М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников - Максим Гиллельсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
знать, что пишу я это в среду, в час пополуночи; и это
единственно моя вина,так что не вздумай жалеть меня).
Итак, мне пришлось прервать письмо, так как приходило
несколько человек прощаться с нами перед отъездом:
Баратынский — в Бородино, Натали Озерова — в Мос
кву, а м-ль Плюскова — в Петербург. Последняя стала
громко выражать свое удовольствие при виде входящего
288
г. де Бурмона,который ей очень нравится и которого,
благодаря ей, я вновь увидела. <...>
Бурмон обедал у нас с Мари; к моему великому
удовольствию, обед был превосходный;затем мы долго
беседовали, и Андре, против своего обыкновения, был
любезен с Бурмоном, который ему тоже понравился.
В семьчасов мы поехали кататься верхом: он, Лермон
тов, Лиз и я. Бурмон был очарован Павловском, он
уверял, что здесь намного красивее, чем в окрестностях
Рима, а прогулка со мной более приятна,потому что
я стала весьма благоразумнойи уже не внушаю ему
ужаса. Еще бы! Я предпочитала беседовать с ним,
нежели скакать во весь опор, и я даже боялась за Лиз,
которая ехала на Тери в сопровождении этого безумца
Лермонтова, сидевшего на лошади по-гусарски и все
время горячившего лошадь Лиз. Мы с ней вернулись
к десятичасам; за чаем у нас было большое общество:
Герздорф с женой, Жорж Шевич с женой, Тиран,
Золотницкий, Лермонтов, Репнин и Мари. Г. Бурмон
сидел за столом между нею и мной...
Царское Село, четверг, 8 часов утра, 17 августа
< 1839 г.>
...Полетика <...>провел у нас три дня <нрзб.> в обще
стве моих братьев, в комнатках на их половине; очень
забавно было видеть, как он прибыл к нам со своим
дормезом, своими дорожными сундуками и двумя слу
гами; впрочем, мы совсем не стесняем его свободы
и видели его только за завтраком, обедом и ужином
<...>. Приехал он в пятницу, и в этот же день, после
обеда, в нашей гостиной неожиданно появился г. Тур
генев; он нисколько не изменился: все такой же любез
ный по-своему, неожиданный и оригинальный. Вечером
он пил у нас чай с Вяземским и Мари Валуевой; Поле
тика в десятьчасов уже отправился спать.
В субботу была прекраснейшая погода, и мы вос
пользовались этим и совершили вечернюю прогулку
верхом по новой очаровательной дороге через парк,
которую проложили в Павловск; на прогулку ездили
мы с Лиз, м-ль Штерич, Андре, Репнин, ВикторБалабин
и Золотницкий. <...> А кончилось все ужасной грозой...
<...> Нам пришлось переодеться с ног до головы.
Вернувшись в гостиную, мы застали там множество
гостей: г. Вигеля и его протеже, маленького г. Демидова
из гусаров, кн. Щербатову, Антуанетт Блудову и ее
10 Лермонтов в восп. совр.
289
батюшку, Мари Валуеву, Лермонтова, Левицкого, Реп
нина и Виктора Балабина, Вяземского и Полетику.
В воскресенье сюда прибыл двор; прощай сельская
свобода! <...>
В понедельник мы устроили прогулку верхом
с Репниным и Балабиными, а вечером у нас были Мари,
Лермонтов и наши кавалеры. Во вторник у нас обедала
Аннет Оленина с твоим деверем Базилем... Вечером
у нас была куча народу: Балабины и Репнин, все
Тираны, Абамелек, Лермонтов, Вяземский, Тургенев,
дамыПашковы, Баратынский, Бартенев и Б о р о з д и н , —
и Александр вернулся с полей!..
H. M. СМИРНОВ
ИЗ ПАМЯТНЫХ ЗАМЕТОК
Перехожу теперь к Лермонтову. Его в первый раз
узнали по стихам, которые он написал о Пушкине.
В них нападает он на аристократию за малое участие,
ею принятое в смерти незабвенного нашего поэта. За
эти стихи он был переведен в армию из л.-гв. Гусарского
полка; 1 но через два года возвращен. По приезде
в Петербург он стал ездить в большой круг и, получив
известность, был везде принят очень хорошо. Через
несколько времени он влюбился во вдову княгиню
Щербатову, урожденную Штерич, за которою волочился
сын французского посла барона Баранта. Соперни
чество в любви и сплетни поссорили Лермонтова с Ба-
рантом 2. Они дрались; последний выстрелил и не
попал, а другой выстрелил на воздух. Сия история оста
лась долго скрытою от начальства; но болтовня самого
Лермонтова разгласила ее, и он был посажен под арест.
Впрочем, не было бы никаких других дурных послед
ствий для нашего поэта, ибо все его оправдывали, если б
он не потребовал новой сатисфакции от Баранта 3 по
случаю новых сплетней. Узнав об этом, военное
начальство сослало его в армию на Кавказ, откуда
он приезжал в Петербург только однажды и где он
нашел смерть от пули не в сраженье, а на новом
поединке. На теплых водах Пятигорска он встретил
старого товарища юнкерской школы, бывшего в кавалер
гардах, Мартынова. По старой школьной привычке
он стал над ним трунить и прозвал его le chevalier
du poignard *, потому что Мартынов носил черкесскую
одежду с огромным кинжалом. Однажды вечером у г-жи
* рыцарь с кинжалом ( фр.).
291
Верзилиной шутки надоели Мартынову, и по выходе
из общества он просил Лермонтова их прекратить.
Сия просьба была принята дурно, и на другой день
в 6 часов вечера они дрались за горою Бештау. Князь
Васильчиков был секундантом Лермонтова, а Глебов
Мартынова 4. Сей последний выстрелил, и противник
его упал мертвым.
Так не стало нашего юного поэта, заменившего
Пушкина. Об его таланте нечего говорить: его творения
всегда останутся живыми. Другими же качествами
он был несравненно ниже Пушкина; он не имел начи
танности Пушкина, ни резкого проницательного его
ума, ни его глубокого взгляда, ни чувствительной,
всеобъемлющей души его. Его характер не был еще
совершенно сформирован, и, беспрестанно увлеченный
обществом молодых людей, он характером был моложе,
чем следовало по летам. Он еще любил шумную, раз
гульную жизнь, волочиться за дамами, подраться на
саблях, заставить об себе говорить, подтрунить,
пошутить и жаждал более славы светской, остряка, чем
славы поэта. Эта молодость убила его. Все приятели
ожидали сего печального конца, ибо знали его страсть
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});