Полет сокола - Уилбур Смит

Готтентоты беспрерывно палили из ружей, и Робин, нахмурившись, стреляла в проносившихся мимо громадных зверей, вспугнутых выстрелами.

Когда осела пыль и легкий ветерок отнес прочь густую завесу порохового дыма, в тростниках осталось шесть убитых буйволов. Маленький отряд ликовал. Солдаты разрубили туши на крупные куски, нанизали на длинные шесты и с песнями двинулись обратно в лагерь. Однако общий восторг сменился изумлением, когда Робин велела отнести буйволиную ногу к хижине на просяном поле.

— Эти люди — пожиратели корней и грязи, — возмущалась Джуба. — Мясо для них слишком хорошо.

— Ради этого мяса мы рисковали жизнью… — начал было капрал, но, поймав взгляд Робин, осекся и скромно потупился. — Номуса, может быть, дадим им меньше? Из копыт они сварят хорошую похлебку… Эти люди — дикари, им все равно, что есть, а целая буйволиная нога…

Робин молчала, и он пошел прочь, бормоча и горестно покачивая головой.

Среди ночи ее разбудила Джуба. Из деревни на холме слышался рокот барабанов и пение: там явно шел праздничный пир.

— Они в жизни не видели столько мяса сразу, — сердито проворчала девушка.

На месте, где оставили мясо, Робин наутро нашла корзину из коры с полутора десятками яиц размером с голубиные и два больших глиняных горшка просяного пива. При взгляде на серую пузырящуюся кашу Робин почувствовала тошноту. Она отдала пиво капралу, и солдаты мигом прикончили напиток, причмокивая и кивая с видом знатоков, откупоривших бутылку старого кларета. Робин не выдержала соблазна и отхлебнула из горшка. Пиво оказалось кисловатым, освежающим и довольно крепким — захмелевшие готтентоты болтали и хрипло смеялись.

Взяв по связке недовяленной буйволятины, Робин и Джуба вернулись на поле в надежде, что обмен подарками позволит наконец подружиться с туземцами. Однако час проходил за часом, а люди машона все не показывались. Полуденная жара сменилась прохладным вечером, на землю легли тени, и лишь тогда Робин впервые заметила в кустах легкое движение.

— Не двигайся, — предупредила она Джубу.

Наружу медленно вышел человек — хрупкий, сутулый, в потрепанной кожаной юбке. Непонятно было, мужчина это или женщина, а приглядываться Робин не хотела, боясь спугнуть визитера.

Человек робко подкрадывался к ним мелкими шажками и надолго замирал, то и дело приседая на корточки. Хилый, морщинистый и высохший, он походил на распеленутую мумию, которую Робин когда‑то видела в Британском музее.

«Мужчина», — поняла Робин, украдкой взглянув в его сторону. При каждом шажке из‑под юбки выглядывали обвисшие сморщенные гениталии. Шапка густых курчавых волос совсем побелела от старости, глаза под тяжелыми морщинистыми веками слезились, словно иссохшее дряхлое тело выжимало из себя последние капли жидкости.

Робин и Джуба сидели не шелохнувшись и старательно смотрели в сторону. Старик подполз к ним на несколько шагов, и Робин медленно повернула к нему голову. Старик всхлипнул от страха.

Было ясно, что его назначили послом как самого ненужного из племени. Робин вздохнула. Интересно, какими угрозами старика заставили спуститься с вершины холма?

Спокойно и медленно, словно перед ней сидел робкий дикий зверек, Робин протянула старику полоску полусырого буйволиного мяса. Туземец впился в лакомство горящим взором. Джуба, похоже, была права: эти люди кормились лишь скудным урожаем с полей, дикими плодами и корнями, а судя по взгляду истощенного старика, ему не досталось ни кусочка дареного буйвола. Он жадно облизнул беззубый рот, с опаской подкрался ближе и сложил ладони в просительном жесте, скрючив когтистые костлявые пальцы.

— Вот, возьми. — Робин вложила в протянутые руки кусок мяса.

Старик жадно вцепился в него и принялся обсасывать, шумно причмокивая и разминая мясо голыми деснами. Изо рта стекала слюна, глаза снова наполнились слезами, на сей раз явно от удовольствия.

Робин радостно засмеялась. Старик быстро заморгал и вдруг громко закудахтал над куском мяса, так смешно, что расхохоталась даже Джуба. Почти сразу же плотная листва зашелестела, и из зарослей медленно выступило еще несколько темных полуголых фигур.

Робин и Джуба поднялись по крутой извилистой тропинке в селение на холме. Сотня обитателей поселка все до единого высыпали им навстречу, смеясь и хлопая в ладоши. Давешний старик, лопаясь от гордости, вел белую женщину за руку и слабым скрипучим голосом хвастал встречным о своих достижениях. То и дело он останавливался и, шаркая ногами, исполнял короткий ликующий танец.

Матери брали младенцев на руки, чтобы те взглянули на гостей, детишки постарше дотрагивались до ноги Робин и, визжа от собственной храбрости, улепетывали вверх по тропе.

Тропинка следовала складкам холма, проходя между уступами скал и под укрепленными террасами. В удобных местах над тропой высились груды валунов, готовых обрушиться на голову врагу, но на этот раз чужаков ждало пышное гостеприимство. Наверху, в деревне, их мигом окружила толпа поющих и танцующих женщин.

Крытые листьями глинобитные хижины без окон с низкими дверными проемами располагались по кругу. Позади каждой возвышался амбар из того же материала, стоящий на сваях, чтобы уберечь зерно от вредителей. Если не считать нескольких мелких кур, домашних животных в селении не было.

Пространство между жилищами было чисто выметено, да и во всей деревне царили порядок и чистота. Робин окружали красивые сильные людей, стройные и гибкие, разве что, пожалуй, излишне худощавые — рацион их составляли почти исключительно растительные продукты. На живых, сообразительных лицах туземцев сияли искренние дружелюбные улыбки.

«И этих людей Зуга расстреливал, как диких животных», — думала Робин, оглядываясь вокруг.

Гостью усадили в тени на низенькую резную табуретку, а Джуба опустилась рядом на корточки. Старик с важным видом что‑то прошамкал, и одна из молодых девушек, хихикая, поднесла Робин горшок просяного пива. Только после того, как она отпила глоток, толпа затихла и расступилась, пропуская вождя.

На голове у него красовался головной убор из звериного меха, точно такой же, как у предводителя воинов в ущелье на слоновьей дороге. На плечах лежала накидка из шкур леопарда, потрепанных и очень старых на вид, — возможно, символ власти, передававшийся по наследству. Вождь с достоинством опустился на табуретку лицом к Робин. Это был человек средних лет с приятным, добродушным лицом и, вероятно, неглупый — он внимательно следил за знаками, которыми объяснялась Робин, и отвечал ей вполне понятной мимикой и жестами.