Этюды о Галилее - Александр Владимирович Койре

что заключается в этих двух правилах, все-таки основание, приведшее меня к ним, кажется мне столь убедительным, что я считаю себя обязанным предполагать их в новом мире, который я вам описываю. Ибо какое более твердое и более прочное основание можно найти для того, чтобы установить истину, хотя бы и выбранную по желанию, нежели постоянство и неизменность самого Бога?

Божественная неизменность, как нам хорошо известно, с точки зрения Декарта, – это не что иное, как метафизическое основание закона сохранения. Потому он продолжает803:

А эти два правила с очевидностью следуют из одного того, что Бог неподвижен и что, действуя всегда одинаковым образом, он производит одно и то же действие. Ибо если предположить, что с самого момента творения он вложил во всю материю определенное количество движения, то следует признать, что он всегда сохраняет его таким же, или же отказаться от мысли, что он действует всегда одинаковым образом. Предположив вместе с тем, что с этого первого момента различные частицы материи, в которой эти движения распределены неодинаково, начали их задерживать или переносить их от одной к другой в зависимости от того, насколько они к этому способны, с необходимостью следует думать, что Бог заставляет материю всегда делать то же самое. Это как раз и является содержанием указанных двух правил.

Таким образом, движение устойчиво. Но о каком движении идет речь? Бекман, у которого Декарт перенял этот фундаментальный закон804 (который он, так же как и Бекман, не думал списывать на божественную неизменность), несомненно, допускал сохранение прямолинейного движения. Но кроме того, он еще допускал сохранение кругового движения805. К тому же Бекман, а вслед за ним и Декарт утверждал закон сохранения движения лишь для движений в пустоте. Однако ко времени написания «Трактата о свете» Декарт уже не признавал ни существования, ни даже возможности пустоты – единственной среды, в которой возможно прямолинейное движение; и все же с этого времени он ограничивает применимость закона сохранения движения лишь прямолинейным движением. Таким образом, как ни странно, Декарт формулирует принцип инерции в тот самый момент, когда вновь принятые основания его физики сделали его реализацию в строгом смысле невозможной. Впрочем, Декарт вполне это осознает. Поэтому он и говорит нам, что имеет в виду не реальное, действительное движение предметов, а то, как они «действуют» при движении, или их «склонность» к движению.

В качестве третьего правила я прибавлю806, что хотя при движении тела его путь чаще всего представляется в виде кривой линии и хотя невозможно произвести, как уже было сказано807, ни одного движения, которое не было бы так или иначе круговым, тем не менее каждая из частиц тела в отдельности всегда стремится продолжать его по прямой линии. И, таким образом, их действие, т. е. то, как они склонны двигаться, отличается от их движения.

Что же это за «действие» или «склонность» к движению, которое, как утверждает Декарт, отличается от самого движения предметов? Может быть, это внутренняя сила – импетус? Отнюдь. «Действие» или «склонность» есть не что иное, как само движение, которое длится, поддерживается и передается от одного предмета к другому; это состояние движения, которое Декарт отделяет, имея на то веские причины, от завершившегося движения, которое предполагает фактическое, свершившееся перемещение, перемену места или расположения.

Это состояние движения – как мы сказали: состояние, которое длится, но которое, с другой стороны, существует в моменте, – то, что Декарт некогда назвал «точкой движения» или «моментом»808. Именно это точечное движение (дифференциал движения) всегда направлено по прямой809:

Например, если заставить колесо вращаться вокруг своей оси, то, хотя все его части будут двигаться по кругу, так как, будучи соединены друг с другом, они не могут перемещаться иначе, склонны они передвигаться не по кругу, а по прямой. Это ясно видно, если какая-нибудь из частей случайно отрывается от других. Как только она окажется на свободе, она прекращает свое круговое движение и движется по прямой линии.

Вспомним длинные рассуждения, которые использовал Галилей, чтобы показать, что центробежная сила является тангенциальной силой810, и сравним их с простым замечанием, которым удовольствовался Декарт811:

То же самое происходит и при вращении камня в праще. Выскочив из пращи, камень летит совершенно прямо, но, находясь в ней, он все время давит на середину пращи и натягивает веревку. Это со всей ясностью доказывает, что камень постоянно имеет склонность двигаться по прямой линии и что по кругу он идет только по принуждению.

Мы в очередной раз просим прощения за настойчивость и цитирование, но разве это не необходимо, чтобы дать почувствовать дистанцию, отделяющую этот текст от работы Галилея, написанной ровно в то же время? Никогда еще тысячелетняя привилегия кругового движения не отрицалась настолько решительно и просто812.

Это правило зиждется на том же основании, что и два первых. Оно обусловлено лишь тем, что Бог сохраняет каждую вещь посредством непрерывного действия и, следовательно, сохраняет ее не такой, какой она, возможно, была некоторое время назад, а точно такой, какова она в тот самый момент, когда он ее сохраняет. Из