Абсолютная Энциклопедия. Том 2 - Гордон Диксон

Браунинг всю жизнь оставался чайльдом[11], претендентом на более высокое звание рыцаря[12], хотя эта сторона его жизни прошла практически не замеченной никем, за исключением жены. Таким же чайльдом, каким был сейчас и сам Хэл, хотя и в другое время и в другом месте, и при том, что Хэл никогда не был поэтом. Но Браунинга, как, возможно, в конечном итоге и его самого, неудержимо влекла вперед не Железная Владычица, а негасимое пламя надежды.

И в то же время, даже понимая это, хотя бы отчасти, он все равно продолжал ощущать сосущую пустоту, вызванную тоской по Аманде и словно эхом отражавшуюся в пустоте этого так хорошо знакомого ему дома, в котором больше не было тех трех стариков, что наполняли его жизнью и смыслом. Нет, не усадьба сделалась чужой для него. Это он стал чужим для усадьбы.

Хэл повернулся лицом к высокой стеклянной двери, ведущей в дом; автоматика уже включила освещение, и он увидел внутренность библиотеки, в которой в тот последний раз он видел стоящих друг перед другом Блейза и Данно.

Он открыл створку двери, шагнул внутрь и снова закрыл ее за собой. В комнате было тепло; температура поддерживалась автоматикой, которая все это время настолько хорошо следила за домом, что смотрителю, живущему на расстоянии пяти миль, для того чтобы убедиться, что все в порядке, требовалось лишь время от времени поглядывать на экраны своих мониторов. Неподвижный воздух в библиотеке был пропитан запахом кожаных переплетов сотен старинных книг, стоящих рядами на длинных без единой пылинки полках, покрытых лаком медового цвета. В дни своего детства и ранней юности он прочитал их все, жадно поглощая одну за другой, лишь только появлялась возможность, словно изголодавшийся путник, попавший в страну изобилия.

Хэл подошел к камину, расположенному в торце комнаты. Там тоже все было приготовлено для разжигания огня. Он взял с каминной доски старинную зажигалку и с ее помощью запалил сухую растопку под поленьями.

Вспыхнувшие язычки пламени побежали по стружке и мелким щепкам и перекинулись на кору поленьев, которая, полыхнув искрами, сразу же занялась. Он сел в одно из больших мягких кресел с широкой спинкой, стоящих по обе стороны от камина, и устремил взгляд на набирающий силу огонь. Тепло, исходящее от горящего очага, согрело Хэла, но ощущение пустоты дома за его спиной не покидало его.

Он еще никогда не был так одинок с момента своего бегства на Энциклопедию после злодейского убийства на террасе, совершенного как раз за этими окнами. За все это время Хэл ни разу не делал попыток вызвать в сознании с помощью самогипноза образы трех погибших наставников, за исключением случая в тюремной камере на Гармонии, когда они не захотели откликнуться на его призыв. Но сейчас, ощущая зияющую пустоту и мрак за своими плечами, он, не отрывая взгляда от огня, обратился ментальным взором внутрь себя, пользуясь усвоенной еще в детстве от Уолтера методикой превращения извлеченных из памяти образов в субъективную реальность.

«Когда я отведу взгляд от огня, — подумал он, — они будут уже здесь».

Хэд сидел, продолжая глядеть в огонь, который охватил уже половину сложенной в очаге поленницы, и через мгновение почувствовал в комнате за своей спиной присутствие посторонних. Он оторвал взгляд от огня, повернулся и увидел их.

Малахия Насуно, Авдий, Уолтер.

Они сидели лицом к нему на составленных полукрутом стульях, и он развернул свое кресло спинкой к огню, чтобы лучше видеть их.

— Я скучал по вам, — произнес он.

— Не слишком долго. — Голос Малахии звучал, как всегда, твердо. — И то лишь изредка, в моменты, подобные этому. Но будь иначе, мы могли бы подумать, что ошиблись в тебе.

— Но мы не ошиблись, — вставил Авдий. Тощий, как огородное пугало, он сидел на стуле очень прямо, отчего казался еще выше, чем на самом деле. — Теперь, когда ты познакомился с моим народом, равно как и с другими, ты уже должен понимать больше, чем я мог бы научить тебя.

— Это верно. — Хэл повернулся в сторону Уолтера и поймал на себе взгляд голубых внимательных глаз экзота. — Уолтер, а ты не хочешь поздороваться со мной?

— Когда я был жив, в подобной ситуации я бы прежде всего спросил тебя, зачем мы тебе понадобились, — улыбнулся ему Уолтер. — Но поскольку я лишь плод твоего воображения и памяти, мне не надо спрашивать тебя об этом. Я знаю и так. Ты ждешь, что мы поможем тебе обрести знания, которые доступны только открытому непредвзятому уму, впервые постигающему Вселенную. Но ты сейчас хотя бы представляешь себе, где заканчивается твой путь?

— Не где, — сказал Хэл, — а чем. Как и все другие пути, он заканчивается свершением; в противном случае я никуда не приду.

— А если так и окажется? — спросил Уолтер.

— Если так окажется, — резко вмешался Малахия, — это будет значить, что он, по крайней мере, сделал все, что мог. Почему вам всегда надо все для него усложнять?

— В этом состоит наша работа, Малахия, — отозвался Уолтер, — усложнять все для него. Тебе это прекрасно известно. Сейчас ему тоже это известно. Когда он был Доналом Гримом, он сам видел, как отдаляется от души человечества. Он должен был вернуться — и этот единственный для него путь был нелегок.

Он улыбнулся двоим своим товарищам.

— Иначе зачем было напрягать свою интуитивную логику ради того, чтобы его опекуны выбрали для него троицу вроде нас?

— Извините, — сказал Хэл. — Я использовал вас. Я всегда использовал других людей.

— Что за сентиментальность? — оборвал его Авдий. — Подобное проявление слабости после всего того, чему мы тебя учили, и как раз сейчас, когда ты стоишь на самом пороге завершения своей миссии?

Хэл слабо улыбнулся:

— После того как вас убили, вы отправили меня с заданием стать человеком. Но еще до того как вы отправили меня, вы указали мне путь. Может быть, и теперь вы позволите мне хоть изредка быть человеком?

— Все зависит от того, насколько ты справляешься со своим делом, мальчик, — проворчал Малахия.

— О, — посерьезнев, ответил Хэл. — Я-то справлюсь, если с ним в принципе можно справиться. Колесницу истории теперь уже не остановить и не заставить свернуть с пути. Но знаете, в чем состоит подлинное чудо? Мне захотелось дать Доналу еще один шанс, чтобы на этот раз он сделал все так, как надо. Но то, что у меня получилось, превзошло все мои ожидания. Я вовсе не дубликат Донала. Я Хэл, и все, чем был Донал, теперь является частью меня.

— Да, — медленно произнес Малахия. — Ты сбросил свои доспехи. Я полагаю, ты должен был это сделать.

— Да, — кивнул Хэл. — Проход впереди слишком узок для того, чтобы в него можно было пройти, не снимая доспехов. — Он на мгновение задумался, потом продолжил: