Приключения Оги Марча - Сол Беллоу

Что же касалось Теи, то иногда, несмотря на свои бриджи и губную помаду, вид у нее бывал даже более экзотический, чем у тех, кто наблюдал нашу тренировку. Она простирала руку к орлу, и тот опускался, поджимая лапы и складывая крылья; ветерок от его движения шевелил перья на груди птицы, шапочка Теи трепыхалась, и в такие минуты я гордился ею, думая, что вряд ли когда-нибудь еще удостоюсь наблюдать столь великолепное зрелище. Потом она подзывала меня, чтобы я забрал птицу, лишний раз полюбовавшись ее красотой. Я, конечно, любовался, но при этом не терял здравомыслия и не вполне разделял ее восторги.

После десятидневного путешествия мы наконец достигли Мехико. Tee требовалось повидать адвоката, и потому нам предстояло здесь задержаться, несмотря на все ее стремление ехать в Акатлу немедленно. Мы остановились в тихом отеле, называвшемся «Ла Регина»[182], очень дешевом, стоившем всего три песо в сутки. Против птицы в отеле не возражали, обстановка была скромная, и, как ни странно, все вокруг сверкало чистотой. В центре - стеклянная крыша, по бокам - галереи, куда выходили номера. Вестибюль тоже очень красивый, аккуратный, сверху выглядел геометрически выверенным узором со своими четко расставленными столами и креслами, в которых, правда, никто не сидел. Вскоре мы выяснили, что «regina», в честь которой назван отель, была богиней любви Кипридой: в шкафах валялись спринцовки, в постелях под простынями - забытые презервативы. Днем, кроме нас, здесь находились лишь горничные, которых наше присутствие чрезвычайно развлекало. Им казалось крайне забавным, что мы остановились в доме свиданий, а они нам прислуживают, стирая, гладя наши штаны, принося нам кофе и фрукты как единственным клиентам. Забавлял их и испанский Теи, и то, что распоряжения отдавала она, поскольку я по-испански к тому времени успел выучить только несколько слов. Еще лежа в постели, Тея заказывала манго для нас и мясо для Калигулы. Зная, что, кроме нас, в гостинице никого нет, мы могли идти в душ, прикрываясь одним лишь полотенцем, а если хотели побыть без птицы - перемещались в любой другой номер. Недостатки «Регины» проявлялись только в вечерние часы: клиенты заведения, как правило, люди солидные, совершенно не смущались производимым ими шумом, а стекол в дверных фрамугах практически не было. Впрочем, много времени мы проводили и вне отеля, осматривая город или же отсыпаясь после бессонной ночи. Я отдыхал и залечивал раны, оставленные когтями орла. Тея показывала мне дворцы и церкви, водила по ночным клубам и в зоопарк. На меня произвели впечатление всадницы Чапуль- тепека, эти по-патрициански гордые дамы в твердых шляпах, черных узких сапожках и необъятных размеров юбках, сидящие на лошадях в дамских седлах. Мир оказывался гораздо шире и многообразнее, чем это виделось раньше.

- Только теперь мне стало ясно, как мало знаю, - сказал я однажды.

Тея засмеялась:

- Я с удовольствием поделюсь с тобой всем, что мне известно. Но каких знаний тебе не хватает?

- О, слишком многих! - воскликнул я, пораженный великолепием увиденного. Я хотел бы смотреть еще и еще, но следовало заниматься делом, да и Tee не так уж нравилось в городе.

Во всем, что касалось Калигулы, я полностью доверился ей. Сопровождая ее и помогая, я убедился в правильности ее действий, умении и способностях. Да такой Калигула разорвал бы меня на части, вздумай я поступить на свой страх и риск. Нет, там, где речь шла о птице, я слепо выполнял все распоряжения Теи. Немного поднаторев в дрессуре, я с содроганием стал замечать, как часто мы пренебрегали осторожностью, - ведь нам полагалось во время уроков надевать проволочные сетки, особенно когда мы отнимали у него приманку. Ведь, поймав добычу, орлы становятся чрезвычайно свирепыми. Tee повезло, что он не выцарапал ей глаза. Но к счастью, ничего страшного с нами не произошло, и Тея научила орла откликаться на наш зов, есть с руки и оставлять мясо по нашему сигналу. Мы разговаривали с птицей, убеждали ее и действовали лаской.

Орлу нравилось, когда его гладили перышком. Он стал совсем ручным, но все-таки сердце мое порой уходило в пятки, когда требовалось надевать на него колпачок и затягивать тесемки.

Однажды мы работали с птицей и позвали на помощь горничных отеля. Тея выстроила их в ряд и сказала:

- Hablen, hablen ustedes![183]

Она хотела, чтобы они болтали, потому что Калигулу надо было приучить к близкому присутствию людей и шуму. Но на этот раз одетых в форменные платья индианок просьба Теи не столько позабавила, сколько испугала. Они молча смотрели, как она посадила на руку слетевшую со шкафа птицу. То, что я однажды себе вообразил, теперь произошло с одной из девушек: колпачок был снят, она увидела пронзительный орлиный взгляд и загнутый хищный клюв с дырочками ноздрей и описалась. Но и на Калигулу произвело впечатление такое количество женщин - поев, он потянулся к Tee и неожиданно стал по-кошачьи ластиться к ней: терся то одним, то другим боком, путаясь в ее ногах.

- О, только посмотрите на него! - вскричала Тея. - Взгляни, Оги, он хочет, чтобы его приласкали!

Потом ее вдруг обуяло нетерпение, ей стало казаться, что мы слишком уж задержались в городе.

- Хватит! Нам пора! Дела не ждут. Надо приступать к серьезной работе с ним.

- Давай сразу же и уедем.

- Невозможно. Я должна повидаться с адвокатом. Но просто ужасно терять столько времени! Скорей бы, скорей отсюда выбраться. Очутиться дома, а там уж он поохотится.

Она имела в виду охоту на ящериц. Не на тех гигантских, с жабо вокруг шеи, чьи фотографии она мне показывала - игуан, которых нам предстояло потом ловить, а совсем маленьких. К тому же Калигулу следовало еще приучить к лошадям или ослам, поскольку гигантские ящерицы водятся в труднодоступных местах, где нет автомобильных дорог, а нести Калигулу на плече весь долгий путь пешком было немыслимо.

Я чувствовал, что дело с разводом подвигается медленно: вероятно, возникли какие-то сложности, - но мне не хотелось расспрашивать Тею и углубляться в детали. Мне казалось, что у нее было время освоиться в положении богатой женщины и она способна позаботиться о себе. И чем я могу ей помочь? Кроме того, я не собирался вникать во все подробности скандала между ней и мужем. Поинтересуйся я, и она все бы мне рассказала. Но я не касался этой темы, и мы посвящали свободные часы цветной фотографии - снимали Калигулу сидящим у меня на плече на фоне собора, пока отряд конной полиции не прогнал нас с площади. Со мной полицейские повели себя грубо. Из их слов я понял, что птицу они считают опасной и хотят проверить мои документы. С Теей они были более любезны, но и тут вся их игривость не отменяла главного - и нам пришлось ретироваться. Тея еще не рассталась с намерением посылать очерки с фотографиями Калигулы в «Нэшнл джиогрэфик» или «Харперс». В Акатле у нее был знакомый литератор, которого Тея выбрала нам в помощники, и потому она продолжала делать записи в маленькой книжечке, очень элегантной, переплетенной в красную кожу и с золотым карандашиком в придачу. В самое неурочное время Тея могла вдруг достать записную книжку и склониться над страницами. Написав несколько слов, она останавливалась, думая или что-то вспоминая, и при этом загораживалась рукой, как художник, заслоняющий от света свой рисунок, чтобы получше в него вглядеться. Я видел лишь ее руку и замечал, что пальцы по форме очень напоминают мои.

- Милый, в каком это городке в Техасе он вдруг припустил за зайцем, не помнишь?

- Не возле Увальде?

- Нет, милый, нет! Как такое могло быть?

Она положила руку мне на бедро. В Мехико она покрыла ногти золотистым лаком, и они так и сверкали. На ней было платье из алого мягкого бархата. Тяжелую материю украшали пуговицы в форме ракушек. Мы сидели под деревом на резной скамейке. Белая чистая кожа декольте Теи пылала жаром, и тот же огонь исходил от ее лежавшей на моих брюках руки. Я думал, что после ее развода мы обязательно поженимся.

Глава 16

И странно, что природа

Нас заставляет сожалеть о том,

Чего мы так упорно добивались.

Дом Теи ждал ее. Возможно, правда, что он принадлежал Смитти. Я решил выяснить это позже. Спешить тут было незачем.

Высокие здания, шпили и крыши показались вдали и тут же скрылись за выступами гор и скалистыми обрывами, протянувшимися на тысячу миль до того места, где шедшая под уклон дорога превратилась в улицу, по которой мы въехали на соборную площадь, так называемую zocalo. Здесь мы оставили машину, поскольку дальше проехать она не могла, и пошли пешком. Каждого приезжего здесь окружила бы орава мальчишек, нищих, бродяг и гостиничных зазывал. Но наше прибытие вызвало настоящее столпотворение: орел на моей руке заставил высыпать на улицу завсегдатаев баров, опустошил лавки, магазины и крытый рынок возле собора. Многие узнавали Тею и приветствовали криками, свистом, улюлюканьем, кидали в воздух сомбреро, и в этой шумной, кипящей возбуждением толпе, в столбах пыли от бесчисленных ног мы проследовали несколько сотен метров от zocalo, площади, до каменной террасы виллы «Casa Descuitada», как значилось на синей, осененной гранатовыми ветвями изразцовой плите над входом, - «Беспечный дом». Нас встретили кухарка и мальчик-слуга, ее сын. Они стояли на граните террасы, оба босые, мать - у входа на кухню, сын - возле двери, ведущей в спальню. В шали, как в люльке, кухарка держала младенца и при виде орла, даже и в колпачке, невольно попятилась. Мы убрали птицу. Местом ее обитания стал туалет. Там орел сидел, как на насесте, на бачке и слушал, видимо, привлекавшее его журчание воды. Мальчик Хасинто маячил сзади, наблюдая, как мы управляемся с птицей, вызывавшей у него трепет, смешанный с восторгом.