Шрамы - Вера Холлинс

могу подвести Элая или своего отца. Даже если это означает, что я зря потрачу свою жизнь в банде.

— А как же твоя мама? — Спросила я.

Он напрягся, и я поняла, что затронула щекотливую тему. Он осушил бокал в два глотка. Его движения были напряженными, когда он снова схватил бутылку и наполнил свой бокал до краев.

— Она не имеет отношения к делу. С тех пор… с того самого дня.

— После автомобильной аварии?

Он перевел взгляд на меня.

— Откуда ты об этом знаешь?

— Элай рассказал мне.

Его пальцы крепче сжали бутылку.

— Что ещё он тебе сказал?

Я отхлебнула вина. Вкус стал гораздо более терпимым.

— Не так много, но я знаю, что твоей мамы нет в Энфилде. Он не стал вдаваться в подробности из-за тебя. — Я провела пальцем по краю своего бокала. — Я предположила, что ты получил свои шрамы в той аварии, и Элай подтвердил это.

Он прищурился, глядя на меня.

— Ты кому-нибудь рассказывала об аварии?

— Конечно! Я взяла рупор и прокричала это на всю школу. — Я закатила глаза.

Он молча наблюдал за мной, переводя взгляд с одного на другое. Наконец, напряжение немного спало с его тела, и он откинулся на спинку качелей, закинув ногу на ногу.

— Наша мать не обращала внимания на дорогу. Сигареты были для неё важнее всего. — Он добавил эту фразу с горечью.

— Элай сказал мне, что не был пристегнут ремнём безопасности, когда это произошло.

— Это так. — Он поморщился. — И теперь он в инвалидном кресле. Просто так. — Он сжал стакан так сильно, что я была уверена, что он раздавит его. Боль пронзила мою грудь.

— Несмотря на все последствия, ты должен быть рад, что он жив. Не всем так везёт. — Моё сердце сжалось при воспоминании о той ночи в ванной Стивена. По крайней мере, его брат был всё ещё жив.

— Это отстой. Если бы мне пришлось выбирать между смертью и превращением в овощ, я бы не выбрал ни то, ни другое.

Я с силой поставила стакан на стол.

— Вот и снова этот разговор. Элай — не овощ! Ты всегда смотришь на него так, будто его жизнь уже закончена. Как будто он — роза, которую нужно держать в стеклянном колпаке, чтобы она не завяла. Но это не «Красавица и чудовище». Парализован он или нет, у него столько возможностей и огромный потенциал, и однажды он будет править миром. Так что перестань смотреть на него так, будто он ничего не стоит.

— Я не считаю его человеком, не представляющим никакой ценности. На самом деле, он — человек, на которого я равняюсь больше всего, потому что он продолжает настаивать. Каждый день, когда кто-то другой мог бы сдаться, он продолжает идти вперёд. Но мне так больно видеть его с ограниченными возможностями. Я хочу, чтобы у него были все возможности.

— Что ж, что есть, то есть. Мы можем извлечь из этого максимум пользы или провести остаток жизни, оплакивая это. И позволь мне сказать тебе, что слезами ситуацию не исправишь.

Он глубоко вздохнул.

— Я просто хотел бы вернуть время и взять на себя его боль. Тогда у него был бы шанс на лучшую жизнь.

Я придвинулась к нему ближе и положила руку ему на колено. Его глаза опустились на мою руку и расширились, и только тогда я осознала, что сделала. Но я не убрала руку.

— У него всё ещё есть шанс на лучшую жизнь, — сказала я. — Да, он парализован, но он может извлечь из этого максимум пользы и жить гораздо более полноценной жизнью, чем все мы.

Он наблюдал за моими губами, прикрыв глаза, и в воздухе повисло новое напряжение. Он накрыл мою руку своей, посылая по мне волну жара. Я не могла даже сглотнуть.

— Это странно, — сказал он.

— Что?

— Твое поведение. — Я попыталась выдернуть руку, но он не позволил мне, крепко сжав пальцы на моей ладони. — Спасибо.

— За что?

— За то, что выслушала. Это помогает.

Я отдернула руку и скрестила её на груди.

— Даже когда я всё время проповедую?

Он слегка улыбнулся:

— Я уже привык к этому. Было бы странно, если бы это было иначе. И, полагаю, в некотором смысле это даже забавно.

— Леди и джентльмены, мы добились прогресса! Раньше я его раздражала, а теперь он находит меня забавной!

— Да, это так. Раньше ты сводила меня с ума, — он снова осушил свой стакан, и его глаза стали немного стеклянными. — Но теперь все изменилось. Теперь это скорее… — Он пристально посмотрел мне в глаза, и я сморщила нос, потому что могла только догадываться, что он собирается сказать.

— Только не говори «мило», — взмолилась я. — Ради всех мармеладных мишек, не произноси это слово.

Он нахально улыбнулся:

— Я хотел сказать «сексуально», но ладно.

Тепло разлилось у меня в животе, и я застонала:

— Сексуально? Ты не в своем уме.

Он рассмеялся.

— Ты совсем сошел с ума. Я не хочу больше слышать от тебя это дурацкое слово.

— Почему нет? — Он поставил свой пустой бокал на стол и, не сводя с меня горящего взгляда, придвинулся ближе. — Разве тебе не нравится, когда люди говорят тебе правду?

Я хотела отстраниться, слишком остро ощущая его близость и силу этого восхитительного тела. Но если бы я это сделала, он бы понял, как легко может повлиять на меня.

— Ты пьян, — сказала я, упершись рукой в его грудь в попытке оттолкнуть его, но это было бесполезно. Он накрыл мою руку своей и задержал на ней свой пристальный взгляд.

— Всего лишь от нескольких бокалов вина? На самом деле нет. Но ты знаешь, как говорится: пьяный разум говорит с трезвым сердцем, или как-то так.

Я поморщилась, снова пытаясь оттолкнуть его.

— Фу. Просто прекрати. Меня сейчас вырвет.

Он рассмеялся.

— Но это правда. — Он наклонился к моему уху. — Ты сексуальная, — прошептал он горячо.

Внизу живота у меня возникло знакомое покалывание. Я закрыла глаза, и мне захотелось наклониться и почувствовать его поцелуи, но я боялась неизвестности, когда речь заходила о нём. Я осторожно высвободила свою руку из его ладони и убрала её с его груди.

— Вот и всё. Меня тошнит, — произнесла я, допивая остатки вина и беря почти пустую бутылку, чтобы наполнить свой бокал.

— Это не тошнота, — сказал он с лёгкой улыбкой.

— О, да? Но это единственный способ добраться туда, — возразила я.

Я отказалась от идеи наполнить стакан и сделала глоток прямо из бутылки. Он наблюдал за мной