Суворов - Вячеслав Лопатин

Восстание тщательно готовилось, но началось стихийно с выступления 1 (12) марта кавалерийской бригады Мадалинского из числа польских войск, подлежавших расформированию. Бригаде удалось прорваться в Краков, куда из-за границы прибыл Тадеуш Костюшко, популярный генерал, прославившийся в Войне за независимость американских колоний под знаменами Джорджа Вашингтона. Заранее назначенный диктатором и главнокомандующим, Костюшко 13 (24) марта обнародовал в Кракове Акт восстания и принес присягу. Победа 24 марта (4 апреля) его отряда над незначительными русскими силами при Рацлавйце стала сигналом к всеобщему выступлению. Ночью 6(17) апреля в Варшаве ударили в колокола. Шла православная Страстная неделя, русские солдаты и офицеры молились в храмах. Началась беспощадная резня. Потери составили около половины варшавского гарнизона — более четырех тысяч человек убитыми и пленными. Было захвачено российское посольство. Вместе с военными в заточении оказались дипломаты. Обращение с ними было крайне суровым.

Когда же в Варшаве польские якобинцы подняли массы, на сторонников России был обрушен революционный террор. Возбужденные толпы требовали казни попавших в плен «москалей».

Восстание перекинулось в другие места. Поднялись дислоцированные на территориях Правобережной Украины и Белоруссии польские части (всего до пятнадцати тысяч человек), принятые на русскую службу и принесшие присягу Екатерине.

Лидеры восставших требовали возвращения территорий, утраченных в результате первого и второго разделов.

Осведомленный Петр Васильевич Завадовский, имевший значительный вес в правящих кругах, писал из Петербурга своему другу графу Александру Романовичу Воронцову: «По бумагам открылось достоверно, что бунтовщики полную связь имели с конвенциею Парижскою и получали помощь денежную. План улажен обширный, чтоб поднять Турков, Шведов и Датчан, но Костюшко по своим видам, не дожидаясь общего подвига, открыл ранее свое дело, надеясь на громаду повсюду в Польше равных себе злоумышленников».

Франция была крайне заинтересована в том, чтобы поляки отвлекли на себя силы европейских монархий. Французские армии под лозунгом «Мир хижинам, война дворцам» начали успешное контрнаступление, вскоре превратившееся в захват территорий соседних государств.Война поляков за национальную независимость стала для русских войной за национальную безопасность. Екатерина объявила поляков мятежниками. Общее руководство подавлением мятежа принял на себя исполняющий обязанности президента Военной коллегии граф Николай Иванович Салтыков.

Двадцать четвертого апреля Суворов получил рескрипт: «Граф Александр Васильевич! Известный Вам, конечно, бунтовщик Костюшко, взбунтовавший Польшу, в отношениях своих ко извергам, Франциею управляющим, и к Нам из верных рук доставленных, являет злейшее намерение повсюду рассеивать бунт во зло России». Суворову повелевалось поступить под командование Румянцева, возвращенного императрицей из отставки. Прославленному победителю турок, старому и больному, было поручено возглавить войска на Волыни, в Подолии и на юге России с задачей не допустить проникновений туда польских отрядов и быть готовым воевать с Портой. Десятого мая Суворов рапортовал фельдмаршалу: «Вступя паки под высокое предводительство Вашего Сиятельства, поручаю себя продолжению Вашей древней милости и пребуду до конца дней моих с глубочайшим почтением».

Сначала без единого выстрела он разоружил польские части в Брацлавской губернии (современная Винницкая область Украины). «Мы предупредили их несколькими днями или, скорее, одними сутками, — сообщил 4 июня Суворов своему другу Рибасу. — Покамест, елико возможно, хлопочите в Санкт-Петербурге, чтобы мне, лишь только покончу дело в Польше, возвратиться к Вам: сие на благо общества, ежели только интригующая партия не желает меня вновь ввергнуть в бездействие… Я очень доволен моим старым почтенным начальником». Очевидно, он беспокоился за Крым и пограничные с Турцией территории. Всем казалось, что двинутые в Польшу и Литву войска быстро справятся с мятежниками.

Императрица в рескрипте Румянцеву поблагодарила фельдмаршала, не покидавшего своего имения на Украине, за успешное «обезоружение большей части бывших польских войск», поручив «объявить Наше благоволение и Генералу Графу Суворову-Рымникскому за его труды и деятельность».

«Я провел несколько весьма приятных часов у Фельдмаршала, — сообщает Александр Васильевич Рибасу 24 июня. — Польша дана не ему, но Князю Репнину, и я таким образом остаюсь ни при чем. Мне не пишут из Санкт-Петербурга; впрочем, там довольны моею прогулкою, а Графом Иваном Салтыковым нет». Далее следует профессиональная оценка военных действий в Польше: «После поражения Костюшки пруссаки потребовали сдачи Кракова, который тотчас и сдался на волю победителей с гарнизоном, состоящим из 7000 человек. Несчастный Костюшко с небольшим числом своих окружен в тамошних лесах. Город сей отдан австрийцам, которые тремя корпусами общим числом 35 000 человек, большею частию венгерцев, не обнажая меча, проникли в 3 их воеводства… Варшава занята пруссаками».

Но слух о занятии Варшавы оказался ложным. Пожертвовав своим авангардом, Костюшко прорвался к Варшаве, вызвав искреннюю похвалу Суворова: «В мятежнике довольно искусства!»

После краткого свидания с Румянцевым в его имении Ташань, в 110 верстах от Киева, Суворов получил от него план варшавского предместья Праги.

Дела в Польше, несмотря на частные успехи ее противников, осложнялись. Мятежники увеличивали силы, привлекая под свои знамена крестьян обещанием освободить их от крепостной зависимости. «Косиньеры» (они вооружались самодельными копьями из древка и прикрепленного к нему лезвия косы) усилили «старые» (регулярные) войска. Поляки держали в руках инициативу, наносили неожиданные удары, дрались смело и упорно. Их предводители умело выбирали позиции, хорошо маневрировали в ходе сражений. Отлично действовала польская артиллерия.

Успешно дрались и французские войска: 14 (25) июня в генеральном сражении при Флерюсе они разбили австрийцев. Судьба Голландии, вступившей в ряды антифранцузской коалиции, была предрешена. Испанская армия также терпела неудачи. Газеты были полны слухами о раскрытых якобинских заговорах в Турине и других городах Италии. И хотя вожди якобинцев (Робеспьер и его ближайшие сторонники) 17/28 июля были гольотинированы, новые диктаторы не собирались отказываться от военных завоеваний.

Суворов, почтительно намекнувший Румянцеву о «томной праздности», в которой он пребывает «невинно после Измаила», и прибавивший, что «мог бы препособить окончанию дел в Польше и поспеть к строению крепостей», начинает тревожиться не на шутку. 15 июля летит письмо Хвостову в Петербург: «Одно мое слово — хочу служить! Здесь без дела, театр в Польше… Отрицаюсь от всех награждениев, себя забуду и напрягу их (силы. — В.Л.) для других… Я возьму терпение до сентября. Боже! И это тошно».