Каллиграфия - Юлия Власова

— Алыча, — без выражения произнесла Мирей.

— Апчхи!

— Пусть исполнятся твои желания! — таким же бесцветным тоном проговорила она, озвучив сие несуразное высказывание затем лишь, что так принято в Провансе. — Еще слива, по-моему… И вишня.

— А-апчхи!

— Любви тебе! — мрачно сказала француженка, искоса взглянув на Розу. — Ах да, и сирень, под окнами химической лаборатории.

— А-а-апчхи! — расчихалась Роза и полезла в карман за платком.

— Пусть дни твои длятся вечно… — совсем уж хмуро присовокупила Мирей.

— Как странно ты выражаешься, — прогнусавила художница, принявшись сморкаться.

— Отдаю дань традиции, ничего личного, — понурившись, буркнула та.

«Милая, добрая Франция! Как скучаю я без тебя! Без твоих песен, т в о и х абстракционистов и без моего Жана!» — с болью подумала она, ощутив, как подкатывает к горлу жгучая волна, а на глаза наворачиваются слезы.

У Морриса Дезастро день с утра выдался пренеприятнейший. Всё у него не клеилось: с подручными он повздорил, бутыль лучшего шампанского расколотил вдребезги, и, по последним сведениям, его незаменимого консильери застрелили на собственной шхуне при входе в порт Пиреи. Сидя в дорогом эбеновом кресле, он в бессильной ярости комкал полу своего пальто, и на лбу его пролегли морщины под стать американским каньонам.

Тот, кто топтался у двери, похоже, понятия не имел, что как раз в эту минуту Моррис целится дротиком в подвешенную на перекладине мишень для дартс, причем яблочко мишени располагалось точь-в-точь на той же высоте, что и нос известителя. Войди он мгновением раньше, и нос его расквасило бы немилосердно.

— Босс, босс! — стуча зубами, проговорил он.

— Ну, чего еще?! Если очередная паршивая новость, то не обессудь, коль физиономию раскрашу так, что мама родная не узнает, — пригрозил Моррис, покручивая в пальцах следующий дротик.

— О нет, босс! Никак нет! — заюлил тот. — К вам посетитель, босс!

— Вот заладил! Босс-босс-босс! Тащи его сюда, гром и молния! И перестань колотиться, как черепушка на шесту! Раздражает!

В кабинет немедленно ввалился упитанный субьект в темных очках и с натертой до блеска лысиной. Моррис вытаращился на него, точно на пришельца из преисподней.

— Где вас носило, уважаемый синьор Каско?! — приторно-учтиво справился он. — Или я не поручал вам очитываться о каждом вашем шаге?!

— Да дело в том, — промямлил лысый, — что один шаг мой, хм-хм, растянулся на довольно длительный период…

— Чушь! — взревел Дезастро, подлетев к нему голодным коршуном. — Вам на выбор была предоставлена любая форма отчетности, а вы ни стенограммы, ни электронного сообщения накарябать не потрудились! Да за такую расхлябанность у нас в карцер сажают!

— Виноват, виноват! — по-собачьи угодничая, пролаял Каско. — В будущем обещаю докладывать по два раза на дню.

— В будущем, — растягивая слова, проговорил Моррис, — мои ребята живо переломают вам ребра, поступи вы иначе. Ну, так что там у вас? Кимура раздавлен? Покоится на морском дне?

— Не совсем.

— Значит, разобран на составные части, как какая-нибудь игрушечная модель? Или… А, понимаю! Вы скормили его останки пираньям!

Лысый усиленно замотал головой.

— Как?! Вы что, за дурака меня держите?! Являться в неположенный час, да еще и без результатов! А ну-ка, снимайте ваши глупые стекла! — вскинулся Дезастро, сдернув с него очки. Там, под оправой, прятались уже всем знакомые поросячьи глазки заместителя директора.

— Я… Я старался, — сбивчиво проговорил Каско-Туоно. — Очень старался! Кто ж знал, что у него отменная выправка? Он прострелил мне руку!

— Ай-яй-яй! — язвительно отозвался Моррис. — И вы не помазали йодом? Бедолага! Надо было к маменьке бежать, чтоб провела дезинфекцию!

Он стремительно подошел к окну, сквозь которое едва пробивался дневной свет, и, заложив руки за пояс, несколько минут стоял молча.

— Один недоумок сегодня прикончил моего лучшего агента, другой — упустил легкую добычу. Похоже, недоумки плодятся, как тараканы. Так надобно, чтоб и дохли с той же скоростью! — Он резко развернулся, и перед Туоно поплыли стены: прямо на него глядело слепое дуло револьвера.

— Пощадите, босс! — взмолился он, безвольно падая на колени. — Я ведь не с пустыми руками! Я… У меня в челноке связанная негритянка! Она была с ними!

— Негритянка?! — издевательски переспросил Моррис. — На что она мне?! Я прикажу ее утопить.

— Но она обладает ценными сведениями! Я думаю, ей известно, где скрывается Кимура.

— С ним уже работают мои сообщники. Слыхали что-нибудь об изобретателе Праксисе?

Туоно в отчаяньи развел руками.

— Значит, хорошо конспирируется, — усмехнулся Дезастро. — Раз уж вам не удалось прикончить вашего злейшего врага, это сделают люди компетентные. Но отныне за вашу жизнь я и гроша ломаного не дам. Шавка на привязи, хе-хе! Отведите его в камеру! — крикнул он громиле-охраннику.

— Что? — привскочил Туоно. — Нет! Не надо! Смею вас заверить, у меня грандиозные планы! Да я нафарширован планами!

— Подите, Стэйпл, нафаршируйте его чем-нибудь на ваше усмотрение, чтоб не вякал, — лениво распорядился Моррис.

Туоно при его словах заметно сник.

— То-то же!

Туполобый громила долго соображал, отменяется ли этим «то-то же» предыдущий приказ или команда «нафаршировать» по-прежнему в силе, но, когда Моррис бросил на него негодующий взгляд, счел за благо покинуть помещение с пленником в наручниках и уж на коридоре размышлять, каким бы содержимым его напичкать. В конце концов, выбор пал на котлеты и картофельное пюре, так что заместителю в его новых «покоях» был оказан поистине королевский прием.

«Черномазую — ко мне!» — скомандовал в трубку Моррис, когда недоумка под номером два увели с глаз долой. Дитя третьего мира, она оказалась куда приятней и миловидней, чем он ожидал. Густая копна черных, мелко вьющихся волос, матовая шоколадная кожа, выразительные глаза, пухлые губы… В общем, у «крестного отца» потекли слюнки, и он приказал отвести Клеопатру в свои апартаменты, чтобы вскорости к ней присоединиться. Но он даже не подозревал, с кем связался. Эта хитрая девчонка вскружила ему голову до потери пульса, заставила ходить за собой чуть ли не на четвереньках, и вот тут-то вся Моррисова организация запросто могла полететь в тартарары.

Аризу Кей искренне сопереживала своему корейскому другу, от души одобряя его сердечную склонность, однако ложкой дегтя, как всегда, был непокладистый характер Джулии. Попробуй, ублажи ее!