Порнограф - Сергей Валяев

— Папа, я у тети Саши. Мы играм в «гейм-бой». Нам весело, ты слышишь?

— У какой тети Саши? — не узнаю свой голос. — У какой тети Саши? повторяю.

— Ну, па. У тети Александры. Она говорит, чтобы ты позвонил домой, а то мама будет волноваться. А мне Саша подарила «гейм-бой»… — Отвлеклась на голоса. — Я тебе ещё позвоню, па, — и короткие гудки отбоя.

Я сижу на корточках, в моих руках телефонная трубка. Я сижу и чувствую, как во мне кипит кровь, отравленная ненавистью, страхом и местью. И вспоминаю все свои странные сны-видения, где меня предупреждали о том, что хотят взять бесценную душу моей дочери. Запредельные и земные гниды нашли таки мое незащищенное местечко в душе; нашли, суки, и хотят этим воспользоваться.

— Вано?

Ничего-ничего, говорю я, все в порядке, все будет в порядке, брат.

— Что?

— Мария у тети Александры, — скалюсь и ощущаю, как лопаются пересохшие губы — запах крови напоминает океанский бриз.

— Это они зря сделали, брат.

— Да, — подтверждаю. — Но они это сделали. Вот в чем дело, кацо.

Да, они переступили невидимый рубеж, а, следовательно, поставили себя вне закона. Они не понимают, что тем самым подписали себе смертный приговор. Их никто и ничто не спасает. Винтовка с оптическим лазерным прицелом — самое действенное средство против ублюдков и выродков рода человеческого.

Почему они пошли на этот беспредел? Значит, им есть что терять. Что? Так, спокойно, Ваня, говорю я, надо успокоиться и выправлять положение. Чего бы тебе, родной мой, этого ни стоило. Выжги все чувства, они сейчас не нужны. Жизнь у тебя, Ваня, до этого звоночка была как игра. Теперь она закончилась — теперь начинается жизнь, в которой я не имею права на ошибку. Беспечный Ванька Лопухин уходит в тень дурноватого прошлого, в настоящем будет жить и действовать другой человек — другой.

Набираю номер на куске пластмасса и слышу тревожный голос бывшей жены Асоль. Я прощаю её, мать моего ребенка, за её крики и проклятья в мой адрес. Ты украл Машку, плачет, ты подлец и сволочь, я заявляю в милицию! Немедленно верни дочь, или я за себя не отвечаю!..

— Да, милая, — говорю. — Я верну Машку через час, или два. Потерпи.

— Что происходит, Ваня? — начинает что-то понимать.

— Ничего, все хорошо. Все будет хорошо.

— Где вы?

— Мы?… Мы в ЦПКиО. Машка на карусели. Знаешь, есть такие карусели, как блюдца. Двигаются в разных плоскостях. Ей очень нравится.

Потом замечаю — время остановилось. Его нет. Оно исчезло для меня вместе с планетой, похожей на молекулу во Вселенной. Весь смысл бытия сфокусировался в мертвом куске пластмасса. Я знаю раньше или позже он оживет веселенькой песенкой: фьюить-фьюить. В этом заинтересованы все стороны: мне нужна дочь, им — дискетка. Мне нужен мир, похожий на меня, им — власть над всем миром. Они не понимают, что этого невозможно добиться без святой души. А какие могут быть души у них, у пустот?

— Фьюить-фьюить!

Я вижу человека, он похож на меня, это, должно быть, я? Человек тянет руку к телефончику и проговаривает:

— Да?

— Это я, — голос женщины по имени Александра. — Тебе привет от Марии. Она играет в «гейм-бой».

— Кажется, вы тоже играете?

— Играем, но в жизнь, — усмехается. — Кстати, тебе спасибо от господина Савелло.

— За что?

— Большой Лис скис — а это большая удача. Для всех нас.

— Удача всем нужна, — соглашаюсь я. — И тогда не будет никаких проблем.

— Проблема одна: ты — нам, мы — тебе.

— А почему такая уверенность, что у меня есть «гейм-бой»?

— Ваня, будь проще, — говорит с легким раздражением. — Все у тебя есть. Мы везде и всюду. Вспомни хотя бы хакера. И помни: я пока контролирую ситуацию, но, сам понимаешь, счет у нас идет на часы.

— Ждем-с господина Sodos'а?

— Я жду тебя, — отвечает после мимолетной паузы. — Через час. В любой точке города, удобной для тебя, Лопухин.

— Я — Лопухин.

— Поздравляю. Так где?

— У входа в ЦПКиО.

— Ха? По старой памяти.

— Да, хочу, чтобы Мария сама покаталась на каруселях. Есть такие карусели, похожие на блюдца. Двигаются в разных плоскостях. Ей очень нравится.

— Когда я была маленькая, мне тоже нравилось, — вспоминает та, которая говорит со мной.

— Да, в детстве нам много что нравилось, — соглашаюсь и, отключив связь, молчу: жаль, что детство кончается так неожиданно, будто кто-то вошел в твою комнату и выключил свет.

Кто этот кто-то, вывинчивающий наши души, как лампочки?

Мне памятник надо ставить при жизни. За выдержку и спокойствие. Понятно, что мои боевые товарищи взялись за оружие. Нет, сказал я, в этом нет необходимости. Пока. И взял с собой только «Nikon». В нем не было пленки, но это не имело никакого значения. Он нужен был на удачу.

Несмотря на дождливую погоду, публика спешила в парк. Много было детей — они прыгали через лужи, ели сахарную вату, гоняли на роликах и кружились на праздничной и яркой карусели, стоящей на площадке перед входом ЦПКиО. Здесь мы были — я, Александра и Машка. В другой жизни. Когда были счастливы и не отравлены обстоятельствами, как грибами.

Медленно прогуливался под мелким дождиком и со стороны казалось, что умаявшийся папаша поджидает жену и дочь, которые загуляли на аттракционах. Так оно и было. В другой жизни. Когда мы были счастливы и не отравлены предательством…

Не испытывал никаких чувств, кроме одного — увидеть дочь и посадить её на карусель. Все остальное не имело никакого значения — войны, мор, пожары, землетрясения, политические скандалы, заказные убийства, запуски ракет в космос…

Весь огромный мир сжался до асфальтированного пятачка, отсвечивающего серебристым зеркалом. Этот цвет опасности, измены и смерти я теперь буду помнить всегда. Те, кто пытается скупить все, что можно купить за серебряные доллары, не понимают, что они обречены. Есть то, что не продается — бессмертная душа.

Нет, многие из нас уже заложили её дьяволу Джо. Но многие этого не сделали. И не сделают. А это, значит, сатанинский план программы S никогда не воплотиться. SSS — не похоже ли это на 666? Похоже — оно так и есть. Но пока будет сохранена хотя бы одна святая славянская душа…

Я вижу: с Крымского моста двигается кортеж — «Мерседес» и несколько боевых джипов с сигнальными «маячками». Смотрю на часы — удивительная пунктуальность. Обычно женщины опаздывают на свидание. Впрочем, у нас деловая встреча. Если то, что происходит можно так назвать.

Потом вижу: телохранители открывают дверцу лимузина. Из салона появляется мой ребенок, я его плохо узнаю, он в новом костюмчике и плаще цвета серебра. Хрупкая девочка из последнего видения?

Проклятье, за новые игрушки и шмотки хотят приобрести её душу? Ну-ну, господа…

Заметив меня, Мария отмахивает рукой, как крылом: сейчас, па! И ждет Александру, неспеша выбирающуюся из авто. Телохранитель передает когда-то моей любимой женщине модный прозрачный зонтик…

Они идут под этим зонтиком, маленькая девочка и женщина, и кажется, дочь и мама, и, кажется, что они не чают друг в друге души, и, кажется, уже поздно и программа SSS введена в действие.

— Па! — улыбается Мария. — Ты весь мокрый, — и, вырвав ладошку из руки «тети», передает свою судьбу мне. — Ты чего, па? У тебя нет зонта?

Я держу её ладошку в своей — нет, господа, у нас есть ещё шанс, быть может, последний, но он есть.

— Как дела, Лопухин? — говорит дама полусвета и смотрит открыто. Она в строгом деловом костюме с гибкой бриллиантовой брошкой $ в петличке. Прости, так получилось. Я проезжала мимо дома Машеньки и встретила её. Да, Мария?.. Мы провели веселое времечко, так?

— Ага, — отвечает ребенок и теребит за руку. — Па, а можно я покатаюсь на карусели?

— Конечно, детка, — улыбается Александра. — Сколько душа твоя пожелает.

После того, как моя дочь оседлала деревянного верблюда и поехал путешествовать вокруг планеты, женщина с брошкой $ попыталась накрыть меня зонтом:

— Простудишься и умрешь, — шутила.

— От этого не умирают, — сказал я, оставаясь под дождем. — Кстати, почему меня еще… того…

— Могли, Ваня, да скажи спасибо мне.

— Спасибо.

— Я — сука, да не до такой степени, чтобы забывать доброе и хорошее.

— Я не убиваю женщин, но тебя…

— А за что, Ванюха? — искренне рассмеялась. — Ты сам влип в эту историю и меня затащил в нее, как в койку.

— В койку затащила ты.

— Какая теперь разница, — отмахнулась. — Не получилась у меня жизнь с народом, не получилась. А потом: ставки слишком были высоки, Лопухин. Ты понимаешь, о чем я?

— Ставка — жизнь, — не без патетики проговорил.

— И это тоже, — и протянула руку в декоративно-матерчатой перчатке. Будь добр, дискетку. А то могу забыть… «Гейм-бой» вот забыли с Машей. — И отмахнула дочери на карусели. — Смешной ребеночек.