Порнограф - Сергей Валяев

Чай на мяте? Мир рушится, а мы будем хлебать чаек на мяте, блядь, промолчал я. Хотя почему бы и нет? В этом, может, и есть сермяжная правда нашей жизни: сидеть на краю пропасти, болтать ногами и получать удовольствие. Ладно, скрипел я зубами, чему быть, того не миновать, и потребовал, чтобы кипяточку залили в мою алюминиевую кружку. Она была старая и по размерам напоминала солдатскую каску. Я сел спиной к теплой печи и принялся обжигать губы жидкой мятой. Автомат приткнулся у моего бока, и мне показалось, что все это уже было. Не ходили мои ли деды Лопухины в лесных партизанах?..

— А чего вы с винтовками? — поинтересовалась Ая.

— Это автоматы Калашникова, красавица, — хрустнул сахарком Сосо Мамиашвили. — Много дурных людей, так?..

— Ой, и не говори, — хлюпала с блюдца Ая. — А вот собаки другое дело верные друзья.

Дуся, «утку», промолчал я и ушел на крылечко, чтобы не слышать известные откровения. Влажная темная стена отделяла меня от яростного мира. Там кроваво и опасно, а здесь тихо и обреченно. Больше всего меня пугала эта могильная тишина, когда ферма погружалась в сон, как в тяжелую и отравленную воду. Мне казалось, что я здесь мертвый. Хотя бы по той причине, что никто не заметит моего возможного исчезновения. Здесь моя живая душа превращалась в ничто. Именно этого испугался. Кому-то уединенный уголок показался бы раем, а для меня, человека действия и активной, прошу прощения, социальной позиции, — могилой.

Когда допил чай на мяте, то возникло неистребимое желание шваркнуть кружку в металлическую сетку вольера, чтобы взорвать в клочья кладбищенскую тишину. Не успел. Во мглистом пространстве возник устойчивый тукающий звук двигателя. Наконец-то господин Коробков на «Ниве» пожаловал из гостей. Если он там пропил Ванечку, пристрелю!

Отечественный дорожник качался на ухабах, как лодка в шторм. Свет фар трудно пробивал муть ночи. Собачья ферма вздыбилась, да, учуяв знакомый самогонный запах хозяина, приумолкла. А то, что папа Ая любил проклятую, знала последняя собака в округе. Лихо заехав во двор, «Нива» ткнулась бампером в сарайчик, который екнул, как живой, но удар выдержал.

— Ванюха! — восторженно взвопил собакозаводчик, выпадая из машины. Какими судьбами?

— Где дог, папа?

— Дог? Ах, Франкинштейн? — и, как швейцар, распахнул дверцу. — Выходи, любезный.

Пятнистый Ванечка выполнил команду, а, признав меня, метнулся навстречу, выкинув для поцелуя мокрый обмылок языка. Привет-привет, бродяга, затормошил я пса и… обмер.

— Папа! — рявкнул я. — Где ошейник, черт бы вас побрал?!

— Какой, блядь, ошейник, сынок?

Как я не пристрелил благодушного пьянчугу, не знаю. По сути он был малым незлобивым и души не чаял в своих питомцах, да вот, повторю, грешок за ним водился, и с этим ничего нельзя было поделать.

— Где ошейник, спрашиваю? — и вдавил дуло АКМ в жировые складкам обалдуя. — Пропил, папа?

— Ты чего, Ванюха? — трепыхался. — Чегось такой нервный?.. Я инвентарь — ни-ни!

— Тогда где?

— А з-з-зачем?

— Он мне дорог, как память.

— Ааа, как память? Интер-р-ресно.

На шум и крики явились Ая и князь Мамиашвили, потные от чаепития. (От чаепития ли?) Дочь и мой боевой товарищ кинулись выручать папу от меня, безумца с автоматом. Песики в домиках не остались безучастными к человеческому бедламу. И началось такое светопреставление…

Не знаю, чем бы дело закончилось, да высвобожденный собакозаводчик сгинул в сарайчике, где непродолжительное время матерился и ломал ноги. Потом выпал из него и в руках его широким куском кожи обнаруживался ошейник. Вырвав его, я обмацал кожаный ремень. Есть! Дискетка была на месте. Да-да, вот таким хитрожопым оказался Ванечка Лопухин. Упрятал миллионный кусок пластмассы в собачий ошейник. Какая бы блядь догадалась? Да, никакая.

На радостях я обнял папу Коробкова и попросил прощения. За моральные издержки собаководчику была выдана сумма, эквивалентная ста бутылкам самогона из Сучкино. Папа от счастья и будущего праздника прослезился. Дог Ванечка мельтешил под ногами и тоже был счастлив. Ая возмущалась нашим расточительством и пыталась отнять у папы ассигнацию.

Когда пришло время покидать милый уголок, возник вопрос о нашей транспортировки. Проблема решилась просто. Я глянул на старенькую «Ниву», а затем — на Сосо. Тот понял меня и бестрепетной рукой расплатился с Аяей. По ценам столичного автомобильного рынка в Южном порту. Честная девушка потеряла голову и впилась в княжеские уста. Сосо тоже растерялся и не знал, как себя вести с б/у женой друга. То ли отвечать взаимностью, то ли отбиваться из последних сил. Я пожал плечами и начал прощаться с Ванечкой: прости, пятнашка, при первом же удобном случае, вернешься ко мне и коту; дог меня прекрасно понял и нервно зевнул, мол, гляди в оба, Палыч, храни себя, как зеницу, блядь, ока.

Загрузившись в отечественный дорожник, мы с Сосо отмахнули обитателям зверофермы, и под полифоническое гавканье устремились во влажную ночь.

Там, мы знали, нас ждет город, где «Мертвые просыпаются. Обуваются. Открываются текущими толпами, плачущими безмолвно. Эти толпы в слезах влезают на столбы. Чтобы вывинтить лампочки. Большие куски нашей славы парят и витают во мраке.»

Риск — дело благородное, но мы решили сдержать свои благородные порывы, и вернулись в ночную столицу по проселочным дорогам. По мобильному телефончику я связался с Хулио и предупредил о нашем неурочном появлении в казино «Красная звезда». Без фраков. Есть успехи, Ваньо? Все есть, Хулио. И у нас новости… Приятные? Это как на них посмотреть, товарищ.

И мы поспешили в учреждение культуры, чтобы успеть сделать ставки на изумрудное жизнеутверждающее поле жизни. Секьюрити «Красной звезды» никогда в жизни не видели таких дорогих гостей — в черноземе, пропахших чесноком, с автоматическим оружием. Хорошо, что нас встречали, а то пришлось бы ввязаться в ближний бой.

Дальнейшие события развивались стремительно. Помятый и поднятый с постели хакер ожидал нас в компьютерном бункере. Я тиснул ему дискетку и назвал её пароль: $.

— Как? — не поняли меня.

— А вот так, — и нарисовал на бумаге знак: $.

— А вы уверены?!

— Уверен, мудак, — и передернул затвор АКМ. — Считаю до одного!..

Понятно, что товарищи меня разоружили, как армию, и предупредили, чтобы я больше так не шутил. В свою очередь я потребовал выполнить элементарную просьбу — нажать клавишу со значком $.

— Учти, ошибка равна смерти, Ваньо, — предупредил Хулио. — Откуда знаешь о $?

Я заорал, что не намерен рассказывать свою биографию с младенческих ногтей, мне или верят, или пошли все известно куда?.. Вот так всегда распахиваешь светлую душу свою, а в неё плюют желчной и завистливой слюной.

— Ладно, с нами Бог, — принял решение испанский коммунист и перекрестился.

И Боженька нам помог, помог, черт подери! Поманипулировав на клавиатуре, хакер задержал дыхание и с выражением боли на НТРовском лице утопил клавишу со значком $. Не верил таки, сукин сын. И что же? На экране дисплея выступили странные иероглифические обозначения, на которые все присутствующие уставились, не буду оригинальным, как бараны. Кроме хакера, разумеется. Тот, с вдохновением вглядываясь в экран, расцвел лицом, как майская роза на бюсте царской особы. Наступила тишина, было лишь слышно, как в наших грудных клетках хлюпают помпами окровавленные сердца.

Я поймал себя на мысле, что впервые чувствую сердце и его боль. Странно, такого никогда не было? Может, был мертвым, а теперь просыпаюсь, и поэтому начинаю чувствовать эту саднящую боль.

Наконец хакер прекратил пялиться на иероглифы и, откатившись на кресле с колесиками от дисплея, в задумчивости почесал стриженную потылицу. Этот жест мне не понравился: что ещё надо, мать твою хакера так?.. Этот вопрос повторил вслух. На меня зашикали, где культура общения с изнеженным представителем НТР?

— А пусть объяснится, — вредничал я. — Не для этого мы гецали жопами по Европам, чтобы смотреть на его ужимки.

— Молодой человек, — на это ответил хакер и нервно поправил на руке луковицу часов. Они были огромны и походили на попку павиана (в миниатюре). — Вы не хамите, если хотите…

Павиан компьютерный, промолчал я, прекрасно понял, что его не пристрелят, пока он не прочитает лекцию об основах ЭВМ. Я ощерился в долготерпимой улыбке и сделал вид, что заинтересовался собственными измызганными башмаками.

Закончив витать в облаках, хакер понес такую специфическую ахинею, что никто его не понял. Тогда Хулио хладнокровно напомнил, что для многих нас самым сложным техническим устройством в мире является мясорубка или автомат Калашникова, и поэтому просьба к мэтру объясниться на пальцах.

— Ну, что сказать, господа, — вздохнул на это хакер. — Мы имеет своего рода ключик… э-э-э… для запуска некого автоматизированного производства.