Том 1. Стихотворения. Поэмы - Константин Михайлович Симонов

не слушали, не глядели,

Когда сына в ту ночь рожали

Раньше срока на три недели.

Так с похода, с солдатской каши,

С пули в лоб бандиту – не струся,

Началось замужество ваше,

Материнство ваше, Маруся!

(Так вас ласково, глядя на ночь,

Называет Иван Степаныч;

А вы на людях – всё Иваном,

А одна, без людей, – коханым.)

И сейчас вот сидим мы с вами,

Перебрасываемся словами

В том немецком городе Коттбус,

Где Иван Степаныча корпус.

На тарелку, как гостю званому,

Вы кладете мне все подряд,

А сама – нет-нет на коханого

Да и кинете быстрый взгляд…

Он, пройдя через все сражения,

Седоватый стал, грузноватый,

Может быть, по чьему-то мнению,

Даже «трошки пидстарковатый»;

Ну, а вам, хоть вся жизнь с ним вместе,

Все он кажется – как невесте…

Может быть, потому так кажется,

Что не с тихих дней, не с лазури –

Начиналась жизнь прямо с бури,

Ну а в бурю узлы крепче вяжутся!

Было всякое в жизни этой,

Было счастье ближе и дальше,

Но, как в песне, на совесть спетой,

Одного в ней не было – фальши.

2

После юности первых взлетов

Показалась вам наказаньем

Строевая его работа,

Гарнизонная жизнь в Рязани.

Чуть рассвет – шел к себе в пульроту,

Приходил угрюм, озабочен…

Обожал свои пулеметы,

А жену, как видно, не очень…

Вы пожаловались несмело –

А его как плетью огрело!

Вместо вами стыдливо неданной

Ласки: «Что ты, милая, глупая…»,

«Собирай, – сказал, – чемоданы!» –

И ушел, сапогами хрупая.

Чуть тогда вы с ним не расстались,

Но поплакали – и остались.

Догадались – не разлюбил он,

Просто слишком самолюбивый,

Хоть имеет два Красных Знамени –

Храбрость храбростью, знанья знаньями!

За душою всего два класса.

Приласкал бы, да нету часа –

Как вернется, так вечер целый

Чертит, чертит на схемах стрелы;

Схемы разные, стрелы разные,

А глаза всю неделю красные.

Даже вы, бывало, раз нужно,

Прикусив язык, не дыша,

Обводили те стрелы мужние

Тушью после карандаша.

Кое-кто сомневался – где ему!

Но у мужа характер твердый:

Трижды резался в академию –

Все же выдержал на четвертый;

Это было в тот месяц самый,

Когда дочка родилась ваша,

И Иван Степаныч – упрямый –

В вашу честь назвал ее Машей.

И вам стало жаль, что в двадцатом,

Когда первенца вы рожали,

То зачем-то грозно Маратом,

А не Ваней его назвали.

Академия, академия!

Горы книг, до утра сидения,

Для мужей на всю жизнь наука,

А для жен – по мукам хождение, –

Легче бы уж просто разлука!

Выпуск – праздник! Вдвоем – по Волге.

В Сочи – месяц! В Крыму – неделя!

Отдыхали так, чтоб надолго,

Словно в воду оба глядели.

Как вернулись – пошло, поехало –

Назначения, перемещения…

И винить-то, главное, некого –

Не попросит никто прощения!

Не родные вас замуж выдали –

Вы судьбу себе сами выбрали:

Жизнь не райскую и не адскую,

Посредине как раз – солдатскую.

Где вы только с ним не служили,

За собой детей перетаскивая!

Все места показать, где жили, –

Надо к карте вставать с указкою.

Под Чимкентом в тифу лежали.

Под Читой в третий раз рожали…

Умер сын… То ли врач был молод,

То ли в сопках – под сорок холод,

То ли тряской была дорога…

Сами выжили – слава богу!

Целый месяц, пока лечили,

Ждали, что доктора присудят,

И свой приговор получили:

Двое есть, а больше не будет.

К той поре уж вы постепенно

От себя все реже скрывали,

Что особые перемены

В вашей жизни будут едва ли

И что, странствуя по Союзу

Всей семьей по военным литерам,

Вам уже не закончить вуза,

И заочно даже не вытянуть,

Уж не стать той, себе обещанной

В двадцать лет, идеальной женщиной,

Что вам в жизни порой встречаются,

А у вас вот не получается…

Говорят – неглупая, умная,

Говорят – на подъем легка…

А не все, что в двадцать задумано.

Исполняется к сорока.

Словно плот по течению тащит –

Переезды, семья, детишки…

И бывает так много чаще,

Чем в прочитанных вами книжках.

Да, вы высших школ не кончали,

Но прошли, несмотря на это,

Свои радости и печали –

Свои собственные университеты.

Не одним стиральным, обеденным –

Вековым наукам домашним, –

Научились вы сердцеведенью,

Жизь прожив рядом с мужем вашим.

И когда в боевой готовности

Полк годами стоял в глуши,

Вы такие знали подробности –

Чем мы плохи и хороши,

Вы такие характеры видывали

Во всей слабости их и силе,

Что писатели бы позавидовали,

Поделиться бы попросили!

И давно уж не вы к кому-то

Шли свои утолять печали –

Вам, в слезах прибежав под утро,

Горе женщины поверяли,

Чтоб решили, чтоб рассудили,

Потому что для них вы были