Паутина грез - Вирджиния Эндрюс

Вдруг я иначе взглянула на мать. Трезво и даже цинично. Конечно, все ясно как Божий день. Она ни за что не рискнет своим статусом хозяйки Фартинггейла. Что с того, что она вынудила Таттертона подписать брачный контракт, по условиям которого в случае развода ей причитается половина состояния? С его деньгами, но без его имени она будет ничто. НИЧТО! Если мать выберет меня, поверит мне и разойдется с Тони, она навсегда утратит блага и привилегии, которые дает ей звучное имя миссис Таттертон. Не будет больше светских приемов, балов, банкетов, лучшие бостонские салоны закроют перед ней двери, светское общество отторгнет ее, и она вернется к тому, с чего начинала: станет обычной женщиной, бывшей техасской девчонкой, темной и дикой, которой дозволяется только со стороны смотреть на красивую жизнь аристократии. И как бы я ни желала маме счастья — а я хотела, чтобы она была счастлива, потому что в глубине сердца по-прежнему беззаветно любила ее, — как бы ни понимала, что такой мужчина, как Тони, жизненно необходим ей, не могла отринуть трагедию, в которую вовлек меня отчим. Не могла простить его, забыть. Даже ради матери. И я предприняла последнюю попытку докричаться до нее.

— Мама, я говорю тебе чистую правду.

— Ей-Богу, Ли, твоя версия уж больно неправдоподобна. Неужели ты думаешь, что я приму на веру такую ахинею?

— Представь, я думала, что ты просто поверишь мне, а не ему. Он же безумец, мама! Маньяк.

— Тони сказал, что ты из кожи лезла, чтобы возбудить его и склонить к сожительству, а когда ничего не помогло, ты… ты предала меня. Выдала, сколько мне лет, — как всегда не слыша собеседника, произнесла она. Во взгляде ее сейчас было больше горечи и обиды, нежели гнева.

— Нет, мама, нет… просто я…

— Как же ты могла, а, Ли? Ведь никому я так не доверяла, как тебе, дорогой своей девочке, родной дочери.

— Мама, да он сам обо всем знал! Он давно знает, сколько тебе лет. И, кстати, ему это безразлично.

Мать печально покачала головой:

— Да, милая, пора тебе учиться владеть собой. И я была когда-то юной девицей. И я знаю, каково спорить со своим телом, со взрослеющей плотью. Ты быстро развиваешься. Может быть, даже немного опережаешь свои годы. Этой ночью ты поняла, что значит быть женщиной, ты узнала, какие страсти наполняют наше тело. Ничего удивительного, что чувственность заговорила в тебе… когда рядом такой молодой и красивый мужчина, как Тони, которому ты позировала обнаженной… Вероятно, в чем-то была не права и я. Не заметила вовремя, что ты созреваешь так рано. И тем не менее управлять своими романтическими грезами и чувственными фантазиями должна уметь каждая женщина. У тебя перед глазами, между прочим, прекрасный пример — я говорю о себе. Ты же видишь, как я управляю мужчинами, и собой в первую очередь. Никаких поблажек! Помни, что я предупреждала тебя о том, как следует вести себя порядочной девушке. Особенно если рядом мужчина. Уверена, пройдет несколько дней, ты успокоишься, все вернется на свои места. Тони, кстати, все понимает и нисколько не держит на тебя зла. Он чуткий, деликатный человек. Вот почему наш брачный союз удачен не в пример другим парам. — И мать ослепительно улыбнулась. — Ох, жду не дождусь, когда лягу в душистую горячую ванну, — протянула она.

— Мама, но ты должна мне поверить… пожалуйста, мама, прошу тебя!

— Все, Ли! — сразу нахмурилась она. — Настоятельно требую, чтобы ты прекратила эту болтовню. Не хнычь и не капризничай. Того и гляди среди слуг поползут слухи. Ты же знаешь, какие у них длинные языки.

— Это не слухи, не выдумки и не фантазии… — пыталась я убедить ее.

— Послушай, Ли! — Мать сурово прищурилась. — Неужели ты полагаешь, что я поверю, будто мой муж увлекся моей же дочерью, едва выбравшейся из пеленок, будто он предпочел твои прелести, когда у него есть законная жена — я! Подумать только! — воскликнула она. — А сейчас возьми себя в руки. Тебе необходимо принять ванну, причесаться. Скоро ужин.

— Но, мама…

— Я настаиваю категорически! — отрезала она и вдруг смягчилась. — Кстати, мне есть чем похвастаться. В Европе я накупила кучу добра. А уж сколько у меня курортных рассказов! Кого я только там не встретила! — Мать продолжала более сдержанно: — Конечно, ты огорчила меня. Выдала Тони мой возраст. Но я, пожалуй, прощу тебя, Ли. Оказалось, что моим годам он придает не такое большое значение. Выходит, я напрасно боялась. Да, Тони воистину удивительный мужчина… редкая способность любить… Итак, я прощаю тебя, но только если ты прекратишь эти душещипательные сцены. Хватит вздыхать, рыдать и ныть. Ничего сверхъестественного не произошло. Так что, пожалуйста, приведи себя в порядок и спускайся в столовую. — Она глубоко вздохнула, потянулась. — Нет ничего лучше, чем после долгого отсутствия вновь очутиться дома, — пропела мать и выплыла из комнаты.

Дома? Она называет Фартинггейл домом? Да это, скорее, преисподняя! Я стояла и смотрела на двери, за которыми давно уже скрылась мать. Господи, что же происходит? Может быть, я сплю? Может быть, опять меня навещают кошмары? Неужели и это случилось? Мать отказалась верить мне. Вместо поддержки, защиты и сочувствия я встретилась с ее равнодушными, даже неприязненными глазами. Она не захотела помочь мне. Она осталась за стеклянными стенами, которые отделяют от живой жизни мир ее грез. Она не интересуется ничем и никем, кроме себя. Сбылся мой давний жуткий сон: мама, которую я всегда любила и которой восхищалась, исчезла. Вместо нее появилась незнакомка — холодная и безжалостная. Я бросилась к своей кукле-подружке.

— Ангел, мой Ангел! — всхлипнула я. — Если бы только могла говорить… Мой единственный свидетель… Только ты веришь мне.

Однако в глубине души я сознавала, что, даже если бы мать услышала хор свидетелей, кричащих в мою пользу, она все равно не поверила бы. То ли не хотела верить, то ли действительно была не способна видеть очевидное. Впрочем, для меня это разницы не представляло.

Глава 18

Лицом к лицу

Я встала и оделась, чтобы спуститься к ужину. Несмотря на то что почти весь день ничего не ела, аппетита не было. В столовую меня тянуло другое — наивная мысль заставить все-таки мать поверить. Я думала, ей достаточно будет взглянуть на мое лицо, чтобы разобраться, где правда, а где ложь.

Даже волосы у меня висели унылыми прядями, отражая состояние души. Я нехотя взялась за расческу, открыв лоб, увидела свои глаза — потускневшие, безжизненные. Понуро, как заключенная, побрела вниз.

К моему удивлению, мама и Тони уже восседали за столом и, как ни в чем не бывало, беседовали. Их смех слышался еще из коридора. Заметив меня на пороге, они разом смолкли и повернулись в мою сторону. Тони стремительно глянул на мать, а затем улыбнулся мне.