Миф о вечной империи и Третий рейх - Андрей Васильченко

Тяжело, наверное, почти невозможно удалить из памяти народа, почувствовавшего себя нацией, воспоминания об этой сплоченной общности. 9 ноября, которое было настолько же грязным событием, насколько чистым было 1 августа, мы упустили шанс провести это обновление. А еще ведь шла война. Но революционеры достали красные знамена, которыми стали размахивать перед нашими врагами. И что стало с Германией? Они не задавались этим вопросом. Они думали о человечестве. И массы думали так же. Вот когда общечеловеческие идеи победят во всем мире, то тогда бы их представители позаботились о Германии. Но в большинстве случае они просто не помнили о ней.

У революционеров полностью были развязаны руки, лишь пока шла революция. Заграница не стремилась сдерживать их, чтобы навязать социалистический мир, который революционеры обещали народу. Но «на обломках» князей, министров, генералов не возникло ни одного великого социалиста, который бы мог дать толчок к новому устройству мира. Эти странные государственные перевертыши могли только трусливо ожидать, что им позволят заключить мир, который был миром лишь для Антанты. У них была возможность для смелых и рискованных шагов, которые должны были отбросить в сторону прошлые времена комфортного существования людей. Но они, используя полноту власти, даже не смогли осуществить присоединение немецкой Австрии к Германии. Когда же они обнаружили, что Антанта обманула их, то они не смогли слушать ничего иного, кроме трусливых советов старого тщеславного глупца, который с видом политического мудреца провозглашал: «Признайтесь во всем, возьмите на себя всю вину за развязывание войны, тогда, может быть, получите милосердный мир». В итоге ничего не оставалось как скреплять обломки Германии при помощи избирательных урн, в которые терпеливый народ мог бросать избирательные бюллетени, выбирая национальное собрание, кое распускало революционную клику и ее учреждения, установив республику, на которую перекладывалась все ответственность. В немецкой революции не было гениев.

Даже у республики должны быть традиции. Не может быть республики без республиканцев. Не может быть республиканцев, не гордящихся собственной республикой. Мы уже имели в нашей длинной истории республиканские формирования. У нас были союзы городов и Ганза. Ноони не были в состоянии действовать ни в интересах всей нации, ни в интересах политики, проводимой империей. 1848 год, когда мечтали о Великой Германии, был наполнен громким идеализмом, но не пробивной политикой. Немецкие революционные республиканцы, которые пришли вслед за ноябрьскими деятелями, приспустили их красные полотнища. Вдобавок они вспоминали о своей принадлежности к немецкому народу, что выразилось в извлечении на свет черно-красно-золотого знамени, которое когда-то было символом огромных немецких надежд, но стало символом еще большего немецкого разочарования. Революционные республиканцы не смогли предотвратить того, что черно-красно-золотой стяг вновь стал знаменем символом заблуждений, а не стягом энтузиазма. Республика, в которой мы живем, является республикой, лишенной энтузиазма. Мы не может даже сделать ее «интересной», как того желали демократы, произнося свои банальные призывы.

Только пример республиканцев, чьи символы станут общественным мышлением, которые дадут нам свободу, а для себя заслужат уважение, может гарантировать наличие республики.

Является ли вообще Германия республикой? Не является ли она до сих пор монархией, у которой всего лишь отобрали ее символику? Не является ли она униженной монархией, лишенной символов, в которые верили люди? Легитимисты придерживаются именно такого мнения. Они приходили к выводу, что как только будет восстановлена монархия, немцы сразу же займут свое прежнее положение в мире, подобно тому, которое они занимали, являясь монархическим народом.

Консерватор высказывает иные суждения. Он — монархист, поскольку верит во власть лидера как образцового человека. Но, в отличие от легитимиста, верящего только во власть символа, консерватор доказывает монархическую идею как наивысшее политическое воззрение. В течение всех этих лет немецкая республика была вынуждена искать поддержку у наших врагов. Это было очень тяжело для Германии, и, допускаем, очень горько для самих республиканцев. Для монарха это было бы просто нестерпимо. В то время как Франция притесняла нас самым беспардонным образом, наследники революции становились франкофилами. Они надеялись, что все уладится и своими действиями они успокоят нашего мучителя. Это полностью соответствовало той беспомощности, в которую нас ввергла революция. Это всецело отвечало политике политиков, которые думали только о конъюнктуре. Для монарха это было бы бесчестьем.

Но вопрос о монархии все же остался открытым. Когда стало ясно, что демократия не может нам помочь, не было ли единственным выходом из сложившейся ситуации спасение монархии? На этот вопрос можно однозначно ответить: нет! Монархию можно было бы восстановить. Но сегодня мы не видим фигуры монарха, который мог бы добиться нашего спасения. Даже если допустить, что такая фигура все-таки существовала, что она где-то ожидала нашего приглашения, все равно мы не видим возможности, которая бы позволила избавить нас от невзгод. С политической точки зрения не было ничего нереального в том, чтобы нам в течение какого-то времени позволили вернуться к монархии, ограниченной конституцией. Это могли нам позволить, дабы положить конец вечному немецкому беспорядку, с которым мы были не в силах справиться. Европа не хотела, чтобы хаос перекинулся и на нее. Но в данном случае это была бы допущенная, любезно предоставленная монархия, согласованная с чужими парламентами и созданная под поручительство чужих правительств. Это не была бы монархия «Нашей милостию», как ее представляет консерватор. И уж подавно она не была бы монархией «Божией милостию», которая до сих пор живет в представлениях легитимиста.

Монархии надо добиться. Монархию не могут подарить или пожаловать. Монархическая идея — это мысль о Посвящении, которую развенчал последний немецкий монарх. Тот, кто сегодня осознанно является монархистом, должен молчать. Тот, кто по-прежнему убежден в том, что дуалистичный народ может быть воплощен как нация только в монархическом принципе, должен ждать. Тот, кто объединяет идеи освященного короля и имперского великолепия, сегодня должен отступить. Для восстановления монархии нет политических предпосылок. Еще меньше духовных предпосылок. В мире больше нет ничего королевского и христианского, а потому не может быть и короля. В мире больше нет императорских качеств, а потому не может быть и императора. Есть только народ, который хочет жить в духе Просвещения, жаждет силы масс и демократической самоуверенности. Есть только немецкий народ, который хочет стать немецкой нацией.

На этой исторической стадии монарх исключен. Проще привести монарха к власти, чем восстановить монархию. Реставрация предполагает внутреннюю монархию, которая должна быть в виде символа заложена в человеке. Но это сегодня столь же маловероятно, как и появление монарха. На нынешнем этапе мы нуждаемся в вожде, который подготовит восстановление монархии и превратит народ в нацию. Мы не нуждаемся в демократах, которые с самого начала являлись партией. Нам требуются народные вожди. Не важно, будут ли они демократами или аристократами, будет ли у них характер Мария[16] или манеры Суллы[17]. Важно только одно, чтобы они по своей природе служили только одной партии, которая зовется Германией.

Нам требуется вождь, который бы чувствовал себя сплоченным воедино с нацией, который бы связал национальную судьбу с собственным предназначением преодолеть крушение. Нам нужен вождь, который может происходить из старой руководящей прослойки или же будет сам повсеместно создавать новый круг руководителей. Главное, чтобы у него была воля стать ответственным за будущее нации, чтобы он мог принять решение, чтобы его честолюбие шло на пользу Германии. Не исключено, что мы нуждаемся в смене нескольких вождей, которые бы насытили народ политическим духом, который мы прежде всего понимаем как национальный дух. Нам нужны вожди, которые бы повели Германию из вчерашнего через революцию в завтрашний день немецкой истории, в который бы мы вошли уже без вождей. Нам необходимы вожди, которые взвешивают все возможности, и те, которые достались в наследство, и те, которые только что открылись перед нами. Нам требуются вожди, которые испытают эти возможности не в партийном стиле «соблюдения прав», а в духе личного повеления. Мы ждем вождей, которые в переменчивом мире будут прокладывать четкий курс, удачно преодолевая все превратности, сомнения и помехи. Мы хотим вождей, которые сохранят свои установки и передадут их другим.