Черный воздух. Лучшие рассказы - Робинсон Ким Стэнли

– Как думаете, что с нами сделают, когда доберутся сюда? – нарушил молчание Солли.

– Прикончат, – проскрежетала Эстер.

– Или отправят назад, в шахту, – добавила Наоми.

Оливер рассмеялся. Волноваться о том, что ждет их дальше, в эту минуту казалось просто нелепым: ведь наверху, в черном бескрайнем небе, молочными брызгами сияли россыпи звезд, освещавших миллионы лучших миров, а прямо над их головами прекрасной лазурной лампой мерцал земной шар, а из-под ног уходили вдаль белые холмы благодатной Луны, дырчатой, словно огромная сырная голова.

Цюрих

Перевод Д. Старкова

Когда мы готовились к отъезду из Цюриха, я решил навести в квартире такую же чистоту, какой она встретила нас два года назад, по прибытии. Квартиру следовало сдать инспектору, сотруднику Высшей Технологической Школы, владевшей зданием, а о строгости этих инспекций среди проживавших в доме иностранных специалистов ходили легенды, вот мне и захотелось стать первым «ауслендером»[59], сумевшим произвести на инспектора неизгладимое впечатление.

Задача, конечно же, мне предстояла не из простых: стены в квартире белые, столы белые, и книжные полки, и платяные шкафы, и прикроватные тумбочки, и комоды, и оконные рамы белого цвета, плюс белые простыни, белые тарелки, белые полотенца… одним словом, белым в квартире было практически все, кроме паркета из светлого дуба. Однако уборку квартиры я освоил очень даже неплохо, а прожив в Швейцарии целых два года, более-менее понимал, чего ожидать от инспекции. Стандарты себе успел уяснить, а потому вызов принял всем сердцем и дерзко поклялся оставить квартиру в безукоризненном виде.

Однако довольно скоро мне сделалось ясно, насколько это будет нелегко. Там шаркнешь по полу грязной подошвой, там капнешь кофе на стол, там обопрешься о шкаф потной ладонью – каждый вздох, каждый чих оставлял свой след. Мы с Лизой жили здесь, как дома, в восхитительном, уютном хаосе, и нанесенный квартире урон свидетельствовал об этом самым недвусмысленным образом. Мы развесили всюду картины, и теперь в стенах чернели дырочки от гвоздей. А пыль из-под кроватей вовсе не выметали ни разу. А предыдущий жилец решил проблему попросту, без затей – съехал, не дожидаясь инспекции. Таким образом, труд меня ожидал титанический.

С первого взгляда было очевидно, что главной трудностью окажется кухонная плита. Видите ли, как-то раз одни американские друзья пригласили нас на барбекю «по-домашнему», а гриль разожгли на балконе пятого этажа, обращенном к жилым кварталам крохотного городка под названием Дюбендорф. Едва восхитительный аромат жарящейся на решетке курицы и гамбургеров воспарил ввысь, к влажному летнему небу, во двор, завывая сиренами, влетела целая колонна пожарных машин, а из кабин их попрыгали наружу, рассыпались цепью не меньше роты пожарных – и все затем, чтоб дать бой нашему барбекю. Кто-то из соседей, позвонив в полицию, сообщил о пожаре у нас на балконе. С пожарными мы объяснились, а те покивали, не сводя осуждающих взглядов с густых клубов дыма в небе, и тут всем нам вдруг стало ясно: а ведь, действительно, барбекю – затея весьма, весьма далекая от чистоты.

Поэтому нам на балкон я гриля так и не купил. А жарить шиш-кебаб с терияки приспособился в духовке, и на вкус выходило нисколько не хуже. Вкуснейший соус терияки мы готовили сами, по рецепту, почерпнутому моей матерью из какого-то журнала многие годы назад, однако тут требовался тростниковый сахар – он-то и оказался корнем проблемы. При нагревании расплавленный тростниковый сахар, как выражается Лиза и ее коллеги-химики, карамелизуется, отчего вся духовка изнутри покрылась мелкими бурыми пятнышками, и оттираться эти пятнышки не желали никак. И над «Изи Офф», и даже над «Джонсон и Джонсон Форс» только посмеивались. Мало-помалу я понял: карамелизация – процесс сродни склейке керамики. Тут требовался, как минимум, лазер, но под рукой оказалась только проволочная мочалка. Ничего не попишешь, пришлось тереть.

Отмывание духовки превратилось в состязание подушечек пальцев с бурыми пятнышками: что стальная проволока сотрет первым? Пальцы, конечно же, однако кожа со временем восстанавливается, а пятнышки – нет. Только оно, чудо регенерации, и обеспечило мне победу в этой эпической битве. За двое суток (представьте себе: пятнадцать часов таращиться в ящик объемом два кубических фута!) я одолел все пятнышки до единого, час от часу все сильней и сильней злясь на упрямство врага.

В итоге победа осталась за мной: серо-черный металл засверкал, будто новенький. Теперь духовке инспекция не страшна. Воодушевленный, на пике боевого духа, я обошел квартиру, посулил то же самое всему прочему, до последнего квадратного дюйма и продолжил атаку на кухню. Естественно, пища имеет свойство проникать в каждую щелку, в любой закуток, однако при этом она не карамелизуется: один взмах тряпкой, и пятнышка как не бывало! Почувствовав себя рыцарем Чистоты – душа безгрешна, помыслы безупречны, руки всесильны, – я включил стереосистему и продолжил труд под опусы Бетховена из тех, что исполнены безумной, неодолимой, слепой мощи Вселенной: «Большую фугу», вторую часть Девятой, финалы Седьмой и «Хаммерклавира»[60]… Сам я превратился в еще одно проявление этой безумной слепой мощи, чистил, мыл, подметал, словно в танце, подхлестываемый сложной, бешеной музыкой Чарли Паркера и «Йес», «Соленым арахисом» и «Нескончаемыми переменами»[61]. Вскоре кухня засверкала, словно фабричная выставочная модель. Теперь и ей инспекция не страшна.

Остальные комнаты серьезного сопротивления не оказали. Пыль! Что мне теперь какая-то пыль?

– Я есть безумная, слепая вселенская мощь! Пыль под кроватями? Вот мы ее пылесосом!

Прочищая фильтр пылесоса, я отсек самый кончик указательного пальца правой руки. Пришлось как следует постараться, чтоб не заляпать стен кровью, однако на том жилые комнаты и капитулировали. Вскоре они засияли полировкой.

Вдохновленный триумфом, я решил достичь полного совершенства. Настало время заняться деталями. Полы я думал оставить в покое, так как выглядели они вполне сносно, однако теперь, на фоне безукоризненной чистоты всего прочего, заметил и крохотные темные отметины вокруг проемов дверей, и грязь, ухитрившуюся въесться в микроскопические углубления между волокнами дерева. Купив паркетной мастики, я принялся за пол, а когда завершил работу, паркет под ногами заблестел не хуже льда.

Затем я стер пыль с верхушек книжных шкафов у самого потолка, а дырки от гвоздей замазал шпаклевкой. Стены сделались ровными, однако тут мне показалось, что шпаклевка в сравнении с белизной стен слегка, самую чуточку желтовата. Пара минут перипатетических раздумий, и меня осенило. Отыскав в багаже «корректор» для пишущих машинок, я прошелся им по шпаклевке. Получилось просто прекрасно. Щербинки на дверных косяках, стена, поцарапанная спинкой кресла, – «корректор» исправил и то, и другое.

Вечера этой недели помешательства на чистоте я проводил с друзьями, за выпивкой, и всякий раз чувствовал, как ноют вспухшие пальцы. Однажды я случайно подслушал, как одна наша приятельница из Израиля рассказывает о своей швейцарской приятельнице, развинтившей двойные оконные рамы, чтобы отмыть стекло изнутри. Услышав об этом, я вскочил с кресла, изумленно разинув рот. Пыль между стеклами двойных окон попалась мне на глаза как раз в тот самый день, однако я рассудил, что тут уже ничего не поделать. Лично мне бы развинчивать рамы даже в голову не пришло, но швейцарцы – они в подобных вещах толк знают! На следующий же день я отыскал в вещах отвертку, и развинчивал, и полировал, пока запястья не стали похожи на разваренные макаронины, а оконные стекла не засверкали во всех четырех плоскостях. Теперь и окнам инспекция не страшна.