Ноктюрны (сборник) - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк

class="p1">– Судья меня уж мирил с женой два раза, а доктор хотел меня убить… Тогда эта глупая история вышла с его женой. Собственно, серьезного ничего и не было, а Тэночка подняла целую бурю… Одним словом, скандал в благородном семействе.

Завидев родное пепелище, Антон остановился в нерешительности.

– Нет, брат, шалишь, я один не пойду! – решительно заявил Иван Васильевич, подхватывая Антона под руку. – Люби кататься, люби и саночки возить… Еще неизвестно, как меня примет Анна Гавриловна.

– Я боюсь…

– Вздор!.. Заварил кашу, сам и расхлебывай…

– Она тебя любит, Тэночка… Когда ушла у тебя жена, как она тебя жалела! Это удивительная женщина вообще…

Антон вздрогнул, когда Иван Васильевич позвонил у подъезда. Начиналось… Послышались шаги старухи-няньки, которая спускалась по лестнице с старческим кряхтеньем… Антон даже закрыл глаза, когда повернулся ключ в дверях.

– Анна Гавриловна дома? – твердым голосом спросил Иван Васильич.

Старуха посмотрела на господ равнодушными глазами и прошамкала:

– Не знаю… Ужо я спрошу ее.

Она ушла, а господа остались на подъезде.

– Ведь вот какая Тэночка, никогда молоденькой горничной не возьмет, – роптал про себя Антон, вспоминая бойкую Глашу.

– Пожалуйте… – послышалось сверху.

– Я останусь в передней… – шептал Антон, поднимаясь по лестнице.

– Ну нет, брат, это дудки…

Они должны были подождать в гостиной, по крайней мере, четверть часа, прежде чем Анна Гавриловна вышла из своей комнаты. Это была высокого роста женщина, с некрасивым, но решительным лицом. Она была одета в дорожное серое платье и даже держала в руках дорожную кожаную сумочку. Поздоровавшись с Иваном Васильевичем, она сделала вид, что совсем не замечает мужа. Антон стоял за креслом и виновато крутил в руках собственную шапку. Он походил на бедного родственника, попавшего в дом к богатому дяде.

– Я пришел к вам, Анна Гавриловна… то есть я… – заговорил Иван Васильевич, сбившись на первом слове. – Одним словом, вы хотите уезжать…

– Да, я сегодня оставляю этот вертеп…

– Послушайте, Анна Гавриловна. Прежде, чем сделать такой решительный шаг, поговоримте серьезно… по душе.

Анна Гавриловна томно опустилась на ближайшее кресло и приготовилась слушать. Иван Васильевич сделал паузу, чувствуя, как у него пересохло в горле. Бывают такие проклятые положения… Он даже оглянулся на Антона и посмотрел с укором. Да, тяжела шапка главного друга…

– Вы хотите бросить мужа, Анна Гавриловна…

– Не мужа, а мерзавца…

Антон сделал беспокойное движение за креслом, как попавшаяся в западню крыса.

– Конечно, трудно судить семейные дела, особенно со стороны, уважаемая Анна Гавриловна… (О, черт бы тебя побрал!) да. Но заинтересованные стороны относятся друг к другу слишком пристрастно и делаются часто несправедливыми. Посторонний человек может отнестись спокойнее… Во всяком случае, необходимо разобраться, обсудить, взвесить. Ведь нет такого положения, из которого не было бы выхода.

– Я не понимаю, во-первых, что вам нужно от меня? – отрезала Анна Гавриловна, принимая оскорбленный вид. – А во-вторых, мне совершенно непонятна роль, в какой вы явились сюда. Какое может быть посредничество между мужем и женой?

– Я явился сюда только по просьбе вашего мужа, а моего друга Антона. Я даже не знаю, в чем дело, и даже не спросил его ни слова, потому что мне одинаково дороги интересы как его, так и ваши интересы,

– Как это мило с вашей стороны… Ха-ха! Прекрасная роль… Я могу только удивляться, что среди моих друзей находятся… находятся… подобные субъекты.

– Позвольте, Анна Гавриловна, вы выражаетесь слишком резко…

– Нет, я очень мягко выражаюсь. Поймите, что мне жаль вас. Да, жаль. В конце концов, вы все-таки являетесь в роли защитника этого мерзавца, который имеет дерзость считать себя моим мужем. Вы пришли защищать его интересы, а не мои… Мне даже кажется, что ваша роль неблагодарнее его роли, как защитника отъявленного негодяя.

Иван Васильевич сделал беспокойное движение, как большая неуклюжая птица, приготовившаяся вспорхнуть. Это движение переменяло сразу неприятный оборот дела. Анна Гавриловна величественно поднялась и проговорила уже деловым тоном:

– Так как вы взяли на себя неприятный труд ходатайства по такому грязному делу, то я считаю своей обязанностью познакомить вас с ним в общих чертах. Я сейчас.

Она величественно вышла из комнаты. Иван Васильевич чувствовал, как у него стучит кровь в висках, а на лбу выступает холодный лот. Обернувшись к Антону, он погрозил ему кулаком и проговорил:

– Помни, Антон, что это в последний раз!.. Если ты еще раз позволишь себе какую-нибудь историю, я подаю в отставку из должности главного друга.

– В последний раз… Клянусь! – шептал Антон и прибавил уже другим тоном: – Но какая женщина!.. Какая энергия!.. Вот именно таких женщин я и люблю… Представь себе только картину, когда она улыбнется? Восторг… А ты, знаешь, прекрасно начал. Такое благородство в голосе… жест… Одним словом, произвел впечатление.

– Замолчи, несчастный.

Послышалось шуршанье платья, и Антон малодушно спрятался за свое кресло. Анна Гавриловна вошла походкой оскорбленной королевы и подала Ивану Васильевичу смятый листок.

– Потрудитесь прочесть вслух, – предложила она, повертывая в руках кожаную записную книжку.

Иван Васильевич в качестве юриста пробежал молча поданную бумагу, посмотрел на обороте, приподнял плечи и начал читать:

– «Сад „Кинь-Грусть“… счет г. Кривскому… гм… восемь порций беф а-ля-мод… четыре порции филе соте… десять порций мороженого». Извините, я ничего не понимаю, Анна Гавриловна. Какой-то старый счет…

– Нет, читайте… Вверху есть дата: 18-го июня 1891 года.

– Гм… да… «десять порций мороженого… восемь бутылок шампанского Помери… телячья печенка… три ящика пива… русскому хору 25 руб. семь бутербродов… цыганскому хору 30 руб… за разбитую посуду 7 р. 33 к. Да… ризки»… Это что такое?..

– Ризки – это когда крестят детей… Продолжайте.

– «Деньгами выдано цыганке Мане 25 руб… 12 бутылок сельтерской воды… 2 стакана шерри-коблер… банка килек… изломанный стул… крюшон». Гм… Общий счет – 184 р. 33 к.

Бумажка еще раз была повернута и потом возвращена Анне Гавриловне…

– Однако не мог же Антон выпить три ящика пива?

– Вы скажете, Иван Васильевич, что мог быть другой Кривский? Что, наконец, это общий счет? А вот не угодно ли полюбоваться его собственной книжкой…

Порывшись в книжке, Анна Гавриловна отыскала роковую страницу, помеченную 18-м июня, и прочитала сама:

– 18-е июня… на расходы по делу о наследстве 184. р. 33 к. Не правда ли, какое странное совпадение? Это именно та самая цифра, которая значится на счете…

– Да, странно… гм… – мычал Иван Васильевичу. – Да, очень странно… Я думаю, что в таких делах самое лучшее полная откровенность.

– О, нет, я не верю, ни одному его слову не верю! – решительно заявила Анна Гавриловна, делая такой жест, точно ей предлагали наступить