Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

Граф Брауншвейг в поединке

Победитель сошёл с коня и, сняв шлем, шёл по ступенькам, ведущим от арены к ложам. Подойдя на расстояние трёх шагов к магистру, он преклонил одно колено, и великий магистр собственноручно надел ему на шею широкую золотую цепь с белым изображением орла с распростёртыми крыльями.

— Ты можешь гордиться, благородный герцог и желанный гость наш, — проговорил он внушительно, — ты сегодня в примерном бою победил нашего лучшего и сильнейшего бойца. Да дарует тебе Господь Вседержитель такую же крепость мышц в борьбе с неверными.

— Не горжусь победой, она — от Господа Бога, — отвечал француз, — но горжусь честью быть в рядах такого храброго и благородного воинства, чуждого всяких козней против нас, иностранцев!

Если бы великий магистр мог знать о той сцене, которая разыгралась в лагере перед самым отъездом герцога на турнир, он понял бы ядовитый намек, сделанный французом, но до него ещё не могли дойти вести о неудавшемся злостном покушении, и он принял слова француза за чистую монету.

— Очень рад, благородный герцог, что тебе нравится среди нас. Для нас же все христианские рыцари, идущие на брань с неверными, — братья во Христе.

Поцеловав затем, по этикету, победителя в лоб, великий магистр снова вернулся на своё место, указав герцогу место между знатнейшими рыцарями.

Начинался новый бой.

На арену, одетый поверх панциря в пеструю, вышитую шёлками и серебром одежду, явился венгерский рыцарь Дономан Дисса, и тотчас вслед за ним, словно ураган, примчался громадный атлет на рыжем коне.

Несколько минут, пока рыцари объезжали круг, почти никто не мог признать второго рыцаря, и лишь только тогда, когда оба они остановились перед трибуной гроссмейстера, и рыцарь поднял забрало, все увидали багровое лицо графа Рочестера, знакомого всем рыцарям по неслыханным кутежам, продолжавшимся во всё время его пребывания в Мариенбурге ежедневно, вернее, еженочно.

Трудно было отгадать, кто победит в этом удивительном бою: лёгкий ли, как ветер, и увёртливый, как змея, венгерец, или могучий, как дуб, но и, как медведь, неповоротливый англичанин.

Ропот удовольствия прошёл по всем зрителям, когда Дономан Дисса налетев, как птица, на графа Рочестера, поразил его ударом сабли по шлему, а тот, словно не почувствовав удара, взмахнул ему вдогонку мечём, но, разумеется не успел ещё нанести удара, как венгерец был уже далеко.

— Ну, погоди же ты, рыжий дьявол! — воскликнул Дономан, — я выучу тебя быть проворнее.

Второй налёт тоже не имел ни малейшего успеха. Теперь настала пора действовать англичанину. Пришпорив своего кровного коня, громадный богатырь ринулся на своего соперника, и хотя тот увернулся от первого удара и снова ударил по плечу англичанина, но не мог избежать столкновения и рукопашного боя.

Увлечённый боем и рассерженный дерзостью противника, граф Рочестер, притиснувшись вплотную к сопернику, вместо того, чтобы биться мечом или булавою, вдруг сделал движение в сторону венгерца, обхватил его своими мощными руками, сорвал с седла, и, как маленького мальчика, промчал на руках через всю арену и сбросил на землю перед самой ложей великого магистра.

Ни громкий клик толпы, ни почесть, возданная его могуществу самим великим магистром — ничто, казалось, не могло разогнать мрачную флегму англичанина, а на обычную фразу гроссмейстера, поздравлявшего его с победой, он отвечал:

— А поход скоро? У меня руки чешутся переведаться с этими сарацинами.

Великий магистр чуть усмехнулся.

— Через неделю мы выступаем и, если в моём войске окажется только десять силачей, как ты, благородный граф и брат, мы так же бросим к подножию алтарей христианского великого Бога злых язычников, как ты бросил к нашим ногам юного венгерского удальца, осмелившегося вызвать тебя на бой.

За этим боем следовало ещё несколько других, кончившихся довольно благополучно. Затем наступило состязание стрельбы в цель и, наконец, в пешем бою на шпагах.

Все отличившиеся были щедро награждены, и турнир заключился торжественным шествием всех участников мимо великого магистра. На нём не присутствовали только двое: граф Брауншвейг, сильно потерпевший в бою, и герцог Валуа, уехавший домой до конца турнира.

Это новое отступление от этикета было замечено всеми членами орденского капитула, но они затаили месть до поры до времени, надеясь рассчитаться с надменным французом впоследствии. Немецкие рыцари никогда не прощали обиды. Это чувство искони присуще германской расе!

Герцог уехал с турнира по двум причинам; ему приходилось, во-первых, сидеть рядом с людьми, в которых он увидел своих врагов и, во-вторых, он чувствовал, что недостаточно поблагодарил княжну, спасшую, как он теперь был убеждён, ему жизнь!

Не успел герцог со свитой доехать до своего лагеря, как выехавший ему навстречу молоденький паж порадовал его известием. Обещанная герцогом награда подействовала. Изменник конюх Георг Мейер был пойман и теперь, закованный в колодку, ожидал решения своей участи.

Глава IV. Допрос немца

Соскочив с коня и наскоро сбросив с себя боевые доспехи, герцог приказал привести пойманного негодяя.

Георг Мейер вышел с самоуверенным видом немца, который знает, что у него есть крепкие защитники.

— По какому праву меня арестовали? — дерзко спросил он, думая этим сконфузить французского рыцаря.

— По праву господина, у которого бежал слуга-предатель! — сдерживая свой гнев, отвечал Валуа.

— Я не раб, меня может арестовывать только суд! Я истинный немец и не признаю иного суда, как суд господ-рыцарей. Я буду жаловаться.

— Ну, хорошо, я предам тебя суду за покушение на мою жизнь, а за порчу коня проучу и здесь. Эй! Двух конюхов с бичами! — крикнул герцог. — Мессир Франсуа! — и тотчас в ставке появилось два широкоплечих нормандца, беспрекословных исполнителей воли своего господина.

Увидев вошедших, немец затрясся всем телом. Он понял, что герцог не из тех, кого можно запугать крейцхерами. Он вдруг повалился на колени перед герцогом.

— О, я