Стратегии счастливых пар - Валентин Бадрак

Создание странно иллюминированного, в чем-то бесстыдного, в чем-то сюрреалистического мира, в котором философско-литературные грезы доминируют над всеми остальными формами бытия, сделали Сартра и Симону непокорными героями времени, неподвластными какому-либо влиянию со стороны ранее существующих или приобретающих новый блеск символов. Порой создается впечатление, что эти два непримиримых с миром труженика, выступившие на одной ниве, сознательно создавали из своего союза очередной феномен. Их «не-семья» как нельзя лучше вписывается в созданную Сартром феноменологию, методологию искусственного формирования захватывающих, увлекающих и вопиющих символов. Наиболее удивительным кажется все же «природный феномен» – встреча на необъятных просторах планеты двух увлеченных идеями «феноменизации» своих личностей, не исключено – как уникального способа увековечивания.

Со временем взгляды Сартра несколько трансформировались. В этом присутствовала своя логика. Во-первых, с возрастом появлялось все меньше надобности в амурных похождениях. В откровенном письме Симоне он даже признался, что «ощущает себя мерзавцем» за свои легкомысленные связи. И хотя даже в шестьдесят лет в его сумбурной жизни было легковесное приключение с семнадцатилетней алжирской девочкой (в конце концов удочеренной), это скорее была борьба плоти с угасанием, и к этой борьбе его спутница жизни относилась с известным снисхождением. Во-вторых, он становился тяжеловеснее, серьезнее и мудрее и все больше места в жизни отводил философии. Эта область принадлежала исключительно Симоне, здесь она властвовала безраздельно, без конкурентов. В третьих, пришла долгожданная слава. Были шумные, переполненные людьми залы – его лекции. Были долгие и увлекательные путешествия, в том числе совместное с Симоной посещение СССР. Был эпохальный спор с Камю, прерванный трагической гибелью последнего. Были Нобелевская премия и горделивый отказ от нее в угоду своим принципам. Наконец, пришла старость, и дал о себе знать измученный невероятным трудом организм. Впрочем, он никогда и не собирался отказаться от Симоны, она всегда, даже в периоды безумно – разгульной жизни оставалась его единственной привязанностью. Он не искал ей альтернативы, просто не желал в своей жизни двойственности, так часто свойственной мужчинам: жить и любить одну, искать чувственного наслаждения с другой или другими и скрывать все это даже от себя. Он предложил открытое признание своей полигамной натуры, отказываясь от каких-либо требований к партнерше, но признавая свое право игнорировать ее требования. Но она поддерживала спутника и даже не думала выдвигать какие-либо требования. «Сам принцип брака непристоен, поскольку он превращает в право и обязанность то, что должно основываться на непроизвольном порыве» – таков был ее официальный ответ, закрепленный книгоиздателем. Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар не могли согласиться на обычный брак, который, по интересному замечанию психоаналитика Карен Хорни, имел бы фатальное сходство с чиновником, не подлежащим увольнению. Эти два человека прожили довольно странную совместную жизнь, но неизменно бережное отношение друг к другу, взаимное духовное обогащение и неослабевающая тяга к общению друг с другом убеждают нас в их праве на такой союз. Они были многим обязаны друг другу и осознанно ценили это. Эпохальная книга Симоны «Второй пол» была задумкой Сартра, любезно предложенной своей подруге; точно переданные женские переживания в его произведениях появились благодаря откровениям его спутницы. Они жили одним дыханием, обладали единой душой – поэтической и рациональной одновременно, блуждающей, словно во сне, поддающейся тайным импульсам и безумным порывам. Но это был их выбор.

Истинные отношение проверяются не столько жизнью, сколько смертью. А ведь последние семь лет жизни уже практически полностью слепого Сартра окутывало тепло преданности Симоны. И в эти годы спутница оставалась для него «его ясным умом», «товарищем, советчиком и судьей». О ментальной силе Симоны де Бовуар можно судить даже по такому, казалось бы, курьезному факту: Франсуаза Саган, фактически ее последовательница во взглядах и частая собеседница Сартра, старательно избегала встреч с ней…

Порой создается впечатление, что их платоническая связь претендует на то, чтобы возвыситься над всеми остальными формами взаимоотношений мужчины и женщины, ибо с презрительным снисхождением вытесняет секс и не замечает быта. Вдвоем они казались отрядом, боевым подразделением, добровольно брошенным на утверждение каких-то абсурдных и противоречащих морали теорем. Главное, что они дали друг другу, – удовлетворение претензии на самодостаточность, возможность полной самореализации. Блеск одного дополнял блеск другого, вместе они ослепляли миллионы современников, ведь невозможно не реагировать на неожиданную вспышку света, невозможно не замечать взрыва, игнорировать явную аномалию. «Его смерть разлучает нас. Моя не соединит нас снова. Просто великолепно, что нам было дано столько прожить в полном согласии».

Пять десятков лет совместно-раздельной семейно-неверной жизни, в которой они опирались на духовную силу друг друга, питались сходным миропониманием и сумели сохранить восхищение друг другом. Это были полвека радостного поклонения абсурду ради необузданной свободы и безграничной славы. Лукавили ли они? Играли ли они с миром в угоду созданным в общественном сознании виртуально призрачным образам эдакой величественно эпатажной, непредсказуемой пары, стоящей в стороне от всей Вселенной и упивающейся своими непостижимыми для остальных отношениями? Скорее всего, так оно и есть. Но правда заключается и в том, что их мировосприятие было искривленным с самого начала, словно они сами себя видели отраженными в кривом зеркале – даже не в зеркале, а в металлическом шаре, на котором изображения растекаются сюрреалистическими блинами. Они не были способны на обычное человеческое счастье в понимании среднего человека, но приспособили мир к себе, объединившись, нашли ему замену, близкий по форме эрзац вместо реального плода. Достойная ли это замена, не возьмется судить никто, но они и не претендовали на эталон счастья, они лишь раздвинули пределы восприятия его возможности.

Андрей Сахаров и Елена Боннэр

Ты – это я!

Жизнь продолжается. Мы вместе.

Как в старой сказке, сошлись две половинки души, полное слияние, единение, отдача – во всем, от самого интимного до общемирового. Всегда хотелось самой себе сказать – так не бывает!..