Новая история Второй мировой - Сергей Переслегин

Верифицируемость истории падает по мере удаления от текущей Реальности и ее ближайших Отражений; «на краю» континуума лежат линии событий с нулевой или даже отрицательной вероятностью (исторический вакуум). Если аналогия с квантовой теорией поля здесь уместна, то этот вакуум должен определять структуру континуума. Те области высокой вероятности, которые мы называем «историей» (хотя бы и «альтернативной»), — лишь слабая «рябь» на поверхности бездонного энтропийного океана. В некотором смысле само существование «истории» (и нас как ее представлений), определяется процессами в историческом «вакууме».

Сравнение альтернативной реальности с бессознательным, а текущей — с сознанием исторического процесса, видимо, корректно. Как бессознательные импульсы оставляют свои знаки в сознательной деятельности психики, так и альтернативные версии означивают себя проекциями на текущую Реальность. Проекции могут быть почти незаметны — вроде наличия мелких разночтений в источниках: был или не был город Львов взят немецкими войсками в 1939 году, линейный крейсер «Гнейзенау» получил торпедное попадание 20 или 21 июня 1940 года, эскадрилья пикирующих бомбардировщиков Беста 4 июня 1942 года атаковала и потопила «Акаги» или «Кага». Однако они могут быть и сколь угодно велики, представляя собой невозможные или крайне маловероятные в текущей Версии технические решения, художественные тексты или социальные структуры. (Иногда даже целые страны представляют собой метафору альтернативной Реальности[123]). Судьба их печальна: поскольку само их существование отрицает текущую Реальность, то текущая Реальность отрицает само их существование.

Как и любая очень сложная система, история не только устойчива, но и изменчива. Всякое изменение, сколь бы частным оно ни выглядело, модифицирует вероятности всех событий и прослеживается во всех подсистемах. Иными словами, вам не удастся получить самосогласованный и обладающий собственным поведением мир, в котором «Апполон‑11» взорвался бы на пути к Луне, но это отразилось бы только и исключительно на результатах «лунной гонки». Точно так же короткое «да», брошенное Гитлером Редеру на Аббевильском совещании, перестраивает весь контекст личных отношений в Рейхе, ход мировой войны, послевоенное развитие науки и техники и так далее — до политической истории XXIII столетия включительно.

Априори нелепы всякие попытки изобразить историческую альтернативу, не уяснив предварительно, ответом на какой вызов являются ваши построения.

Рейх — тот, который мы знаем — был обречен проиграть войну. Поэтому любая альтернативная версия, предусматривающая победу Германии, должна в обязательном порядке предусматривать такие изменения в социально–психологической структуре нацизма, которые сделали бы Рейх государством, не менее (а может, и более) адекватным современным цивилизационным задачам, нежели буржуазно–демократические режимы. Только в этом случае альтернативная история станет истинной системой.

«Настанет день, негадан и не ждан,Когда в стекле возникнет Отраженье, Тогда весь мир уйдет на задний план И все зависит лишь от точки зрения…»(М. Трегер)[124]

Если системе мифов соответствует последовательность историй, каждая из которых в чем–то является подлинной и реальной, а в чем–то ложной и придуманной, миф становится не предметом обожания или опровержения, а «строительным материалом» для созидательной работы. Исторический миф «упаковывает» не только некий рисунок событий и отношений прошлого, с чьей–то позиции существенный для понимания настоящего, но и целые вероятностные миры. С их культурой, искусством, наукой и «памятью сорока веков».

Сюжет третий: страницы учебника

Эта статья и в известном смысле, вся книга посвящена тем прагматически полезным технологиям, которые можно извлечь из изучения истории войн и основных положений военного искусства.

На первый взгляд, трудно представить себе что–либо более нелепое, нежели схематизация своих собственных текущих жизненных трудностей через карту, описывающую столкновение армий эпохи тоталитарных войн. Но «не судите опрометчиво» — используя военно–стратегический понятийный аппарат, вы приглашаете к решению своих проблем многовековой опыт человечества и талант сотен выдающихся военачальников. Будет поистине странно, если в такой компании вы не сумеете найти единственно верный ход.

В этой жизни мы все встречаемся с войной:

Когда пытаемся решить задачу при заведомом недостатке ресурсов. И безразлично, идет ли речь об Ираке, воюющем с Соединенными Штатами, об ученом, исследующим бесконечную Вселенную, или о мальчике, который хочет добиться любви первой красавицы школы.

Когда сталкиваемся с противодействием со стороны свободной человеческой воли и обе стороны, или хотя бы одна из них, считает смерть противника допустимой. Нет, дело здесь не в готовности убить, а лишь в том факте, что победа в противостоянии становится в какой–то момент дороже человеческой жизни. И опять–таки не важно, делит Россия с Америкой Арктику, или правительство Шри Ланки — страну с «Тиграми освобождения Тамил Илама», либо арабы с евреями — Палестину. Или же два заместителя — освободившееся кресло начальника, два научных коллектива — финансирование на важный проект, две девушки — одного молодого человека. Или даже муж с женой — мытье посуды.

Когда человек сражается с Судьбой, сотканной мощью Государства, силой Традиции, истинностью Веры или историей Рода.

Когда воюет страна. Поскольку война есть одно из атрибутивных свойств социосистемы, это происходит довольно часто, и не следует думать, что современный антракт (более шестидесяти лет без большой войны) продлится вечно.

Когда воюют внутри страны. Партии, кланы, народы, секты, правительства.

Понятно, что даже у монаха вряд ли есть возможность прожить жизнь, ни разу не столкнувшись ни со стратегической задачей, ни с противодействующей волей, ни с судьбой, ни с реальными войнами — внешними и внутренними. Каждому придется воевать. Вопрос лишь в том, хотите ли Вы быть субъектом собственных войн или готовы оставаться их объектом.

I. Зачем это делается?

Стратегический подход как способ повышения пассионарности

Историческая наука относится к теории пассионарности Л. Гумилева весьма сдержанно, если не сказать больше. С практической же точки зрения эта теория вполне приемлема и удобна для решения ряда задач.

По Л. Гумилеву существуют пассионарии — «люди, обладающие врожденной способностью абсорбировать из внешней среды энергии больше, чем это требуется только для личного и видового самосохранения, и выдавать эту энергию в виде целенаправленной работы по видоизменению окружающей их среды» — то есть творцы и акторы истории.

Гумилев выделяет 8 уровней пассионарности. Высший (п + 21, уровень пророков) — стремление к абсолютному идеалу и готовность пойти на верную смерть во имя его. Герои с пассионарностью п + 15 стремятся к идеалу победы и готовы рискнуть своей жизнью, хотя на верную смерть не пойдут. Пассионарностью п + 10 обладают борцы, стремящиеся к идеалу успеха и ограничивающие свой риск расчетом. У творцов пассионарность составляет п + 6. Эта категория людей готова платить своими убеждениями и силами, но не жизнью. Стремятся они к идеалу красоты и знания. Оценку п + 3 получают готовые к мгновенному риску авантюристы, ловцы удачи. Карьеристы, жертвующие покоем и совестью во имя благополучия, имеют пассионарный уровень п + 1 (нормальным баланс взаимодействия со средой). На нуле находятся обыватели, идеалом которых является сохранение равновесия с окружающим миром. Наконец, есть еще люди с отрицательной пассионарностью, которые могут существовать только за счет постоянного отбора энергии из внешней среды. Пассионарностью п — 1 обладает человеческий планктон, в том числе офисный, а п — 2 характеризует человеческую нежить, с трудом выживающую в любом, самом развитом и обеспеченном обществе. По–видимому, в каждом обществе встречаются все уровни пассионарное, но с разной вероятностью.

Проблема заключается в том, что общество тем больше способно на свершения, чем выше его средневзвешенная (медианная) пассионарность. Но общество с высокой пассионарностью практически неуправляемо, да еще и находится в состоянии внутренней войны — то есть перегрето с точки зрения социальной термодинамики. И с конца 1960‑х годов, с Пражской и Парижской весны, все без исключения правительства развитых стран приступили к уменьшению пассионарное ™ своего населения. Этой деятельное ™ всемерно способствовали энергетический кризис, рост влияния «зеленых», Чернобыльская катастрофа, распад СССР и преобразование мира в однополярный. Пошли десятилетия «устойчивого развития».