашему? Этак-то по нынешним временам уже совсем не живут, не говоря о господах, а и у нас, значит, в самой серости. Так-с? Хорошо… И как я теперь подумаю, что моя жена помрет – вот как это чижало!.. Разорвался бы, кажется. Придумать даже не
